ДЕСАНТНИКИ. Часть 2. Кировабад. Глава IV. Отпуск
Дорогие друзья!
Разместил новую главу своих воспоминаний о службе в ВДВ.
Фото моего армейского альбома.
Воспоминания об армии
Посвящается моему другу гвардии старшине ВДВ
Константину Борисовичу Павлóвич
Часть 2. Кировабад
Глава IV. Отпуск
За полгода службы я дважды заслужил краткосрочный отпуск (10 суток домой), но официально в отпуске так ни разу и не был. А получилось вот как.
Как раз после учений "Снежный перевал" мне, кроме благодарности, объявили краткосрочный отпуск, а до этого, ещё за какие-то осенние учения, тоже был объявлен отпуск.
Осенью 72-го года к нам в роту пришёл служить бывший курсант Рязанского воздушно-десантного училища. Он отучился первый курс, а с начала второго за какие-то провинности был отчислен из училища и направлен дослуживать один год (тогда такой закон был) в линейные части. Звали его, по-моему, Виталий. Начал служить он рьяно - парень физически крепкий, весёлый, балагур. Но нашла "коса на камень" в отношениях с тогдашним старшиной нашей роты Гаджиевым.
Чем-то Виталий сразу не понравился Гаджиеву. Началось, как сейчас помню, с мелкого конфликта.
Виталий спорол свои курсантские погоны и хотел их оставить себе на память, поэтому попросил у старшины чистые, новые, голубые, на что Гаджиев сказал: "Спарывай продольные лычки с курсантских, вот тебе и будут обычные погоны". Виталий не захотел, ну и пошло-поехало. Долго рассказывать о нём не буду, но служба у него не задалась.
За какую-то провинность командир сказал, что будет он служить не год, а полтора, а через какое-то время сказал, что год в училище он ему не засчитывает, поэтому объявляется молодым воином и будет служить по полной два года. Ну и Виталий, видимо, сломался, начал, что называется, "косить".
Реально он начал изображать попытки к самоубийству, причём, именно изображать. Его отправляли в госпиталь, потом он снова приходил. И так длилось всю осень.
И вот в начале января 73-го года в конце концов его комиссовали.
А так как в документах было написано, что у него психическое расстройство (склонность к суициду), то по правилам его до дома должен сопровождать кто-то из военнослужащих. У командира роты я был на хорошем счету и решили дать мне 10 суток на то, чтобы отвезти его до дома куда-то в среднюю полосу России и потом обратно.
А оказалось, что у него в его небольшом родном городке отец служит военкомом. И Виталий сразу предложил мне: "Хочешь, быстренько на самолёте довезёшь меня, попроси своих родителей, чтобы на мой домашний адрес выслали "до востребования" денег на дорогу, а батя тебя отметит так, как будто ты все дни провёл у меня в городе, а ты слетаешь в Ленинград".
Идея была абсолютно авантюрной, но тем не менее показалась мне очень даже привлекательной, и я согласился.
Кстати, в глубине души поначалу я действительно думал, что у Виталия не всё в порядке с головой. Но как только мы вышли за КПП и направились к автобусной остановке, он повернулся в сторону части и сказал: "Ну вот, товарищ Гаджиев, ты теперь кукарекай, как хочешь, а я поехал на дембель". И, посмотрев на меня, добавил: "Батя мне "белый билет" переправит". И что-то, видимо, увидев в моих глазах, произнёс: "Ты что, думаешь, я действительно "психушник"?" - "Да нет", - сказал я неуверенно. И тут Виталий рассказал, как он разыгрывал настоящие спектакли, изображая, якобы, самоубийства.
Подробности пересказывать не буду, но, оказывается, делал он это артистично и хорошо готовился к таким "концертам". Я успокоился, что у меня не будет с ним никаких хлопот.
Как раз после этого и родилась идея, если называть вещи своими именами, о краткосрочной самовольной отлучке в Питер.
Мы сели на поезд и доехали до Тбилиси. В Тбилиси нужно было брать билет до его городка, вернее, до ближайшего областного центра - Воронежа. По нашим воинским требованиям билетов не было, а Виталий уже успел где-то купить бутылочку винца, немножко "дёрнуть", предлагал мне, но я отказался - я же сопровождающий, его документы у меня, я за него отвечаю.
