ДЕСАНТНИКИ Глава I. Начало
Дорогие друзья!
Как я уже говорил в одном из постов, буду публиковать некоторые фрагменты из своих архивов и воспоминаний.
Сегодня - о службе в ВДВ.
Воспоминания об армии
Посвящается моему другу гвардии старшине ВДВ
Константину Борисовичу Павлóвичу
Глава I. Начало
Успел. Двери с шипением закрылись. Еле отдышавшись, я прошел в салон электрички. Раннее утро 28 октября 1971 года. Я еду на занятия в техникум. Каждое утро по будням начиналось с электрички.
Два года назад каждый день мы также ездили в Индустриальный техникум на факультет "Геофизические методы поиска и разведки полезных ископаемых" с моим другом Толяном (Анатолием Григорьевым). Отучились мы вместе один семестр, потом я задурил, была "знаменитая" (в узких кругах) эпопея поездки в Сибирь. Одним словом, летом я вновь поступал на первый курс этого же техникума. Осенью 71-го я учился на втором курсе, Толян - на третьем. У нас почему-то в техникуме часто практиковались нулевые пары, которые начинались в 8 утра. Когда у него, либо у меня была нулевая пара, в Питер мы ездили по одиночке. Вот и в это пасмурное, по-ленинградски, утро, сев на привычное место с правой стороны у окна лицом по ходу электрички, я смотрел на мокрые, уже голые деревья, мелькающие за окном, и думал о том, что будет сегодня, и понимал, что сегодня будет то же, что уже происходит практически на протяжении двух месяцев.
После первого курса я поехал в первую в своей жизни экспедицию на Кольский полуостров.
Там все было здорово. Но кроме массы положительных эмоций и закрепления понимания, что профессию я выбрал правильно, оказалось, что я за два месяца в поле заработал огромные (по тем временам и для меня) деньги - 480 рублей. Стипендия, кстати, у меня была 15 рублей. Это так, для сравнения. 280 рублей я, по честному, отдал Маринке, моей старшей сестре, с которой мы в тот период жили вдвоем, а 200 оставил себе, думал, что куплю что-нибудь толковое - уж очень хотелось рассказать друзьям об экспедиционных перипетиях, естественно, рассказать не на "сухую". И вот после встречи 1 сентября сама собой образовалась новая традиция - после занятий шли в какую-нибудь кафэшку или к кому-нибудь домой, покупали вино или пиво и "разговаривали". И так практически каждый день. Естественно, это уже начало сказываться на учебе, а самое главное - мне это уже все давным-давно надоело. Но компания у нас подобралась дружная, и каждый день кто-нибудь из нас требовал "продолжения банкета".
Вот такие грустные мысли ползли в тяжелой, после вчерашнего, голове. Воображение у меня всегда было богатое. Я легко представил, что будет через месяц, в крайнем случае, после зимней сессии. Меня, наверняка, исключат из техникума, проболтаюсь непонятно как и где до мая, а потом загремлю в армию.
От Пушкина до Витебского вокзала 5 остановок. Последняя перед Питером - Воздухоплавательный парк. На ней, кстати, не всегда электрички останавливались. И вот когда двери электрички закрылись после станции Купчино, у меня уже родилось решение: зачем ждать исключения из техникума, зачем ждать весны, когда все можно сделать сейчас, осенью, да, впрочем, прямо сейчас.
Вышел на станции Воздухоплавательный парк, перешел на другую сторону и поехал обратно - в Пушкин. Прихожу в Пушкине в военкомат и иду к военкому. Принял он меня сразу же. Я захожу к нему и говорю: "Призывник такой-то, заберите меня в армию". Седой подполковник быстро вскидывает на меня глаза и огорошивает встречным вопросом: "Кого убил?" "Чего, чего?" - переспрашиваю. Он говорит: "Ну, чего натворил-то, что в армию собрался, раз у тебя есть отсрочка до окончания техникума еще аж на три года?" "Да вот хочу со своим призывом отслужить", - отвечаю я, и большая доля правды в этом есть. В техникуме, в моей группе, да и в других тоже, были ребята после армии. Из их рассказов я уяснил, что лучше служить со своим призывом, чтобы потом не дразнили переростком, и вообще, со своими ровесниками всегда легче установить контакт.
Военком направил меня на медкомиссию, которая, кстати, работала последний день. Пройдя всех врачей - везде годен, в одних трусах сижу в небольшой очереди, среди таких же как я, перед дверью призывной комиссии. Когда очередной призывник выходит, все у него спрашивают: "Куда?" Я слышал только два варианта ответа: в радиотехнические войска или в стройбат. В стройбат мне не хотелось, а радиотехнические войска - это, вроде, было подходяще, так как учился я на геофизика, а это - электронная аппаратура. Вот и подумал, что в армии приобрету дополнительные знания по этой части. Когда очередь дошла до меня, я оказался посредине большой комнаты, перед длинным столом, за которым сидели военком, милиционер, какие-то женщины, молодой парень (как я потом понял, кто-то из райкома комсомола), сидели два ветерана с медалями и орденами. Доложив свою фамилию, я стал ждать.
