Гегель как философ ничто, причастного бытию
Мне уже приходилось писать, что Гегель - не вполне философ бытия, он - философ ничто, причастного бытию. Бытие в учении о бытии не может рассматриваться как «начало, возникшее через опосредование».
«...Здесь бытие - начало, возникшее через опосредствование и притом через опосредствование, которое есть в то же время снимание самого себя; при этом предполагается, что чистое знание есть результат конечного знания, сознания». (Гегель)
Мне уже приходилось писать, что Гегель - не вполне философ бытия, он - философ ничто, причастного бытию. Бытие в учении о бытии не может рассматриваться как «начало, возникшее через опосредование». Бытие сверхпервично и сверхизначально. Впрочем, немногим далее Гегель сам подтверждает свою квалификацию как философа ничто, причастного бытию: «Начало есть не чистое ничто, а такое ничто, из которого должно произойти нечто; бытие, стало быть, уже содержится и в начале. Начало, следовательно, содержит и то и другое, бытие и ничто; оно единство бытия и ничто». Однако, далее Гегель идет на прямое нарушение завета Парменида о несмешиваемости бытия и небытия. Он пишет: «Иначе говоря, оно (начало) небытие, которое есть в то же время бытие, и бытие, которое есть в то же время небытие». Смешивание бытия и небытия является фирменным предприятием т.н. «гегелевской диалектики». Это фирменное предприятие и породило гегельянцев всех мастей, тех людей, которых Парменид в своей поэме называет «двухголовыми», так как им нужно две головы, чтобы вместить противоположные идеи. Эта же двухголовость поразила и квантовую механику. Сущность методологической ошибки Гегеля ясна: он спасает логику в качестве формализма мышления и, онтологизируя логику, обнаруживает, что в ее основе - запрещенной Парменидом смешивание бытия и небытия. При этом Гегель постоянно испуганно оглядывается на Парменида, но, видимо, успокаивает себя тем, что Парменид далеко, и его не поправит, а вот от университетских логицистов зависит жизненно важное для Георга Вильгельма Фридриха, делающего университетскую карьеру в прусском логицистском университете, «превращение ста возможных талеров в сто действительных талеров», разбору онтологии каковой жизненной необходимости посвящена значительная часть «Науки Логики».
Гегель о Пармениде:
«Простую мысль о чистом бытии как об абсолютном и как о единственной истине впервые высказали элеаты, особенно Парменид, который в дошедших до нас фрагментах высказал ее с чистым воодушевлением мышления, в первый раз постигшего себя в своей абсолютной абстрактности: только бытие есть, а ничто вовсе нет…».
Здесь Гегель фундаментально неточен, это подчеркивал Хайдеггер. «Ничто» в том смысле, в котором его употребляет Гегель, Парменид вообще не рассматривал. Посыл «ничто» для Парменида - это ничтожение самой возможности небытия быть. Отсюда и рождается традиция понимания ничто, как причастного бытию, посредством которого бытие ничтожит претензию на бытие со стороны Того, чего нет. Логика создана Аристотелем именно на основании этой силы бытия ничтожить То, чего нет. Гегель, возрождая аристотелевский смысл логики с тем, чтобы влить новую силу в иссохшую формальную логику, возрождает в качестве непосредственного начала именно ничто, причастное бытию.
Гегель о Пармениде:
«Мышлению или представлению, перед которыми предстает лишь какое-то определенное бытие - наличное бытие, - следует указать на упомянутое выше начало науки, положенное Парменидом, который свое представление и тем самым и представление последующих поколений очистил и возвысил до чистой мысли, до бытия, как такового, и этим создал стихию науки…»
Гегель памятует об учении Парменида о бытии как об истинном основоположении философии, но не вполне раскрывает, что «стихия науки» сформировалась как речение бытия, как Истина, утверждающая бытие. Понятие «наличное бытие» извращает сущность учения о бытии, представляет собой один из базовых элементов ложного учения о бытии. Именно на этом понятии зиждится здание гегелевской диалектики. Но, ведь, полагание бытия как наличного бытия суть смешение бытия и небытия. Бытие не представимо и не охватываемом умом как данная ему реальность, поскольку бытие обнимает собой и сам разум.