Виталий вёл себя, хоть и был в форме, мягко говоря, вольготно для военнослужащего. (Кстати, выдали ему парадную форму с условием, что я её обратно привезу - у меня было и такое задание от нашего старшины).
И тут, понимая, что если мы просидим здесь ещё несколько часов, Виталий допьёт бутылку и совсем в разнос пойдёт, я решительно направился в воинскую кассу.
Кроме военного билета и требования, я достал справку, где говорилось, что рядовой такой-то комиссован в связи с психическим заболеванием. Отгородившись плечами от стоявших за мной других солдатиков, страшным шёпотом обратился к молодой женщине-грузинке, которая работала в военной кассе: "Он уже стоит на балконе второго этажа и собирается сигануть вниз, если сейчас ему не продадут билет. Вам что, нужен труп в аэропорту и скандал большой?" Женщина испуганно заморгала и тут же два билета до Воронежа нашлось.
Кстати, этот полёт Тбилиси-Воронеж мне запомнился вот каким обстоятельством. К тому времени у меня было где-то 17 прыжков и с Ан-2, и с Ан-12, то есть я 17 раз поднимался в небо на самолёте, а потом с разных высот (от восемьсот до полутора тысяч метров) выпрыгивал с парашютом - одним словом, я никогда в самолёте не приземлялся.
И вот мы полетели.
Взлёт. Всё было знакомо, хотя я летел в рейсовом реактивном самолёте впервые в жизни и Ту-154 - это не Ан-12. Летим мы, летим (а полёт длился всего где-то около часа) и вдруг чувствую - что-то мне поплохело. За окнами темно, ничего не видно, да ещё облачность, видимо, была, а мне всё как-то плохеет и плохеет - не пойму, от чего?
Когда совсем стало плохо, я хотел попросить бумажный пакет, как вдруг всё закончилось, и я понял, что мы уже едем по посадочной полосе. То есть это была посадка, да ещё в горах, да в непогоду, болтало, поэтому было немножко непривычно.
Добрались мы с Виталием к нему домой. Его батя строго расспросил меня про своего сына, я всё как есть честно рассказал, что, да, "косил", но объективности ради добавил, что старшина устроил ему просто невыносимую жизнь (там и до рукоприкладства дело доходило), правда, Виталий в долгу не оставался. Видно было, что его отец, профессиональный военный, конечно, расстроился.
С другой стороны, я честно сказал, что Виталий - хороший парень и просто так сложилось у него. Может как раз в благодарность за правду, а может и Виталий уже сказал, батя забрал у меня удостоверение, на следующее утро пришли от мамы 25 рублей (кстати, телеграмму я ей дал такую "Мама, если хочешь, чтобы я приехал домой на несколько дней, вышли 25 рублей по такому-то адресу". А мама, увидев адрес совсем не Кировабада, почему-то решила, что я приеду с женой, не знаю, с чего она так решила).
Одним словом, купил я билет сначала от Воронежа до Москвы на самолёт.
А в Москве со мной произошёл вот такой казус.
Я тогда уже по званию был старший сержант, а для того, чтобы выглядеть получше, нашёл шинельку, которую готовили на дембель, с начёсом, но там были погоны со вставками, с хорошими парадными лычками и шинель была сержантская. Я подумал: какая разница?
А ещё предусмотрительно, как чувствовал, пошёл в канцелярию к писарю и попросил, чтобы он мне поставил печати на все мои нагрудные знаки, которые с большим удовольствием надел на китель. А знаков у меня было, как сейчас помню, четыре.
Во-первых - это гвардия, во-вторых, был такой значок ВСК (военно-спортивный комплекс), у меня был первого разряда, потом был "Отличник-парашютист", где на стропах была большая цифра "10" и маленькая подвесочка с семёркой была внизу купола, а слова "Отличник-парашютист" золотом были написаны на белом куполе. И классность - у меня был второй класс.
Поэтому военный билет был в порядке, полностью оформлен. И вот приехал я на аэровокзал, как сейчас понимаю, на Ленинградском проспекте. Купил билет Москва-Ленинград и жду автобуса, который отвезёт меня в Шереметьево. Сам я в шинели, в шапке-ушанке (зима), только голубые погоны и петлицы выдают во мне десантника. В руке авоська-сетка, в которой в газету завёрнуты парадные китель и брюки - те самые, которые я должен привезти старшине. Вот в таком виде хожу, раскрыв рот, по аэровокзалу, а вокруг молодые девушки, женщины, да и вообще гражданская жизнь, от которой я уже отвык. И вдруг слышу: "Сержант, я кому говорю!"