Комиссия почему-то вдруг оживленно начала переговариваться, военком передавал всем членам комиссии какой-то листок (как потом оказалось, моя характеристика из приписного свидетельства. Приписывался я в качестве призывника в 9 классе, тогда был комсоргом класса, и характеристика, естественно, была супер положительной - так как это я уже после 9 класса школу бросил и пошел в техникум). И вот вдруг военком мне говорит: "Мы предлагаем тебе служить в ВДВ". Стыдно сейчас сказать, но с таким же успехом он мог бы мне сказать "АБВГД" или любой другой набор букв. "А что это такое?" - спросил я. "Как что? Воздушно-десантные войска!" Тут у меня дух захватило, причем по двум причинам. Первая причина, скажу честно, - от страха. Так как я уже говорил, что воображение у меня богатое, тут же мне представилась картина: лечу я к земле, парашют не раскрылся и проклинаю тот миг и час, когда я дал согласие служить в этих самых незнакомых ВДВ. А второе ощущение, наоборот, - радость и мысли в голове пронеслись примерно такие: "Ух-ты, круто! Десантником буду… Драться научат… Берет голубой… Девчонкам нравится…"
И с секундной заминкой я бодро сказал: "Согласен". Но военком опытным взглядом все-таки заметил мое замешательство и он еще спросил: "А с парашютом прыгать не испугаешься?" Я отогнал уже виденную мысленно картинку и просто ответил: "Другие же прыгают, значит и я смогу". А надо сказать, что не то, что прыгать, я на самолете ни разу не летал, но был уверен, что не спасую. "Тогда так и сделаем", - сказал военком и объявил: "11 ноября на собеседование - сюда, 12-го - с ложкой, кружкой, с продуктами на сутки также прибудешь сюда".
Пошел домой. Дома никого. Сестра на работе. Потом все-таки поехал в техникум сказать своим друзьям, что на меня, на предмет загульных компаний, больше могут не рассчитывать.
11 ноября пришел на собеседование.
Для ВДВ отобрали из всего Пушкина 9 человек. Нас собрали в зале. Военком коротко рассказал о Воздушно-десантных войсках, сказал, что скорее всего нас направят в учебку, в Литву, но предупредил, что краснеть за нас он не хотел бы и самое страшное, если среди нас будут отказчики (впервые услышал это слово), то есть те, кто побоится прыгать. Военком был, видимо, очень мудрым человеком и действительно не хотел за нас краснеть, потому что он вдруг сказал: "Сейчас я объявлю перерыв на 10 минут на перекур, после перерыва те, кто твердо решил служить в ВДВ и не побоится прыгать, возвращаются в этот зал, кто спасует, пусть приходит завтра ко мне на прием. Направлю в другие войска". Мы вышли, причем вроде бы все были друг у друга на виду, стояли на улице, кто курил - курил (я к тому времени уже бросил). Через 10 минут мы вернулись в зал, и вдруг я увидел, что нас только 8. Значит, кто-то один струхнул.
Вечером устроил для друзей отвальную, всё как полагается: выпили, попели песен геологических, лег спать, проводив друзей. Утром мама и Маринка, и Толян, конечно, пошли провожать меня до военкомата. Накануне приехал батя, с которым мама была в разводе, подарил мне свои часы, обнял, сказал: "Служи честно, сынок".
У военкомата нас посадили в автобусы, причем, всем говорили, в частности, родителям, что везут нас на сборный пункт куда-то в Ленинградскую область. Как я потом понял, на самом деле обманывали специально, потому что буквально через 10 минут мы высаживались на территории 5-го военного городка на улице Огородной, буквально в двух шагах от моего дома. Удрать нельзя было, мобильных телефонов тогда не было, телефона у меня и в коммунальной квартире не было, одним словом, никак нельзя было сообщить, что мы совсем рядом.
А 12 ноября, похоже, был выходной день, потому что сестра была дома. Когда нас построили в колонны и вывели за ворота, я все думал: куда нас поведут? Ближе всего было вести на станцию в Павловск, но тогда мы должны были пройти прямо мимо моего дома, так оно и оказалось. Мы жили на первом этаже, но окна нашей комнаты выходили внутрь военного училища. Но меня увидел сосед, я ему помахал. Он, видимо, сказал Маринке, и очень быстро она догнала нашу колонну. К ней сразу же стал "клеится" сержант, который приехал за нами. Маринка (царство ей небесное), не будь дурочкой, всячески старалась его расположить к себе, говоря о том, чтобы братика не обижали. Я помалкивал.
Посадили нас в тупике у Павловского вокзала в плацкартные вагоны, и мы поехали.
Приехали ночью. На какой-то станции, где даже не платформа, а просто место рядом с составом освещалось прожекторами, где-то лаяли собаки, что-то такое было тревожное и муторное, мы выходили не проснувшиеся из вагонов, нас строили, пересчитывали, перекликивали, потом куда-то повели, практически в полной темноте. Оказалось, привели нас в баню. В бане, после того как мы разделись и в приготовленные наволочки затолкали свою гражданскую одежду и на наволочке, слюнявя химический карандаш, подписали свой домашний адрес, в чем мать родила, все пошли в сторону банного зала. В предбаннике сидел здоровущий мордоворот в кальсонах, рубахе, перед ним стояло ведро с какой-то белой, жутко пахнущей бурдой, а в руках у него была длинная малярная кисть. Он приказывал каждому встать перед ним, расставив ноги и раскинув руки, потом макал свою кисть в это ведро и тыкал нам подмышки и в пах. Как я понял, это была санобработка. Потом мы мылись, а кто еще не был стриженный, того стригли. Я сам подстригся за несколько дней до призыва.
