Никотиновая ловушка
Часть вторая
Часть третья
Строгий контроль и казарменное воспитание в семье - это нехорошо. Некоторые дети от такого способа выращивания начинают вести себя неправильно.
Моё поведение, по мнению мамы, с пелёнок было неподобающим - как же, по мнению мамы, было можно обходиться без организации домашней казармы с обысками? Вот росла я так, росла, сущее наказание, а не ребёнок, а в подростковом возрасте убила секретаря райкома партии закурила. Что и требовалось доказать - вот они, врождённые низменные склонности. Как говорил старик Синицкий - «мой первый слог на дне морском, на дне морском второй мой слог». Куда уж ниже.
В конце 70-х курящие девушки очень порицались, т.к. курение среди молодёжи (я уже молчу про школьников, и тем более школьниц) было несовместимо с благородным обликом будущего строителя коммунизма. Руководящие, следящие и воспитывающие органы подозревали, что это было тлетворное влияние запада. Разврат, короче. А от разврата до предательства Родины - один шаг. Особенно в 15 лет.
В конце 70-х годов возраст 15 лет - это вам не шуточки. 15-летняя девушка тогда и 15-летняя девушка сейчас - две большие разницы. Недоразвитое пятнадцатилетнее существо 70-х обязано было тащить на хрупких плечах девственные образы Татьяны Лариной и Наташи Ростовой, волшебным образом сочетая их с патриотизмом Зои Космодемьянской, а также с организационными принципами и нормами внутрикомсомольской и общественной жизни.
После окончания 8-го класса мама как обычно отправила меня в пионерский лагерь - на свежий воздух. В то время в п\лагерях была наивная детская должность - председатель совета дружины. В ранней юности я выглядела очень серьёзным и некрасивым очкариком, поэтому меня всегда куда-нибудь выбирали, а очкастая девочка как нельзя лучше подходила для почётного места какой-нибудь старосты или председателя. Помимо глупых обязанностей принимать рапорты от эээ-э-э… председателей отрядов на ежедневных утренних и вечерних линейках-построениях, счастливец, назначенный на главный пионерский пост лагеря, имел некоторые поблажки, как то - пересечение периметра детского лагеря и нахождение вне зоны внимания вожатых. В общем, иногда мне разрешалось выходить за забор. А другим детям это было строго запрещено, да.
И, конечно, некоторые развращённые девочки нашего отряда не преминули воспользоваться моей свободой - упросили купить сигареты в ближайшем сельпо. Сельпо - это такой минимаркет в деревне, где продавалось всё: от галош и лопат до кабачковой икры и хлеба. Сигареты тоже были. Дешёвые марки быстро разбирались местным населением, а «Золотое руно» и «Ява 100» пылились на витрине, ожидая покупателя. То-есть, меня.
К покупке сигарет готовились всей девочковой палатой. Мои хвостики и бантики пришлось превратить в пучочек на затылке, который надёжно закрепили шпильками. Я должна была выглядеть как можно взрослее. Далее, в строжайшей тайне за отдалёнными кустами (поскольку в палате в течение дня находиться запрещалось) была произведена репетиция. У продавца не должно было появиться ни малейшего подозрения, что я лагерная организованно отдыхающий ребёнок, сбежавший из-под присмотра. А то, мало ли что… вдруг к начальству лагеря припрётся или милицию вызовет. Ведь это был советский продавец.
Зрители-приёмная комиссия расположились амфитеатром вокруг пенька, изображавшего прилавок. За «прилавок» встала опытная девочка Валя, обещавшая научить нас курить. Ну, поехали. Валя отвернулась в сторону, изображая скучающего сотрудника магазина.
- Будьте добры, пожалуйста, дайте пачку явы.
- Ты что ли в этот.. в музей что ли пришла? «Будьте добры», «пожалуйста». Разве так покупают?
- А разве не так покупают?
- Не, не так. Ты как с луны свалившись. Надо вот как: «Пачкуявы!» Давай, пробуй. Ну, говори: «Пачкуявы!»
- Ппа-па… Щас. Ппачку явы.
- Да что ты как будто милостинку просишь. Так она сразу тебя прогонит. Ты понаглей, понаглей говори!
- Как это?