Гегель о Пармениде:
«Парменид признавал только бытие и был как нельзя более последователен, говоря в то же время о ничто, что его вовсе нет; имеется лишь бытие. Бытие, взятое совершенно отдельно, есть неопределенное, следовательно, никак не соотносится с иным; поэтому кажется, что, исходя из этого начала, а именно из самого бытия, нельзя двигаться дальше, что, для того чтобы двинуться дальше, надо присоединить к нему извне нечто чуждое…»
Это совершенно ложная и интеллектуально-нечестная трактовка Парменида за счет отождествления его учения о бытии с теорией субстанции Спинозы. Бытие не может быть логически «взято». Бытие есть верх определенности и содержания, едино-универсальная сущность всего многого, не нуждающаяся в присоединениях и прибавлениях - это содержание всех форм. Так, бытие числа - это не вейерштрассовский ряд с постоянным, механическим добавлением единицы, это всеобъемлющее всего конечного: «единица есть множество простых чисел». Когда Гегель пишет о начале: «Как оно не может иметь какое-либо определение по отношению к иному, так оно не может иметь какое-либо определение внутри себя, какое-либо содержание, ибо содержание было бы различением и соотнесением разного, было бы, следовательно, неким опосредованием. Итак, начало - чистое бытие», - он совершает роковую для всей последующей истории философии ошибку, которая последовательно преодолена, пожалуй, только в русской философской мысли. Истинное начало всесодержательно, мегасодержательно, является неиссякаемым источником содержания. Именно таково Парменидовское бытие как истинный источник знаний.
Гегель о Пармениде:
«Бытие вообще не было бы абсолютным началом, если бы у него была какая-нибудь определенность; оно тогда зависело бы от иного и не было бы непосредственным, не было бы началом. Если же оно неопределенно и тем самым есть истинное начало, то у него и нет ничего такого, с помощью чего оно переходило бы в иное, оно в то же время есть и конец. Столь же мало может что-либо вырваться из него, как и ворваться в него; у Парменида, как и у Спинозы, нет продвижения от бытия или абсолютной субстанции к отрицательному, конечному. Если же все-таки совершается такое продвижение (что, исходя из бытия, лишенного соотношений и,. стало быть, лишенного продвижения, можно, как мы заметили, осуществить только внешне), то это движение есть второе, новое начало…»
Опыт бытия, онтологический опыт - это, прежде всего, опыт дефинирующего солиптического разума. Бытие единичного, нечто - это единое как системная совокупность, органическое целое истинных сущностей дефинирования этого нечто, формирующихся в процессе солиптического конструирования (то есть сущностей, формируемых когито, сознанием). Первая дефиниция раскрывает бытие единицы (бытие числа) - «единица есть множество простых чисел». Поэтому бытие как единое охватывает все конечное, бытие не нуждается в продвижении к конечному, в этом нуждается сознание, опирающееся в своем продвижении на силу бытия, уже охватывающего конечное.
Гегель о Пармениде:
«В этой форме наличного бытия «одно» есть та ступень категории, которую мы встречаем у древних как атомистический принцип, согласно которому сущность вещей составляют атом и пустота. Абстракция, созревшая до этой формы, достигла большей определенности, чем бытие Парменида и становление Гераклита. Насколько высоко ставит себя эта абстракция, делая эту простую определенность «одного» и пустоты принципом всех вещей, сводя бесконечное многообразие мира к этой простой противоположности и отваживаясь познать и объяснить это многообразие из нее, настолько же легко для представляющего рефлектирования представлять себе вот здесь атомы, а рядом - пустоту».
Извращение сущности учения о бытии посредством категории «наличное бытие», утверждение невозможного смешивания, сопричастности бытия и небытия в качестве действительного и истинного, приводит к деградации философской мысли к бессодержательной категории «одно». За утверждение «Абстракция, созревшая до этой формы («Одно», «наличное бытие»), достигла большей определенности, чем бытие Парменида» ректору Берлинского университета полагается большая жирная «двойка».
Гегель о Пармениде:
«Так, Пармениду приходится иметь дело с видимостью и мнением - с противоположностью бытия и истины…».
Вся поэма о природе Парменида пронизана сопричастностью бытия и истины. Богиня истины ведет Парменида к пониманию того, что только бытие есть, а небытия нет.
Философия, основанная на Парменидовском учении о бытии, рассматривает благо как достижение мыслью тождества с бытием. Гегель достигает первой фазы такого тождества - это тождество мысли с ничто, причастным бытию. Абсолютизация этой фазы через смешение такого бытия, как причастие ничто бытию, с небытием подменяет становление тождества мысли и бытия отрицательным тождеством ничто и небытия (отрицательным - в смысле освобождения ничто от причастия, служения бытию), которое оборачивается против бытия и становится новым супер-оружием утверждения небытия как существующего. Этот альянс ничто и небытия является основой философской современности и непосредственной силой стирания, забвения бытия.