Да, забыл сказать, когда выгрузились из вагонов и стояли в темноте, подошел ко мне какой-то солдатик, сказал: "Хочешь в клёвое место распределят служить?" Ну а кто не хочет? Конечно же, хотел. Тогда он сказал: "Давай махнемся часами". Часы были подарком отца, правда, старенькие, "Победа" назывались. Ну, думаю, ладно, может как раз и послужат батины часы хорошему началу службы. Мы "махнулись". Уже в бане увидел, что у меня часы без стрелок: ни минутной, ни часовой. Одним словом, выбросил я их. Неприятно стало. Ну, ладно, думаю, пусть будет это на совести того солдатика.
После бани нам выделили обмундирование. Никаких тельняшек. Белые кальсоны, белые рубахи, х/б без погон, сапоги. Большинству начали объяснять, как наматывать портянки. Слава Богу, в своем первом поле на Кольском, я это научился делать профессионально. Кстати, старшина, который выдавал обмундирование, на это обратил внимание и спросил: "Где намастрячился?" Я веско ответил: "Доводилось".
Привели в казарму: койки двухъярусные, специфический казарменный запах (который на целых два года теперь будет казаться родным). Отбились. Заснул, как провалился.
"Рота, подъем!".
Этот крик в 6 часов утра, который теперь будет будить долгие два года, выдернул меня из абсолютно домашнего сна. И первые несколько секунд, уже даже спрыгнув со второго яруса койки, я плохо понимал, где нахожусь, но при этом руки уже тянулись к х/б и я быстро-быстро одевался и обувался. Нас долго пересчитывали и ровняли перед казармой, потом отвели на завтрак, после завтрака привели обратно к тому месту, где мы ночевали.
А ночевали мы, как выяснилось, в местечке Гайжунай на территории учебки самоходных установок. Это тоже подразделение ВДВ. Учебка "курков" - то есть той самой крылатой пехоты - находилась через дорогу. Мы видели три 3-этажных, блочных здания. Оказалось, что в эти дни на базе то самой "курковской" учебки проходили сборы офицеров Воздушно-десантных войск и нас куда-то должны на неделю увезти в другое место. Пока все это мы выясняем из обрывков разговоров наших командиров и толпимся на крыльце одноэтажного барака казармы, как потом выяснилось, это те, кто весной прошлого годы были призваны, отучились в учебке и сейчас ждут распределения, как в армии говорят, в линейные части. Но для нас это уже крутые десантники-"старослужащие", с лихо заломленными шапками (так как осень, уже не береты носят, а шапки) в расстегнутом на груди х/б, видны голубые тельники, в отличие от наших белых нательных рубах, ну и разговоры, естественно, соответствующие, про то, что мы, салаги, еще поймем службу, что учебка - это самое страшное место, и много других "прелестей".
Апофеозом этих страшилок был такой эпизод.
Кто-то из нас, новобранцев, увидел, как невдалеке солдаты, как муравьи, таскают доски и спросил у выпускников учебки: "А чё они там строят?" На что последовал мгновенный (наверное, ждали такого вопроса) ответ: "Да сегодня прыжковый день: второй батальон прыгает, а первый - гробы колотит". "Мама, моя милая, - подумал я, - куда я попал?!" Под ложечкой засосало, стало вдруг тоскливо, вспомнил я себя сидящим в электричке 28 октября и подумал: "Дурак ты, дурак, был бы сейчас в Ленинграде, сидел бы в теплом кабинете за партой, после занятий пошли бы в какой-нибудь кабачок или еще куда-нибудь, опять же девчонки и масса других удовольствий, а теперь вот так: первый батальон гробы колотит".
Забегая вперед, почти через два года я, если так можно сказать, отыгрался такой же шуткой. Это было в начале сентября 1973 года, Кировабад, 104-я Воздушно-десантная гвардейская, как сами десантники её называли, "дикая" дивизия, 337-ой Гвардейский ордена Александра Невского парашютно-десантный полк. До дембеля 2 месяца. Наша рота дежурит по части. Я, гвардии старший сержант ВДВ (вся грудь в значках, в лихо заломленном на правое ухо берете), дежурю на КПП. КПП в полку - это окно в большой мир. Прямо напротив - кольцо рейсового автобуса, и когда автобус подъезжает, из него выходят люди, в частности, жены и дочки-старшеклассницы офицеров. Идут через соседний проход КПП на территорию ДОСов (дома офицерского состава). Одним словом, есть на что приятно посмотреть. А ты стоишь в проёме проходной, весь из себя подтянутый, бравый, улыбаешься жаркому солнышку, девушкам, а самое главное - улыбаешься уже совсем близкому дембелю.