- Пачкэ явэ-а! - напористо сказала Валя. - Повтори.
Я воспроизвела интонацию и полностью удовлетворила Валю и «приёмную комиссию».
- А может мне очки снять?
- Ну-ка, давай. Не-не, верни обратно! Ты без них ващще как из детсада!
Мне вручили деньги на две «пачкэ явэ» и проводили «за периметр». К сельпо я не шла, а летела на крыльях. Во-первых, невероятное ощущение свободы придавало мне силы. Во-вторых, предчувствие вкушения запретного, очень запретного плода, сносило голову. Я и моргнуть не успела, как оказалась у входа в магазинчик. Немного помявшись у порога, вошла.
- Две явы-сто, пожалуйста, - выпалила я, забыв о правильной интонации.
- А не рановато ли тебе сигареты покупать? Ты чья, не признаю что-то? Приехала к кому, что ли?
- А я не себе покупаю, я папе (на то время уж три года было, как папа умер, земля ему пухом, он бы мне голову отшиб, если б…). Мы сюда на рыбалку приехали, а Димка, братик (я в семье единственный ребёнок, ни брата, ни сестры никогда не было), ногу порезал, так папа все выкурил на нервах. Мы здесь, недалеко, на речке.
- Ох, а как же с маленьким-то? И сильно порезался мальчишечка? - заохала тётенька за прилавком, выдавая мне две пачки явы-сто.
- Да нет, уж зелёнкой замазали и перебинтовали. Он теперь хнычет, что купаться нельзя. А так всё в порядке. Спасибо. Ну, я пошла.
- Ну, иди, дочка, до свидания.
Я была собой довольна целых пять минут - пока не сообразила, что возможно в следующий раз тётенька-продавец меня признает, и что я тогда буду сочинять?.. А, впрочем, что такого? Может наша семья регулярно выезжать на рыбалку? Может мой папа посылать свою дочь за сигаретами? Может, конечно. Только это какой-то несоветский папа получается…
А, ерунда! Ну, сбегаю на станцию, если понадобится. Если мне курить понравится. Далековато, но зато там всем продают, особенно, когда народ на электричку собирается.
Сигареты были доставлены, время и место растления некурящих назначены. Девочки, старательно затягиваясь, кашляли, как Проня Прокоповна в лавке. А я…
В общем, скажу я вам, на никотин подсела с первой же затяжки, минуя все обязательные неприятные ощущения. Меня не поражал удушливый кашель, почти не одолевала тошнота и чрезмерное слюноотделение - я испытала лёгкое приятное головокружение. Через пару часов, косясь на зелёные лица подружек, я позвала Валю покурить.
Со второй смены пионерского лагеря и начался мой длинный стаж табакокурения. Постепенно появилась куча проблем - вонища изо рта, мокрота, с хрипением елозящая в дыхательных путях, пока ещё небольшая одышка, периодическая головная боль, и - зависимость! Любое приятное времяпрепровождение, любое мероприятие теряло всю свою прелесть, если в сумочке или кармане не было заветной пачки сигарет.
«Но если есть в кармане пачка сигарет
Значит всё не так уж плохо на сегодняшний день»
Это В. Цой про меня и мне подобных спел.
Дома быстро унюхали преступный запах. Но ведь всегда можно было отвертеться - мало ли кто курил рядом. А пусть я даже и рядом стояла, это ведь не преступление! Правда, мама так не считала. Почти всё, что я делала, считалось преступлением. Такая у неё была любовь. Как у бабушки Саши Савельева из романа Санаева «Похороните меня за плинтусом».
Приходилось очень сильно изворачиваться - вплоть до использования перчаток и заматывания головы полотенцем во время курения на балконе. Ну, чтобы волосы и пальцы не пахли дымом.
Если маму я боялась, как огня, то на школьных учителей мне было плевать. Поэтому на большой перемене мы с подругой Светкой убегали к ней домой - попить чаю и покурить. Собственно, Света никогда не курила, но мне всегда сочувствовала и воровала сигареты без фильтра типа «Прима» у своего отчима. Накурившись термоядерной Примы, я шла на урок. Если приглашали к доске - отвечала, «дыша духами и туманами». За преступное занятие меня вызвали к директору школы для проработки. Наверное, боялись, что я Родину продам. А я боялась, что расскажут маме. Конечно, они рассказали. Досмотры и допросы дома были усилены.