«...Здесь бытие - начало, возникшее через опосредствование и притом через опосредствование, которое есть в то же время снимание самого себя; при этом предполагается, что чистое знание есть результат конечного знания, сознания». (Гегель)
Мне уже приходилось писать, что Гегель - не вполне философ бытия, он - философ ничто, причастного бытию. Бытие в учении о бытии не может рассматриваться как «начало, возникшее через опосредование». Бытие сверхпервично и сверхизначально. Впрочем, немногим далее Гегель сам подтверждает свою квалификацию как философа ничто, причастного бытию: «Начало есть не чистое ничто, а такое ничто, из которого должно произойти нечто; бытие, стало быть, уже содержится и в начале. Начало, следовательно, содержит и то и другое, бытие и ничто; оно единство бытия и ничто». Однако, далее Гегель идет на прямое нарушение завета Парменида о несмешиваемости бытия и небытия. Он пишет: «Иначе говоря, оно (начало) небытие, которое есть в то же время бытие, и бытие, которое есть в то же время небытие». Смешивание бытия и небытия является фирменным предприятием т.н. «гегелевской диалектики». Это фирменное предприятие и породило гегельянцев всех мастей, тех людей, которых Парменид в своей поэме называет «двухголовыми», так как им нужно две головы, чтобы вместить противоположные идеи. Эта же двухголовость поразила и квантовую механику. Сущность методологической ошибки Гегеля ясна: он спасает логику в качестве формализма мышления и, онтологизируя логику, обнаруживает, что в ее основе - запрещенной Парменидом смешивание бытия и небытия. При этом Гегель постоянно испуганно оглядывается на Парменида, но, видимо, успокаивает себя тем, что Парменид далеко, и его не поправит, а вот от университетских логицистов зависит жизненно важное для Георга Вильгельма Фридриха, делающего университетскую карьеру в прусском логицистском университете, «превращение ста возможных талеров в сто действительных талеров», разбору онтологии каковой жизненной необходимости посвящена значительная часть «Науки Логики».
Гегель о Пармениде:
«Простую мысль о чистом бытии как об абсолютном и как о единственной истине впервые высказали элеаты, особенно Парменид, который в дошедших до нас фрагментах высказал ее с чистым воодушевлением мышления, в первый раз постигшего себя в своей абсолютной абстрактности: только бытие есть, а ничто вовсе нет…».
Здесь Гегель фундаментально неточен, это подчеркивал Хайдеггер. «Ничто» в том смысле, в котором его употребляет Гегель, Парменид вообще не рассматривал. Посыл «ничто» для Парменида - это ничтожение самой возможности небытия быть. Отсюда и рождается традиция понимания ничто, как причастного бытию, посредством которого бытие ничтожит претензию на бытие со стороны Того, чего нет. Логика создана Аристотелем именно на основании этой силы бытия ничтожить То, чего нет. Гегель, возрождая аристотелевский смысл логики с тем, чтобы влить новую силу в иссохшую формальную логику, возрождает в качестве непосредственного начала именно ничто, причастное бытию.
Гегель о Пармениде:
«Мышлению или представлению, перед которыми предстает лишь какое-то определенное бытие - наличное бытие, - следует указать на упомянутое выше начало науки, положенное Парменидом, который свое представление и тем самым и представление последующих поколений очистил и возвысил до чистой мысли, до бытия, как такового, и этим создал стихию науки…»
Гегель памятует об учении Парменида о бытии как об истинном основоположении философии, но не вполне раскрывает, что «стихия науки» сформировалась как речение бытия, как Истина, утверждающая бытие. Понятие «наличное бытие» извращает сущность учения о бытии, представляет собой один из базовых элементов ложного учения о бытии. Именно на этом понятии зиждится здание гегелевской диалектики. Но, ведь, полагание бытия как наличного бытия суть смешение бытия и небытия. Бытие не представимо и не охватываемом умом как данная ему реальность, поскольку бытие обнимает собой и сам разум.