И вот подъехал очередной автобус и вместе со всеми, в том числе привычными глазу голубыми погонами наших десантных офицеров, выходит с чемоданчиком молоденький, розовощекий лейтенант-краснопогонник. А надо сказать, что знаменитое Рязанское воздушно-десантное училище не могло обеспечить офицерами все дивизии ВДВ и по распределению на службу в ВДВ попадали офицеры: и артиллеристы, и танкисты, и общевойсковики, то есть, пехота.
Этот лейтенант как раз был выпускником одного из общевойсковых училищ. Отдохнув положенный месяц после окончания училища, юный лейтенант прибыл к месту службы. Подойдя к КПП, лейтенант поставил чемодан и четким строевым шагом направился ко мне. Остановившись в двух шагах, вскинул руку к фуражке и четко (как учили!) доложил: "Товарищ гвардии старший сержант, лейтенант (фамилию, честно говоря, забыл) такой-то к месту службы прибыл. Прошу проводить к дежурному по части". Ну, я, естественно, козырнул ему, ответил: "Здравия желаю, товарищ лейтенант. Добро пожаловать в Гвардейский 337-й (и далее см. по тексту со всеми регалиями) полк!" Четко отдал команду подчиненному, типа: "Ефрейтор Меркулов, примите дежурство по КПП". И сказал лейтенанту: "Следуйте за мной, товарищ лейтенант".
И вот мы заходим на территорию части.
Выходим на плац и идем к штабу. И вдруг я вижу, как через плац несколько солдат и сержантов из сводного взвода дембелей, работающие на дембельский аккорд (строили новый квашпункт - это такой небольшой бетонированный бассейн, закрытый сверху для закваски нескольких тонн капусты), таскают доски для строительства опалубки, чтобы заливать бетон на стенки квашпункта. И тут я мысленно прошу лейтенанта: "Ну, давай, спроси меня: что это они делают?" И лейтенант, со знанием дела, действительно спрашивает: "Что, сегодня паркохозяйственный день?" И тут пробил мой ответный (почти два года ждал!) звездный час. "Да нет, - говорю я с ленцой, - сегодня прыжковый день: первый батальон прыгает, а второй - гробы колотит". Надо сказать, два года тому назад я-то переживал практически до первого прыжка, а лейтенант (все-таки училище окончил) замешкался буквально секунд на 5 и по лицу-то его я видел: легкая тень пробежала. Но буквально через несколько секунд он рассмеялся, хлопнул меня по плечу и сказал: "Здорово ты, старший сержант, пошутил!"
Возвращаюсь в осень 71-го года.
Вечером первого дня нас привезли в какую-то другую часть (ехали часа два) и разместили всех в огромном спортивном зале. На полу были постелены матрасы, лежало постельное белье и нам сказали, что дней 5 мы будем жить здесь. Погода была мерзкая, слякотная, все время лил дождь. С утра нас пробовали погонять на зарядку, сержанты, которые были с нами, а многим уже пора было ехать на дембель, делали это с неохотой. Потом был завтрак. После завтрака пытались с нами позаниматься строевой, но под дождем тоже ни у кого из наших командиров не было большого энтузиазма это делать, и нас загоняли обратно в спортзал, мы рассаживались на матрасах и начинали "травить". И очень скоро, буквально в течение первого же дня, в зале образовалось два центра притяжения: в одном углу сидел я в центре большого солдатского круга и как "бывалый" геофизик рассказывал о перипетиях своей первой и пока единственной экспедиции.
Но из моих рассказов, наверное, можно было понять, что чуть ли не с пеленок я уже ходил в поля и экспедиции и у меня их было много (и на самом деле, два месяца первого поля на Кольском полуострове принесли столько много приключений, новый знаний о природе, о людях, что было о чем рассказать). А второй "лекторий" находился в другом углу, там так же, как и вокруг меня, часто раздавался смех и ребята так и кочевали: то ко мне подсядут, то, когда, видимо, скучновато я что-то начинал рассказывать, перекочевывали к моему невидимому конкуренту. Пару раз, проходя мимо по нужде, краем уха послушал, о чем рассказывает мой конкурент - судя по обрывкам фраз и слов, что-то о мотогонках.
И вот так конкурировали мы два дня.
Причем, когда я говорю "конкурировали", это на полном серьезе, потому что мы уже хорошо друг друга в лицо знали и внимательно отслеживали, сколько человек у кого находится в слушателях. И, естественно, старались, чтобы у каждого их было больше, чем у другого.
На третий день утром, когда мы шли на завтрак, я первый подошел к этому парню, мне показалось, что он чуть-чуть постарше меня, с голубыми очень веселыми глазами. И я сказал: "Давай знакомиться, конкурент, меня зовут Серега". "Костик", - ответил мой будущий самый лучший друг. Оказалось, что он из Ленинграда, занимался спортивными мотогонками, действительно на год старше меня, а если быть точным, на год и месяц, день рождения у него 15 марта. Звали его Константин, фамилия - Павлóвич. Вернувшись после завтрака, мы уже сели вместе и рассказывали по очереди, конкуренция закончилась и все, человек 200, кто находился в этом зале, слушали наши байки.