- Не курю я, не курю! Ничего не знаю! Что они на меня наговаривают! Я и курить-то не умею, ыыыыыы-ы-ы-ы!!!
- Но ведь запах! Я же чувствую! Что ты всё время врёшь!
- Это не мой запах, это не я курила!
- Врёшь, ну как всегда врёшь! И в кого ты такая уродилась!
- А я всё равно не курила! У меня и сигарет нет! Не курила! Это не я.
- Погибнешь! Послушай мать хоть раз! Погибнешь от рака лёгких. Или от туберкулёза.
- Твоя тётя Тамара с войны туберкулёзом болеет, да всё жива-здорова. И курит к тому же.
- Не твоё дело взрослых судить! Где сигареты?
- Какие ещё сигареты? Да откуда у меня? Нету, нет, не курю я!
Мама неслась к моей сумке и вытряхивала содержимое на пол. Щазз! Я что, идиотка - такую улику в сумке хранить? Целая пачка хранилась в подъезде за радиатором, а по одной сигарете было заныкано в разных неожиданных уголках квартиры: за книгами в шкафу, в старых документах, в антикварном фарфоровом чайничке, в оторванной кукольной голове, в коробке с фотоувеличителем и прочих удобных местах. Хоть мама и была опытным сыщиком, но с поличным она меня за всё время моего курения не поймала ни разу. Наверное, потому что я усиленно просила Приглядывающего за человеками о помощи в своих комсомольских мероприятиях.
Я в Него в то время не слишком-то и верила, но на всякий случай… а вдруг надо… но в точности я не знала - как надо, и молилась по-своему. Примерно так: «Отче наш! Дорогой всеобщий отец! Будьте здоровы и вечны, всенародный и всемогущий папа, на небе и на земле. Хлебушка подавайте ежедневно и вдруг что не так, то простите. И я всех прощаю, так и быть, кроме дяди Андрюши, чтоб он сгорел. И не ломайте кайф, подайте жить, как хочется, а то окружающие задолбали. Пусть про меня все забудут, а всё остальное хрень на постном масле. Аминь во веки веков! И ныне. И присно. И что там ещё. Алилуия. Пожалуйста. Спасибо»
В классе курила ещё одна девочка, из неблагополучной семьи с выпивающей заводской мамой, и я - с культурной мамой, обременённой степенью кандидата медицинских наук. Почти все мальчики-одноклассники занимались спортом и были жутко положительными. А я была вот таким выродком. Которому курить хотелось всегда и везде.
После окончания школы получалось немного жить своей жизнью, в перерывах между работой, учёбой и сном - с утра на работу, потом в вечерний институт, потом немного личного времени. И - сигарета в свободную минутку. В то время девушке дымить на улице считалось неприличным. Могли сделать замечание, а то и обругать - всем до всего было дело. Я пряталась - в беседки, за кусты, искала укромные лавочки. Мне было неудобно курить «на людях». Чтобы спокойно насладиться никотином, я даже с утра вставала на 40 минут раньше, доезжала до парка, что был неподалёку от моей работы, устраивалась на лавочке перед театром им. Моссовета и, наслаждаясь покоем, закуривала.
Однажды ко мне подсела немолодая женщина. Я завела глаза под лоб и приготовилась к тираде о вреде табака. Но дама, извинившись, попросила сигарету. Втайне я была польщена, а она немного смущена.
- Знаете, - сказала она, - ведь хлеба постесняешься попросить, а вот эту гадость…
Женщина была права - сигареты часто «стреляли» на улице у незнакомых людей, и в просьбе отказывали в то нищеватое время редко.
- Вы недавно курите? Бросайте, милочка, это занятие как можно скорее, пока не втянулись. Вы, наверное, не представляете, какой вред себе наносите.
Дама из прошлого была немногим старше меня теперешней.
Подошла бы я сейчас к восемнадцатилетней девушке в парке с подобной просьбой? Вряд ли… Но сейчас и время другое, и немолодые дамы другие, и юные девушки тоже…
Я как-нибудь продолжу эту тему - расскажу, как и почему я бросила курить.