И тут до меня доходит, что уже несколько раз кто-то окликает какого-то сержанта, но я-то старший сержант, поэтому я не реагировал. Оглянулся, увидел: стоит патруль - офицер с повязкой патруля и двое курсантов-чернопогонников какого-то московского военного училища радостно из-за плеча начальника патруля на меня поглядывают.
И тут я вдруг соображаю, что предписание у меня в Воронежскую область, командировочное уже отмечено, причём числом, которое наступит только через неделю, сам я с какого-то перепугу нахожусь в Москве. Но делать нечего, подхожу, "рубанул" строевым, докладываю: "Товарищ капитан, сержант Миронов по вашему приказанию прибыл".
Он говорит: "Ваш военный билет". Обычно спрашивают: "Ваши документы" - достаёшь военный билет и командировочное предписание - по какому поводу находишься здесь, но раз он спрашивает военный билет, достаю его. И тут офицер требует: "Расстегните шинель". Я расстегнул шинель, курсанты сладострастно уставились на мои значки, а капитан, раскрыв военный билет, разочаровано увидел, что там всё записано, что мне положено, и печать стоит. Сделал замечание, чтобы я вовремя реагировал и честь отдавал, и меня отпустили. Пронесло.
Через два часа я приземлялся в родном Пулкове.
Заехал к маме, потом поехал к Маринке. Приехал на улицу Красной Артиллерии, дом 30, позвонил, открыли соседи. Я подошёл к комнате сестры, потянул за ручку - дверь закрыта изнутри. Постучался, услышал голос Маринки (Царство ей Небесное):
- Кто там?
- Кто, кто? Брат приехал из армии.
Маринка ойкнула, распахнулась дверь, бросилась мне не шею, но самое интересное - стоит в дверях и как будто дальше порога не пускает (а я приехал рано утром).
Я её отодвинул, вошёл в комнату. И тут вижу кровать, на подушках которой лежит чья-то голова с длинными волосами. Подумал: наверное, подружка ночует. Я отвернулся. Вдруг эта "подружка" сзади мужским голосом говорит: "Давай знакомиться, Геннадий". Это был будущий маринкин муж - Генка. Маринка начала расспрашивать, но мне было не до расспросов, мне хотелось скорее показаться своим в техникуме.
Я прямо в форме, в шинели, поехал в Ленинград.
Приехал в техникум, там произвёл, мягко говоря, фурор. Начались обнимания, братания, целования с девчонками. Решили тут же по такому поводу это дело отметить. Сначала пошли в какую-то кафэшку, потом к кому-то поехали, одним словом, уже поздно вечером я еду в электричке, мои друзья меня провожают, потом сели в автобус.
И в автобусе, помню, что поплохело.
Я понимал, что немножко выпил, но чувствую, что здесь что-то не так. Когда доехали домой, я только зашёл в квартиру и просто потерял сознание. Очнулся утром - никакой, как оказалось, у меня температура сорок с половиной. При этом, вроде бы ни насморка, ничего нет, слабость ужасная.
Мама вызвала врача из госпиталя.
Врач сказал: "Непонятно что. Нужно класть в госпиталь. Если что, мы отпуск продлим". (А своим я сказал, что приехал в отпуск.) Я говорю: "Мне нельзя в госпиталь. Через два дня я должен вылетать обратно". А врач удивляется: "Куда ты полетишь? Ты еле живой". - "Ничего не знаю, - отвечаю, - мне надо лететь". Мама хотела было начать отговаривать, но я на неё так посмотрел, что она поняла - спорить бесполезно.
Трое суток я провалялся в бреду. Тем не менее, на третий день кое-как оделся, Генка взял такси, повёз меня в Пулково. Меня шатало из стороны в сторону, честно говоря, плохо помню, как я зашёл в самолёт. А как только сел в кресло, тут же вырубился. Очнулся я, когда голос стюардессы сказал, что "через 15 минут приземляемся в аэропорту Тбилиси". Я ещё, по привычке, тяжело разомкнул глаза, тяжело повернул голову к иллюминатору и вдруг почувствовал, что на самом деле мне всё это делать абсолютно не тяжело и вообще, я просто как огурец.