Как я уже говорил в одном из постов, буду публиковать некоторые фрагменты из своих архивов и воспоминаний.
Сегодня - о службе в ВДВ.
Воспоминания об армии
Посвящается моему другу гвардии старшине ВДВ
Константину Борисовичу Павлóвичу
Глава I. Начало
Успел. Двери с шипением закрылись. Еле отдышавшись, я прошел в салон электрички. Раннее утро 28 октября 1971 года. Я еду на занятия в техникум. Каждое утро по будням начиналось с электрички.
Два года назад каждый день мы также ездили в Индустриальный техникум на факультет "Геофизические методы поиска и разведки полезных ископаемых" с моим другом Толяном (Анатолием Григорьевым). Отучились мы вместе один семестр, потом я задурил, была "знаменитая" (в узких кругах) эпопея поездки в Сибирь. Одним словом, летом я вновь поступал на первый курс этого же техникума. Осенью 71-го я учился на втором курсе, Толян - на третьем. У нас почему-то в техникуме часто практиковались нулевые пары, которые начинались в 8 утра. Когда у него, либо у меня была нулевая пара, в Питер мы ездили по одиночке. Вот и в это пасмурное, по-ленинградски, утро, сев на привычное место с правой стороны у окна лицом по ходу электрички, я смотрел на мокрые, уже голые деревья, мелькающие за окном, и думал о том, что будет сегодня, и понимал, что сегодня будет то же, что уже происходит практически на протяжении двух месяцев.
После первого курса я поехал в первую в своей жизни экспедицию на Кольский полуостров.
Там все было здорово. Но кроме массы положительных эмоций и закрепления понимания, что профессию я выбрал правильно, оказалось, что я за два месяца в поле заработал огромные (по тем временам и для меня) деньги - 480 рублей. Стипендия, кстати, у меня была 15 рублей. Это так, для сравнения. 280 рублей я, по честному, отдал Маринке, моей старшей сестре, с которой мы в тот период жили вдвоем, а 200 оставил себе, думал, что куплю что-нибудь толковое - уж очень хотелось рассказать друзьям об экспедиционных перипетиях, естественно, рассказать не на "сухую". И вот после встречи 1 сентября сама собой образовалась новая традиция - после занятий шли в какую-нибудь кафэшку или к кому-нибудь домой, покупали вино или пиво и "разговаривали". И так практически каждый день. Естественно, это уже начало сказываться на учебе, а самое главное - мне это уже все давным-давно надоело. Но компания у нас подобралась дружная, и каждый день кто-нибудь из нас требовал "продолжения банкета".
Вот такие грустные мысли ползли в тяжелой, после вчерашнего, голове. Воображение у меня всегда было богатое. Я легко представил, что будет через месяц, в крайнем случае, после зимней сессии. Меня, наверняка, исключат из техникума, проболтаюсь непонятно как и где до мая, а потом загремлю в армию.
От Пушкина до Витебского вокзала 5 остановок. Последняя перед Питером - Воздухоплавательный парк. На ней, кстати, не всегда электрички останавливались. И вот когда двери электрички закрылись после станции Купчино, у меня уже родилось решение: зачем ждать исключения из техникума, зачем ждать весны, когда все можно сделать сейчас, осенью, да, впрочем, прямо сейчас.
Вышел на станции Воздухоплавательный парк, перешел на другую сторону и поехал обратно - в Пушкин. Прихожу в Пушкине в военкомат и иду к военкому. Принял он меня сразу же. Я захожу к нему и говорю: "Призывник такой-то, заберите меня в армию". Седой подполковник быстро вскидывает на меня глаза и огорошивает встречным вопросом: "Кого убил?" "Чего, чего?" - переспрашиваю. Он говорит: "Ну, чего натворил-то, что в армию собрался, раз у тебя есть отсрочка до окончания техникума еще аж на три года?" "Да вот хочу со своим призывом отслужить", - отвечаю я, и большая доля правды в этом есть. В техникуме, в моей группе, да и в других тоже, были ребята после армии. Из их рассказов я уяснил, что лучше служить со своим призывом, чтобы потом не дразнили переростком, и вообще, со своими ровесниками всегда легче установить контакт.
Военком направил меня на медкомиссию, которая, кстати, работала последний день. Пройдя всех врачей - везде годен, в одних трусах сижу в небольшой очереди, среди таких же как я, перед дверью призывной комиссии. Когда очередной призывник выходит, все у него спрашивают: "Куда?" Я слышал только два варианта ответа: в радиотехнические войска или в стройбат. В стройбат мне не хотелось, а радиотехнические войска - это, вроде, было подходяще, так как учился я на геофизика, а это - электронная аппаратура. Вот и подумал, что в армии приобрету дополнительные знания по этой части. Когда очередь дошла до меня, я оказался посредине большой комнаты, перед длинным столом, за которым сидели военком, милиционер, какие-то женщины, молодой парень (как я потом понял, кто-то из райкома комсомола), сидели два ветерана с медалями и орденами. Доложив свою фамилию, я стал ждать.