Часть третья
Строгий контроль и казарменное воспитание в семье - это нехорошо. Некоторые дети от такого способа выращивания начинают вести себя неправильно.
Моё поведение, по мнению мамы, с пелёнок было неподобающим - как же, по мнению мамы, было можно обходиться без организации домашней казармы с обысками? Вот росла я так, росла, сущее наказание, а не ребёнок, а в подростковом возрасте убила секретаря райкома партии закурила. Что и требовалось доказать - вот они, врождённые низменные склонности. Как говорил старик Синицкий - «мой первый слог на дне морском, на дне морском второй мой слог». Куда уж ниже.
В конце 70-х курящие девушки очень порицались, т.к. курение среди молодёжи (я уже молчу про школьников, и тем более школьниц) было несовместимо с благородным обликом будущего строителя коммунизма. Руководящие, следящие и воспитывающие органы подозревали, что это было тлетворное влияние запада. Разврат, короче. А от разврата до предательства Родины - один шаг. Особенно в 15 лет.
В конце 70-х годов возраст 15 лет - это вам не шуточки. 15-летняя девушка тогда и 15-летняя девушка сейчас - две большие разницы. Недоразвитое пятнадцатилетнее существо 70-х обязано было тащить на хрупких плечах девственные образы Татьяны Лариной и Наташи Ростовой, волшебным образом сочетая их с патриотизмом Зои Космодемьянской, а также с организационными принципами и нормами внутрикомсомольской и общественной жизни.
После окончания 8-го класса мама как обычно отправила меня в пионерский лагерь - на свежий воздух. В то время в п\лагерях была наивная детская должность - председатель совета дружины. В ранней юности я выглядела очень серьёзным и некрасивым очкариком, поэтому меня всегда куда-нибудь выбирали, а очкастая девочка как нельзя лучше подходила для почётного места какой-нибудь старосты или председателя. Помимо глупых обязанностей принимать рапорты от эээ-э-э… председателей отрядов на ежедневных утренних и вечерних линейках-построениях, счастливец, назначенный на главный пионерский пост лагеря, имел некоторые поблажки, как то - пересечение периметра детского лагеря и нахождение вне зоны внимания вожатых. В общем, иногда мне разрешалось выходить за забор. А другим детям это было строго запрещено, да.
И, конечно, некоторые развращённые девочки нашего отряда не преминули воспользоваться моей свободой - упросили купить сигареты в ближайшем сельпо. Сельпо - это такой минимаркет в деревне, где продавалось всё: от галош и лопат до кабачковой икры и хлеба. Сигареты тоже были. Дешёвые марки быстро разбирались местным населением, а «Золотое руно» и «Ява 100» пылились на витрине, ожидая покупателя. То-есть, меня.
К покупке сигарет готовились всей девочковой палатой. Мои хвостики и бантики пришлось превратить в пучочек на затылке, который надёжно закрепили шпильками. Я должна была выглядеть как можно взрослее. Далее, в строжайшей тайне за отдалёнными кустами (поскольку в палате в течение дня находиться запрещалось) была произведена репетиция. У продавца не должно было появиться ни малейшего подозрения, что я лагерная организованно отдыхающий ребёнок, сбежавший из-под присмотра. А то, мало ли что… вдруг к начальству лагеря припрётся или милицию вызовет. Ведь это был советский продавец.
Зрители-приёмная комиссия расположились амфитеатром вокруг пенька, изображавшего прилавок. За «прилавок» встала опытная девочка Валя, обещавшая научить нас курить. Ну, поехали. Валя отвернулась в сторону, изображая скучающего сотрудника магазина.
- Будьте добры, пожалуйста, дайте пачку явы.
- Ты что ли в этот.. в музей что ли пришла? «Будьте добры», «пожалуйста». Разве так покупают?
- А разве не так покупают?
- Не, не так. Ты как с луны свалившись. Надо вот как: «Пачкуявы!» Давай, пробуй. Ну, говори: «Пачкуявы!»
- Ппа-па… Щас. Ппачку явы.
- Да что ты как будто милостинку просишь. Так она сразу тебя прогонит. Ты понаглей, понаглей говори!
- Как это?