Разместил новую главу своих воспоминаний о службе в ВДВ.
Фото моего армейского альбома.
Воспоминания об армии
Посвящается моему другу гвардии старшине ВДВ
Константину Борисовичу Павлóвич
Часть 2. Кировабад
Глава IV. Отпуск
За полгода службы я дважды заслужил краткосрочный отпуск (10 суток домой), но официально в отпуске так ни разу и не был. А получилось вот как.
Как раз после учений "Снежный перевал" мне, кроме благодарности, объявили краткосрочный отпуск, а до этого, ещё за какие-то осенние учения, тоже был объявлен отпуск.
Осенью 72-го года к нам в роту пришёл служить бывший курсант Рязанского воздушно-десантного училища. Он отучился первый курс, а с начала второго за какие-то провинности был отчислен из училища и направлен дослуживать один год (тогда такой закон был) в линейные части. Звали его, по-моему, Виталий. Начал служить он рьяно - парень физически крепкий, весёлый, балагур. Но нашла "коса на камень" в отношениях с тогдашним старшиной нашей роты Гаджиевым.
Чем-то Виталий сразу не понравился Гаджиеву. Началось, как сейчас помню, с мелкого конфликта.
Виталий спорол свои курсантские погоны и хотел их оставить себе на память, поэтому попросил у старшины чистые, новые, голубые, на что Гаджиев сказал: "Спарывай продольные лычки с курсантских, вот тебе и будут обычные погоны". Виталий не захотел, ну и пошло-поехало. Долго рассказывать о нём не буду, но служба у него не задалась.
За какую-то провинность командир сказал, что будет он служить не год, а полтора, а через какое-то время сказал, что год в училище он ему не засчитывает, поэтому объявляется молодым воином и будет служить по полной два года. Ну и Виталий, видимо, сломался, начал, что называется, "косить".
Реально он начал изображать попытки к самоубийству, причём, именно изображать. Его отправляли в госпиталь, потом он снова приходил. И так длилось всю осень.
И вот в начале января 73-го года в конце концов его комиссовали.
А так как в документах было написано, что у него психическое расстройство (склонность к суициду), то по правилам его до дома должен сопровождать кто-то из военнослужащих. У командира роты я был на хорошем счету и решили дать мне 10 суток на то, чтобы отвезти его до дома куда-то в среднюю полосу России и потом обратно.
А оказалось, что у него в его небольшом родном городке отец служит военкомом. И Виталий сразу предложил мне: "Хочешь, быстренько на самолёте довезёшь меня, попроси своих родителей, чтобы на мой домашний адрес выслали "до востребования" денег на дорогу, а батя тебя отметит так, как будто ты все дни провёл у меня в городе, а ты слетаешь в Ленинград".
Идея была абсолютно авантюрной, но тем не менее показалась мне очень даже привлекательной, и я согласился.
Кстати, в глубине души поначалу я действительно думал, что у Виталия не всё в порядке с головой. Но как только мы вышли за КПП и направились к автобусной остановке, он повернулся в сторону части и сказал: "Ну вот, товарищ Гаджиев, ты теперь кукарекай, как хочешь, а я поехал на дембель". И, посмотрев на меня, добавил: "Батя мне "белый билет" переправит". И что-то, видимо, увидев в моих глазах, произнёс: "Ты что, думаешь, я действительно "психушник"?" - "Да нет", - сказал я неуверенно. И тут Виталий рассказал, как он разыгрывал настоящие спектакли, изображая, якобы, самоубийства.
Подробности пересказывать не буду, но, оказывается, делал он это артистично и хорошо готовился к таким "концертам". Я успокоился, что у меня не будет с ним никаких хлопот.
Как раз после этого и родилась идея, если называть вещи своими именами, о краткосрочной самовольной отлучке в Питер.
Мы сели на поезд и доехали до Тбилиси. В Тбилиси нужно было брать билет до его городка, вернее, до ближайшего областного центра - Воронежа. По нашим воинским требованиям билетов не было, а Виталий уже успел где-то купить бутылочку винца, немножко "дёрнуть", предлагал мне, но я отказался - я же сопровождающий, его документы у меня, я за него отвечаю.