Комиссия почему-то вдруг оживленно начала переговариваться, военком передавал всем членам комиссии какой-то листок (как потом оказалось, моя характеристика из приписного свидетельства. Приписывался я в качестве призывника в 9 классе, тогда был комсоргом класса, и характеристика, естественно, была супер положительной - так как это я уже после 9 класса школу бросил и пошел в техникум). И вот вдруг военком мне говорит: "Мы предлагаем тебе служить в ВДВ". Стыдно сейчас сказать, но с таким же успехом он мог бы мне сказать "АБВГД" или любой другой набор букв. "А что это такое?" - спросил я. "Как что? Воздушно-десантные войска!" Тут у меня дух захватило, причем по двум причинам. Первая причина, скажу честно, - от страха. Так как я уже говорил, что воображение у меня богатое, тут же мне представилась картина: лечу я к земле, парашют не раскрылся и проклинаю тот миг и час, когда я дал согласие служить в этих самых незнакомых ВДВ. А второе ощущение, наоборот, - радость и мысли в голове пронеслись примерно такие: "Ух-ты, круто! Десантником буду… Драться научат… Берет голубой… Девчонкам нравится…"
И с секундной заминкой я бодро сказал: "Согласен". Но военком опытным взглядом все-таки заметил мое замешательство и он еще спросил: "А с парашютом прыгать не испугаешься?" Я отогнал уже виденную мысленно картинку и просто ответил: "Другие же прыгают, значит и я смогу". А надо сказать, что не то, что прыгать, я на самолете ни разу не летал, но был уверен, что не спасую. "Тогда так и сделаем", - сказал военком и объявил: "11 ноября на собеседование - сюда, 12-го - с ложкой, кружкой, с продуктами на сутки также прибудешь сюда".
Пошел домой. Дома никого. Сестра на работе. Потом все-таки поехал в техникум сказать своим друзьям, что на меня, на предмет загульных компаний, больше могут не рассчитывать.
11 ноября пришел на собеседование.
Для ВДВ отобрали из всего Пушкина 9 человек. Нас собрали в зале. Военком коротко рассказал о Воздушно-десантных войсках, сказал, что скорее всего нас направят в учебку, в Литву, но предупредил, что краснеть за нас он не хотел бы и самое страшное, если среди нас будут отказчики (впервые услышал это слово), то есть те, кто побоится прыгать. Военком был, видимо, очень мудрым человеком и действительно не хотел за нас краснеть, потому что он вдруг сказал: "Сейчас я объявлю перерыв на 10 минут на перекур, после перерыва те, кто твердо решил служить в ВДВ и не побоится прыгать, возвращаются в этот зал, кто спасует, пусть приходит завтра ко мне на прием. Направлю в другие войска". Мы вышли, причем вроде бы все были друг у друга на виду, стояли на улице, кто курил - курил (я к тому времени уже бросил). Через 10 минут мы вернулись в зал, и вдруг я увидел, что нас только 8. Значит, кто-то один струхнул.
Вечером устроил для друзей отвальную, всё как полагается: выпили, попели песен геологических, лег спать, проводив друзей. Утром мама и Маринка, и Толян, конечно, пошли провожать меня до военкомата. Накануне приехал батя, с которым мама была в разводе, подарил мне свои часы, обнял, сказал: "Служи честно, сынок".
У военкомата нас посадили в автобусы, причем, всем говорили, в частности, родителям, что везут нас на сборный пункт куда-то в Ленинградскую область. Как я потом понял, на самом деле обманывали специально, потому что буквально через 10 минут мы высаживались на территории 5-го военного городка на улице Огородной, буквально в двух шагах от моего дома. Удрать нельзя было, мобильных телефонов тогда не было, телефона у меня и в коммунальной квартире не было, одним словом, никак нельзя было сообщить, что мы совсем рядом.
А 12 ноября, похоже, был выходной день, потому что сестра была дома. Когда нас построили в колонны и вывели за ворота, я все думал: куда нас поведут? Ближе всего было вести на станцию в Павловск, но тогда мы должны были пройти прямо мимо моего дома, так оно и оказалось. Мы жили на первом этаже, но окна нашей комнаты выходили внутрь военного училища. Но меня увидел сосед, я ему помахал. Он, видимо, сказал Маринке, и очень быстро она догнала нашу колонну. К ней сразу же стал "клеится" сержант, который приехал за нами. Маринка (царство ей небесное), не будь дурочкой, всячески старалась его расположить к себе, говоря о том, чтобы братика не обижали. Я помалкивал.
Посадили нас в тупике у Павловского вокзала в плацкартные вагоны, и мы поехали.
Приехали ночью. На какой-то станции, где даже не платформа, а просто место рядом с составом освещалось прожекторами, где-то лаяли собаки, что-то такое было тревожное и муторное, мы выходили не проснувшиеся из вагонов, нас строили, пересчитывали, перекликивали, потом куда-то повели, практически в полной темноте. Оказалось, привели нас в баню. В бане, после того как мы разделись и в приготовленные наволочки затолкали свою гражданскую одежду и на наволочке, слюнявя химический карандаш, подписали свой домашний адрес, в чем мать родила, все пошли в сторону банного зала. В предбаннике сидел здоровущий мордоворот в кальсонах, рубахе, перед ним стояло ведро с какой-то белой, жутко пахнущей бурдой, а в руках у него была длинная малярная кисть. Он приказывал каждому встать перед ним, расставив ноги и раскинув руки, потом макал свою кисть в это ведро и тыкал нам подмышки и в пах. Как я понял, это была санобработка. Потом мы мылись, а кто еще не был стриженный, того стригли. Я сам подстригся за несколько дней до призыва.