- Пачкэ явэ-а! - напористо сказала Валя. - Повтори.
Я воспроизвела интонацию и полностью удовлетворила Валю и «приёмную комиссию».
- А может мне очки снять?
- Ну-ка, давай. Не-не, верни обратно! Ты без них ващще как из детсада!
Мне вручили деньги на две «пачкэ явэ» и проводили «за периметр». К сельпо я не шла, а летела на крыльях. Во-первых, невероятное ощущение свободы придавало мне силы. Во-вторых, предчувствие вкушения запретного, очень запретного плода, сносило голову. Я и моргнуть не успела, как оказалась у входа в магазинчик. Немного помявшись у порога, вошла.
- Две явы-сто, пожалуйста, - выпалила я, забыв о правильной интонации.
- А не рановато ли тебе сигареты покупать? Ты чья, не признаю что-то? Приехала к кому, что ли?
- А я не себе покупаю, я папе (на то время уж три года было, как папа умер, земля ему пухом, он бы мне голову отшиб, если б…). Мы сюда на рыбалку приехали, а Димка, братик (я в семье единственный ребёнок, ни брата, ни сестры никогда не было), ногу порезал, так папа все выкурил на нервах. Мы здесь, недалеко, на речке.
- Ох, а как же с маленьким-то? И сильно порезался мальчишечка? - заохала тётенька за прилавком, выдавая мне две пачки явы-сто.
- Да нет, уж зелёнкой замазали и перебинтовали. Он теперь хнычет, что купаться нельзя. А так всё в порядке. Спасибо. Ну, я пошла.
- Ну, иди, дочка, до свидания.
Я была собой довольна целых пять минут - пока не сообразила, что возможно в следующий раз тётенька-продавец меня признает, и что я тогда буду сочинять?.. А, впрочем, что такого? Может наша семья регулярно выезжать на рыбалку? Может мой папа посылать свою дочь за сигаретами? Может, конечно. Только это какой-то несоветский папа получается…
А, ерунда! Ну, сбегаю на станцию, если понадобится. Если мне курить понравится. Далековато, но зато там всем продают, особенно, когда народ на электричку собирается.
Сигареты были доставлены, время и место растления некурящих назначены. Девочки, старательно затягиваясь, кашляли, как Проня Прокоповна в лавке. А я…
В общем, скажу я вам, на никотин подсела с первой же затяжки, минуя все обязательные неприятные ощущения. Меня не поражал удушливый кашель, почти не одолевала тошнота и чрезмерное слюноотделение - я испытала лёгкое приятное головокружение. Через пару часов, косясь на зелёные лица подружек, я позвала Валю покурить.
Со второй смены пионерского лагеря и начался мой длинный стаж табакокурения. Постепенно появилась куча проблем - вонища изо рта, мокрота, с хрипением елозящая в дыхательных путях, пока ещё небольшая одышка, периодическая головная боль, и - зависимость! Любое приятное времяпрепровождение, любое мероприятие теряло всю свою прелесть, если в сумочке или кармане не было заветной пачки сигарет.
«Но если есть в кармане пачка сигарет
Значит всё не так уж плохо на сегодняшний день»
Это В. Цой про меня и мне подобных спел.
Дома быстро унюхали преступный запах. Но ведь всегда можно было отвертеться - мало ли кто курил рядом. А пусть я даже и рядом стояла, это ведь не преступление! Правда, мама так не считала. Почти всё, что я делала, считалось преступлением. Такая у неё была любовь. Как у бабушки Саши Савельева из романа Санаева «Похороните меня за плинтусом».
Приходилось очень сильно изворачиваться - вплоть до использования перчаток и заматывания головы полотенцем во время курения на балконе. Ну, чтобы волосы и пальцы не пахли дымом.
Если маму я боялась, как огня, то на школьных учителей мне было плевать. Поэтому на большой перемене мы с подругой Светкой убегали к ней домой - попить чаю и покурить. Собственно, Света никогда не курила, но мне всегда сочувствовала и воровала сигареты без фильтра типа «Прима» у своего отчима. Накурившись термоядерной Примы, я шла на урок. Если приглашали к доске - отвечала, «дыша духами и туманами». За преступное занятие меня вызвали к директору школы для проработки. Наверное, боялись, что я Родину продам. А я боялась, что расскажут маме. Конечно, они рассказали. Досмотры и допросы дома были усилены.