Виталий вёл себя, хоть и был в форме, мягко говоря, вольготно для военнослужащего. (Кстати, выдали ему парадную форму с условием, что я её обратно привезу - у меня было и такое задание от нашего старшины).
И тут, понимая, что если мы просидим здесь ещё несколько часов, Виталий допьёт бутылку и совсем в разнос пойдёт, я решительно направился в воинскую кассу.
Кроме военного билета и требования, я достал справку, где говорилось, что рядовой такой-то комиссован в связи с психическим заболеванием. Отгородившись плечами от стоявших за мной других солдатиков, страшным шёпотом обратился к молодой женщине-грузинке, которая работала в военной кассе: "Он уже стоит на балконе второго этажа и собирается сигануть вниз, если сейчас ему не продадут билет. Вам что, нужен труп в аэропорту и скандал большой?" Женщина испуганно заморгала и тут же два билета до Воронежа нашлось.
Кстати, этот полёт Тбилиси-Воронеж мне запомнился вот каким обстоятельством. К тому времени у меня было где-то 17 прыжков и с Ан-2, и с Ан-12, то есть я 17 раз поднимался в небо на самолёте, а потом с разных высот (от восемьсот до полутора тысяч метров) выпрыгивал с парашютом - одним словом, я никогда в самолёте не приземлялся.
И вот мы полетели.
Взлёт. Всё было знакомо, хотя я летел в рейсовом реактивном самолёте впервые в жизни и Ту-154 - это не Ан-12. Летим мы, летим (а полёт длился всего где-то около часа) и вдруг чувствую - что-то мне поплохело. За окнами темно, ничего не видно, да ещё облачность, видимо, была, а мне всё как-то плохеет и плохеет - не пойму, от чего?
Когда совсем стало плохо, я хотел попросить бумажный пакет, как вдруг всё закончилось, и я понял, что мы уже едем по посадочной полосе. То есть это была посадка, да ещё в горах, да в непогоду, болтало, поэтому было немножко непривычно.
Добрались мы с Виталием к нему домой. Его батя строго расспросил меня про своего сына, я всё как есть честно рассказал, что, да, "косил", но объективности ради добавил, что старшина устроил ему просто невыносимую жизнь (там и до рукоприкладства дело доходило), правда, Виталий в долгу не оставался. Видно было, что его отец, профессиональный военный, конечно, расстроился.
С другой стороны, я честно сказал, что Виталий - хороший парень и просто так сложилось у него. Может как раз в благодарность за правду, а может и Виталий уже сказал, батя забрал у меня удостоверение, на следующее утро пришли от мамы 25 рублей (кстати, телеграмму я ей дал такую "Мама, если хочешь, чтобы я приехал домой на несколько дней, вышли 25 рублей по такому-то адресу". А мама, увидев адрес совсем не Кировабада, почему-то решила, что я приеду с женой, не знаю, с чего она так решила).
Одним словом, купил я билет сначала от Воронежа до Москвы на самолёт.
А в Москве со мной произошёл вот такой казус.
Я тогда уже по званию был старший сержант, а для того, чтобы выглядеть получше, нашёл шинельку, которую готовили на дембель, с начёсом, но там были погоны со вставками, с хорошими парадными лычками и шинель была сержантская. Я подумал: какая разница?
А ещё предусмотрительно, как чувствовал, пошёл в канцелярию к писарю и попросил, чтобы он мне поставил печати на все мои нагрудные знаки, которые с большим удовольствием надел на китель. А знаков у меня было, как сейчас помню, четыре.
Во-первых - это гвардия, во-вторых, был такой значок ВСК (военно-спортивный комплекс), у меня был первого разряда, потом был "Отличник-парашютист", где на стропах была большая цифра "10" и маленькая подвесочка с семёркой была внизу купола, а слова "Отличник-парашютист" золотом были написаны на белом куполе. И классность - у меня был второй класс.
Поэтому военный билет был в порядке, полностью оформлен. И вот приехал я на аэровокзал, как сейчас понимаю, на Ленинградском проспекте. Купил билет Москва-Ленинград и жду автобуса, который отвезёт меня в Шереметьево. Сам я в шинели, в шапке-ушанке (зима), только голубые погоны и петлицы выдают во мне десантника. В руке авоська-сетка, в которой в газету завёрнуты парадные китель и брюки - те самые, которые я должен привезти старшине. Вот в таком виде хожу, раскрыв рот, по аэровокзалу, а вокруг молодые девушки, женщины, да и вообще гражданская жизнь, от которой я уже отвык. И вдруг слышу: "Сержант, я кому говорю!"