Да, забыл сказать, когда выгрузились из вагонов и стояли в темноте, подошел ко мне какой-то солдатик, сказал: "Хочешь в клёвое место распределят служить?" Ну а кто не хочет? Конечно же, хотел. Тогда он сказал: "Давай махнемся часами". Часы были подарком отца, правда, старенькие, "Победа" назывались. Ну, думаю, ладно, может как раз и послужат батины часы хорошему началу службы. Мы "махнулись". Уже в бане увидел, что у меня часы без стрелок: ни минутной, ни часовой. Одним словом, выбросил я их. Неприятно стало. Ну, ладно, думаю, пусть будет это на совести того солдатика.
После бани нам выделили обмундирование. Никаких тельняшек. Белые кальсоны, белые рубахи, х/б без погон, сапоги. Большинству начали объяснять, как наматывать портянки. Слава Богу, в своем первом поле на Кольском, я это научился делать профессионально. Кстати, старшина, который выдавал обмундирование, на это обратил внимание и спросил: "Где намастрячился?" Я веско ответил: "Доводилось".
Привели в казарму: койки двухъярусные, специфический казарменный запах (который на целых два года теперь будет казаться родным). Отбились. Заснул, как провалился.
"Рота, подъем!".
Этот крик в 6 часов утра, который теперь будет будить долгие два года, выдернул меня из абсолютно домашнего сна. И первые несколько секунд, уже даже спрыгнув со второго яруса койки, я плохо понимал, где нахожусь, но при этом руки уже тянулись к х/б и я быстро-быстро одевался и обувался. Нас долго пересчитывали и ровняли перед казармой, потом отвели на завтрак, после завтрака привели обратно к тому месту, где мы ночевали.
А ночевали мы, как выяснилось, в местечке Гайжунай на территории учебки самоходных установок. Это тоже подразделение ВДВ. Учебка "курков" - то есть той самой крылатой пехоты - находилась через дорогу. Мы видели три 3-этажных, блочных здания. Оказалось, что в эти дни на базе то самой "курковской" учебки проходили сборы офицеров Воздушно-десантных войск и нас куда-то должны на неделю увезти в другое место. Пока все это мы выясняем из обрывков разговоров наших командиров и толпимся на крыльце одноэтажного барака казармы, как потом выяснилось, это те, кто весной прошлого годы были призваны, отучились в учебке и сейчас ждут распределения, как в армии говорят, в линейные части. Но для нас это уже крутые десантники-"старослужащие", с лихо заломленными шапками (так как осень, уже не береты носят, а шапки) в расстегнутом на груди х/б, видны голубые тельники, в отличие от наших белых нательных рубах, ну и разговоры, естественно, соответствующие, про то, что мы, салаги, еще поймем службу, что учебка - это самое страшное место, и много других "прелестей".
Апофеозом этих страшилок был такой эпизод.
Кто-то из нас, новобранцев, увидел, как невдалеке солдаты, как муравьи, таскают доски и спросил у выпускников учебки: "А чё они там строят?" На что последовал мгновенный (наверное, ждали такого вопроса) ответ: "Да сегодня прыжковый день: второй батальон прыгает, а первый - гробы колотит". "Мама, моя милая, - подумал я, - куда я попал?!" Под ложечкой засосало, стало вдруг тоскливо, вспомнил я себя сидящим в электричке 28 октября и подумал: "Дурак ты, дурак, был бы сейчас в Ленинграде, сидел бы в теплом кабинете за партой, после занятий пошли бы в какой-нибудь кабачок или еще куда-нибудь, опять же девчонки и масса других удовольствий, а теперь вот так: первый батальон гробы колотит".
Забегая вперед, почти через два года я, если так можно сказать, отыгрался такой же шуткой. Это было в начале сентября 1973 года, Кировабад, 104-я Воздушно-десантная гвардейская, как сами десантники её называли, "дикая" дивизия, 337-ой Гвардейский ордена Александра Невского парашютно-десантный полк. До дембеля 2 месяца. Наша рота дежурит по части. Я, гвардии старший сержант ВДВ (вся грудь в значках, в лихо заломленном на правое ухо берете), дежурю на КПП. КПП в полку - это окно в большой мир. Прямо напротив - кольцо рейсового автобуса, и когда автобус подъезжает, из него выходят люди, в частности, жены и дочки-старшеклассницы офицеров. Идут через соседний проход КПП на территорию ДОСов (дома офицерского состава). Одним словом, есть на что приятно посмотреть. А ты стоишь в проёме проходной, весь из себя подтянутый, бравый, улыбаешься жаркому солнышку, девушкам, а самое главное - улыбаешься уже совсем близкому дембелю.