- Не курю я, не курю! Ничего не знаю! Что они на меня наговаривают! Я и курить-то не умею, ыыыыыы-ы-ы-ы!!!
- Но ведь запах! Я же чувствую! Что ты всё время врёшь!
- Это не мой запах, это не я курила!
- Врёшь, ну как всегда врёшь! И в кого ты такая уродилась!
- А я всё равно не курила! У меня и сигарет нет! Не курила! Это не я.
- Погибнешь! Послушай мать хоть раз! Погибнешь от рака лёгких. Или от туберкулёза.
- Твоя тётя Тамара с войны туберкулёзом болеет, да всё жива-здорова. И курит к тому же.
- Не твоё дело взрослых судить! Где сигареты?
- Какие ещё сигареты? Да откуда у меня? Нету, нет, не курю я!
Мама неслась к моей сумке и вытряхивала содержимое на пол. Щазз! Я что, идиотка - такую улику в сумке хранить? Целая пачка хранилась в подъезде за радиатором, а по одной сигарете было заныкано в разных неожиданных уголках квартиры: за книгами в шкафу, в старых документах, в антикварном фарфоровом чайничке, в оторванной кукольной голове, в коробке с фотоувеличителем и прочих удобных местах. Хоть мама и была опытным сыщиком, но с поличным она меня за всё время моего курения не поймала ни разу. Наверное, потому что я усиленно просила Приглядывающего за человеками о помощи в своих комсомольских мероприятиях.
Я в Него в то время не слишком-то и верила, но на всякий случай… а вдруг надо… но в точности я не знала - как надо, и молилась по-своему. Примерно так: «Отче наш! Дорогой всеобщий отец! Будьте здоровы и вечны, всенародный и всемогущий папа, на небе и на земле. Хлебушка подавайте ежедневно и вдруг что не так, то простите. И я всех прощаю, так и быть, кроме дяди Андрюши, чтоб он сгорел. И не ломайте кайф, подайте жить, как хочется, а то окружающие задолбали. Пусть про меня все забудут, а всё остальное хрень на постном масле. Аминь во веки веков! И ныне. И присно. И что там ещё. Алилуия. Пожалуйста. Спасибо»
В классе курила ещё одна девочка, из неблагополучной семьи с выпивающей заводской мамой, и я - с культурной мамой, обременённой степенью кандидата медицинских наук. Почти все мальчики-одноклассники занимались спортом и были жутко положительными. А я была вот таким выродком. Которому курить хотелось всегда и везде.
После окончания школы получалось немного жить своей жизнью, в перерывах между работой, учёбой и сном - с утра на работу, потом в вечерний институт, потом немного личного времени. И - сигарета в свободную минутку. В то время девушке дымить на улице считалось неприличным. Могли сделать замечание, а то и обругать - всем до всего было дело. Я пряталась - в беседки, за кусты, искала укромные лавочки. Мне было неудобно курить «на людях». Чтобы спокойно насладиться никотином, я даже с утра вставала на 40 минут раньше, доезжала до парка, что был неподалёку от моей работы, устраивалась на лавочке перед театром им. Моссовета и, наслаждаясь покоем, закуривала.
Однажды ко мне подсела немолодая женщина. Я завела глаза под лоб и приготовилась к тираде о вреде табака. Но дама, извинившись, попросила сигарету. Втайне я была польщена, а она немного смущена.
- Знаете, - сказала она, - ведь хлеба постесняешься попросить, а вот эту гадость…
Женщина была права - сигареты часто «стреляли» на улице у незнакомых людей, и в просьбе отказывали в то нищеватое время редко.
- Вы недавно курите? Бросайте, милочка, это занятие как можно скорее, пока не втянулись. Вы, наверное, не представляете, какой вред себе наносите.
Дама из прошлого была немногим старше меня теперешней.
Подошла бы я сейчас к восемнадцатилетней девушке в парке с подобной просьбой? Вряд ли… Но сейчас и время другое, и немолодые дамы другие, и юные девушки тоже…
Я как-нибудь продолжу эту тему - расскажу, как и почему я бросила курить.