И тут до меня доходит, что уже несколько раз кто-то окликает какого-то сержанта, но я-то старший сержант, поэтому я не реагировал. Оглянулся, увидел: стоит патруль - офицер с повязкой патруля и двое курсантов-чернопогонников какого-то московского военного училища радостно из-за плеча начальника патруля на меня поглядывают.
И тут я вдруг соображаю, что предписание у меня в Воронежскую область, командировочное уже отмечено, причём числом, которое наступит только через неделю, сам я с какого-то перепугу нахожусь в Москве. Но делать нечего, подхожу, "рубанул" строевым, докладываю: "Товарищ капитан, сержант Миронов по вашему приказанию прибыл".
Он говорит: "Ваш военный билет". Обычно спрашивают: "Ваши документы" - достаёшь военный билет и командировочное предписание - по какому поводу находишься здесь, но раз он спрашивает военный билет, достаю его. И тут офицер требует: "Расстегните шинель". Я расстегнул шинель, курсанты сладострастно уставились на мои значки, а капитан, раскрыв военный билет, разочаровано увидел, что там всё записано, что мне положено, и печать стоит. Сделал замечание, чтобы я вовремя реагировал и честь отдавал, и меня отпустили. Пронесло.
Через два часа я приземлялся в родном Пулкове.
Заехал к маме, потом поехал к Маринке. Приехал на улицу Красной Артиллерии, дом 30, позвонил, открыли соседи. Я подошёл к комнате сестры, потянул за ручку - дверь закрыта изнутри. Постучался, услышал голос Маринки (Царство ей Небесное):
- Кто там?
- Кто, кто? Брат приехал из армии.
Маринка ойкнула, распахнулась дверь, бросилась мне не шею, но самое интересное - стоит в дверях и как будто дальше порога не пускает (а я приехал рано утром).
Я её отодвинул, вошёл в комнату. И тут вижу кровать, на подушках которой лежит чья-то голова с длинными волосами. Подумал: наверное, подружка ночует. Я отвернулся. Вдруг эта "подружка" сзади мужским голосом говорит: "Давай знакомиться, Геннадий". Это был будущий маринкин муж - Генка. Маринка начала расспрашивать, но мне было не до расспросов, мне хотелось скорее показаться своим в техникуме.
Я прямо в форме, в шинели, поехал в Ленинград.
Приехал в техникум, там произвёл, мягко говоря, фурор. Начались обнимания, братания, целования с девчонками. Решили тут же по такому поводу это дело отметить. Сначала пошли в какую-то кафэшку, потом к кому-то поехали, одним словом, уже поздно вечером я еду в электричке, мои друзья меня провожают, потом сели в автобус.
И в автобусе, помню, что поплохело.
Я понимал, что немножко выпил, но чувствую, что здесь что-то не так. Когда доехали домой, я только зашёл в квартиру и просто потерял сознание. Очнулся утром - никакой, как оказалось, у меня температура сорок с половиной. При этом, вроде бы ни насморка, ничего нет, слабость ужасная.
Мама вызвала врача из госпиталя.
Врач сказал: "Непонятно что. Нужно класть в госпиталь. Если что, мы отпуск продлим". (А своим я сказал, что приехал в отпуск.) Я говорю: "Мне нельзя в госпиталь. Через два дня я должен вылетать обратно". А врач удивляется: "Куда ты полетишь? Ты еле живой". - "Ничего не знаю, - отвечаю, - мне надо лететь". Мама хотела было начать отговаривать, но я на неё так посмотрел, что она поняла - спорить бесполезно.
Трое суток я провалялся в бреду. Тем не менее, на третий день кое-как оделся, Генка взял такси, повёз меня в Пулково. Меня шатало из стороны в сторону, честно говоря, плохо помню, как я зашёл в самолёт. А как только сел в кресло, тут же вырубился. Очнулся я, когда голос стюардессы сказал, что "через 15 минут приземляемся в аэропорту Тбилиси". Я ещё, по привычке, тяжело разомкнул глаза, тяжело повернул голову к иллюминатору и вдруг почувствовал, что на самом деле мне всё это делать абсолютно не тяжело и вообще, я просто как огурец.