И вот подъехал очередной автобус и вместе со всеми, в том числе привычными глазу голубыми погонами наших десантных офицеров, выходит с чемоданчиком молоденький, розовощекий лейтенант-краснопогонник. А надо сказать, что знаменитое Рязанское воздушно-десантное училище не могло обеспечить офицерами все дивизии ВДВ и по распределению на службу в ВДВ попадали офицеры: и артиллеристы, и танкисты, и общевойсковики, то есть, пехота.
Этот лейтенант как раз был выпускником одного из общевойсковых училищ. Отдохнув положенный месяц после окончания училища, юный лейтенант прибыл к месту службы. Подойдя к КПП, лейтенант поставил чемодан и четким строевым шагом направился ко мне. Остановившись в двух шагах, вскинул руку к фуражке и четко (как учили!) доложил: "Товарищ гвардии старший сержант, лейтенант (фамилию, честно говоря, забыл) такой-то к месту службы прибыл. Прошу проводить к дежурному по части". Ну, я, естественно, козырнул ему, ответил: "Здравия желаю, товарищ лейтенант. Добро пожаловать в Гвардейский 337-й (и далее см. по тексту со всеми регалиями) полк!" Четко отдал команду подчиненному, типа: "Ефрейтор Меркулов, примите дежурство по КПП". И сказал лейтенанту: "Следуйте за мной, товарищ лейтенант".
И вот мы заходим на территорию части.
Выходим на плац и идем к штабу. И вдруг я вижу, как через плац несколько солдат и сержантов из сводного взвода дембелей, работающие на дембельский аккорд (строили новый квашпункт - это такой небольшой бетонированный бассейн, закрытый сверху для закваски нескольких тонн капусты), таскают доски для строительства опалубки, чтобы заливать бетон на стенки квашпункта. И тут я мысленно прошу лейтенанта: "Ну, давай, спроси меня: что это они делают?" И лейтенант, со знанием дела, действительно спрашивает: "Что, сегодня паркохозяйственный день?" И тут пробил мой ответный (почти два года ждал!) звездный час. "Да нет, - говорю я с ленцой, - сегодня прыжковый день: первый батальон прыгает, а второй - гробы колотит". Надо сказать, два года тому назад я-то переживал практически до первого прыжка, а лейтенант (все-таки училище окончил) замешкался буквально секунд на 5 и по лицу-то его я видел: легкая тень пробежала. Но буквально через несколько секунд он рассмеялся, хлопнул меня по плечу и сказал: "Здорово ты, старший сержант, пошутил!"
Возвращаюсь в осень 71-го года.
Вечером первого дня нас привезли в какую-то другую часть (ехали часа два) и разместили всех в огромном спортивном зале. На полу были постелены матрасы, лежало постельное белье и нам сказали, что дней 5 мы будем жить здесь. Погода была мерзкая, слякотная, все время лил дождь. С утра нас пробовали погонять на зарядку, сержанты, которые были с нами, а многим уже пора было ехать на дембель, делали это с неохотой. Потом был завтрак. После завтрака пытались с нами позаниматься строевой, но под дождем тоже ни у кого из наших командиров не было большого энтузиазма это делать, и нас загоняли обратно в спортзал, мы рассаживались на матрасах и начинали "травить". И очень скоро, буквально в течение первого же дня, в зале образовалось два центра притяжения: в одном углу сидел я в центре большого солдатского круга и как "бывалый" геофизик рассказывал о перипетиях своей первой и пока единственной экспедиции.
Но из моих рассказов, наверное, можно было понять, что чуть ли не с пеленок я уже ходил в поля и экспедиции и у меня их было много (и на самом деле, два месяца первого поля на Кольском полуострове принесли столько много приключений, новый знаний о природе, о людях, что было о чем рассказать). А второй "лекторий" находился в другом углу, там так же, как и вокруг меня, часто раздавался смех и ребята так и кочевали: то ко мне подсядут, то, когда, видимо, скучновато я что-то начинал рассказывать, перекочевывали к моему невидимому конкуренту. Пару раз, проходя мимо по нужде, краем уха послушал, о чем рассказывает мой конкурент - судя по обрывкам фраз и слов, что-то о мотогонках.
И вот так конкурировали мы два дня.
Причем, когда я говорю "конкурировали", это на полном серьезе, потому что мы уже хорошо друг друга в лицо знали и внимательно отслеживали, сколько человек у кого находится в слушателях. И, естественно, старались, чтобы у каждого их было больше, чем у другого.
На третий день утром, когда мы шли на завтрак, я первый подошел к этому парню, мне показалось, что он чуть-чуть постарше меня, с голубыми очень веселыми глазами. И я сказал: "Давай знакомиться, конкурент, меня зовут Серега". "Костик", - ответил мой будущий самый лучший друг. Оказалось, что он из Ленинграда, занимался спортивными мотогонками, действительно на год старше меня, а если быть точным, на год и месяц, день рождения у него 15 марта. Звали его Константин, фамилия - Павлóвич. Вернувшись после завтрака, мы уже сели вместе и рассказывали по очереди, конкуренция закончилась и все, человек 200, кто находился в этом зале, слушали наши байки.