Гегель о Пармениде:
«Парменид признавал только бытие и был как нельзя более последователен, говоря в то же время о ничто, что его вовсе нет; имеется лишь бытие. Бытие, взятое совершенно отдельно, есть неопределенное, следовательно, никак не соотносится с иным; поэтому кажется, что, исходя из этого начала, а именно из самого бытия, нельзя двигаться дальше, что, для того чтобы двинуться дальше, надо присоединить к нему извне нечто чуждое…»
Это совершенно ложная и интеллектуально-нечестная трактовка Парменида за счет отождествления его учения о бытии с теорией субстанции Спинозы. Бытие не может быть логически «взято». Бытие есть верх определенности и содержания, едино-универсальная сущность всего многого, не нуждающаяся в присоединениях и прибавлениях - это содержание всех форм. Так, бытие числа - это не вейерштрассовский ряд с постоянным, механическим добавлением единицы, это всеобъемлющее всего конечного: «единица есть множество простых чисел». Когда Гегель пишет о начале: «Как оно не может иметь какое-либо определение по отношению к иному, так оно не может иметь какое-либо определение внутри себя, какое-либо содержание, ибо содержание было бы различением и соотнесением разного, было бы, следовательно, неким опосредованием. Итак, начало - чистое бытие», - он совершает роковую для всей последующей истории философии ошибку, которая последовательно преодолена, пожалуй, только в русской философской мысли. Истинное начало всесодержательно, мегасодержательно, является неиссякаемым источником содержания. Именно таково Парменидовское бытие как истинный источник знаний.
Гегель о Пармениде:
«Бытие вообще не было бы абсолютным началом, если бы у него была какая-нибудь определенность; оно тогда зависело бы от иного и не было бы непосредственным, не было бы началом. Если же оно неопределенно и тем самым есть истинное начало, то у него и нет ничего такого, с помощью чего оно переходило бы в иное, оно в то же время есть и конец. Столь же мало может что-либо вырваться из него, как и ворваться в него; у Парменида, как и у Спинозы, нет продвижения от бытия или абсолютной субстанции к отрицательному, конечному. Если же все-таки совершается такое продвижение (что, исходя из бытия, лишенного соотношений и,. стало быть, лишенного продвижения, можно, как мы заметили, осуществить только внешне), то это движение есть второе, новое начало…»
Опыт бытия, онтологический опыт - это, прежде всего, опыт дефинирующего солиптического разума. Бытие единичного, нечто - это единое как системная совокупность, органическое целое истинных сущностей дефинирования этого нечто, формирующихся в процессе солиптического конструирования (то есть сущностей, формируемых когито, сознанием). Первая дефиниция раскрывает бытие единицы (бытие числа) - «единица есть множество простых чисел». Поэтому бытие как единое охватывает все конечное, бытие не нуждается в продвижении к конечному, в этом нуждается сознание, опирающееся в своем продвижении на силу бытия, уже охватывающего конечное.
Гегель о Пармениде:
«В этой форме наличного бытия «одно» есть та ступень категории, которую мы встречаем у древних как атомистический принцип, согласно которому сущность вещей составляют атом и пустота. Абстракция, созревшая до этой формы, достигла большей определенности, чем бытие Парменида и становление Гераклита. Насколько высоко ставит себя эта абстракция, делая эту простую определенность «одного» и пустоты принципом всех вещей, сводя бесконечное многообразие мира к этой простой противоположности и отваживаясь познать и объяснить это многообразие из нее, настолько же легко для представляющего рефлектирования представлять себе вот здесь атомы, а рядом - пустоту».
Извращение сущности учения о бытии посредством категории «наличное бытие», утверждение невозможного смешивания, сопричастности бытия и небытия в качестве действительного и истинного, приводит к деградации философской мысли к бессодержательной категории «одно». За утверждение «Абстракция, созревшая до этой формы («Одно», «наличное бытие»), достигла большей определенности, чем бытие Парменида» ректору Берлинского университета полагается большая жирная «двойка».
Гегель о Пармениде:
«Так, Пармениду приходится иметь дело с видимостью и мнением - с противоположностью бытия и истины…».
Вся поэма о природе Парменида пронизана сопричастностью бытия и истины. Богиня истины ведет Парменида к пониманию того, что только бытие есть, а небытия нет.
Философия, основанная на Парменидовском учении о бытии, рассматривает благо как достижение мыслью тождества с бытием. Гегель достигает первой фазы такого тождества - это тождество мысли с ничто, причастным бытию. Абсолютизация этой фазы через смешение такого бытия, как причастие ничто бытию, с небытием подменяет становление тождества мысли и бытия отрицательным тождеством ничто и небытия (отрицательным - в смысле освобождения ничто от причастия, служения бытию), которое оборачивается против бытия и становится новым супер-оружием утверждения небытия как существующего. Этот альянс ничто и небытия является основой философской современности и непосредственной силой стирания, забвения бытия.