К ПОНИМАНИЮ ЛИЧНОСТИ «LE PRINCE DE L`OMBRE» (45)
Лубянка наносит удар (начало)
Отдельной, весьма важной для нас, проблемой является работа советских спецслужб в среде русской эмиграции.
Созданная 8 декабря 1918 г. ВЧК была не только крупнейшей карательной организацией, осуществлявшей массовый террор. Подобные же принципы безпредела она перенесла и в сферу внешней разведывательной деятельности, став, благодаря своей изощренности, в самое непродолжительное время крупнейшей и эффективнейшей организацией такого рода.
В одном из совершенно секретных документов ОГПУ 1924 г. читаем: «Нам удалось поставить свою работу так, что в настоящее время главные штабы иностранных государств […] снабжаются на 95 % материалом, который разрабатывается КРО ОГПУ совместно с Военным ведомством, по указанию Наркомвоена и НКИД, таким образом, иностранные штабы имеют о Красной армии, ее численности те сведения, которые желательны нам. Это утверждение основано на документальных данных. Кроме того, целый ряд иностранных разведок […] находится всецело в наших руках и действует по нашим указаниям» («Источник». М. 1995. № 4).
Всё это, как мы увидим далее, была не пустая похвальба.
Дзержинский с руководителями ВЧК.
Пристальное внимание чекистов было сосредоточено на многочисленной эмиграции.
Оказавшись за пределами Отечества, русские люди тут же приступили к самоорганизации. Возникли десятки самых разных объединений: военных, общественно-политических, творческих, церковных.
За всеми внимательно наблюдали чекисты; в самые опасные внедрялась агентура - чаще всего завербованная в среде самих эмигрантов. Они не только доставляли необходимую информацию. При помощи них манипулировали, а иногда даже и направляли мысли руководителей этих организаций в выгодном для Красного Кремля направлении.
Успех вербовки предопределялся ностальгией многих вынужденных изгнанников, умело создаваемой иллюзией о меняющейся якобы советской России и, наконец, шантажом: часто судьбой оставшихся «за чертополохом» родственников.
Особое значение для освещения этой темы имеет уже упоминавшаяся нами книга «Незримая паутина» Б.В. Прянишникова - не только исследователя, обладавшего уникальными документами, но очевидца и непосредственного участника многих описанных там событий.
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/246612.html
Титульный лист книги Б.В. Прянишникова «Незримая паутина». 2-е изд. Нью-Йорк 1979.
Одним из центров начального этапа русской эмиграции был Берлин.
«Русский Берлин того времени, - пишет Борис Витальевич, - прославился как центр движения сменовеховцев. Отступление Ленина от варварства и зверств военного коммунизма к НЭПу пробудило у части заграничных русских интеллигентов новые настроения. Появилась вера в неизбежную эволюцию коммунистического режима. Не обошлось тут без оккультного воздействия ВЧК-ОГПУ, неослабно следившего за эмигрантами и умело приспособлявшегося к их тоске по покинутой родине. […]
26 марта 1922 года в Берлине вышел первый номер газеты “Накануне” под редакцией Ключникова. […] Утверждая тождество интернационального СССР и национальной России и идеализируя положение в стране, “Накануне” занималось уловлением эмигрантских душ в сети большевизма».
Центральный печатный орган сменовеховцев, газета «Накануне» выходила вплоть до 15 июня 1924 г. Активно пропагандируя идею «возвращенчества», она была инструментом внешнеполитической пропаганды СССР, единственной эмигрантской газетой, разрешенной к ввозу в подсоветскую Россию. К концу 1930-х почти все лидеры сменовеховства выехали в Советский Союз и практически всех их ликвидировало НКВД.
На эту удочку попались не только прекраснодушные интеллигенты, но и люди с опытом, военные.
По словам Б.В. Прянишникова, «были генералы, осознавшие, что их ставка на белого коня была грубой ошибкой. Оставшись не у дел, с завистью взирали они на своих удачливых противников, нанесших им сокрушительное поражение. Протянулись к Москве невидимые нити к прежним друзьям по Генеральному штабу».
А дальше и пошло и поехало. «16 апреля 1922 года Германия и советская Россия заключили в Рапалло мирный договор. В Берлин прибыли советские дипломаты […] Вместе с полпредством в Берлин приехали агенты ОГПУ. Берлин стал важнейшим центром советской разведки в Западной Европе. […]
Шли годы, менялись условия жизни. Под напором послевоенной инфляции в Германии многие русские эмигранты перекочевали из Берлина в Париж. Русский Берлин численно уменьшился. Не уменьшилось, но увеличилось число советских агентов в Берлине. Протянулись невидимые нити ОГПУ из Берлина во Францию, еще не признававшую советского правительства законной русской властью. […]
Множество новых организаций - политических, общественных, культурных, научных, профессиональных, благотворительных и иных - возникло в русском Зарубежье.
Самые важные были в Париже. Не дремали и ленинцы, обезпокоенные мощью и влиянием многочисленных эмигрантов. В их толщу они протолкнули свои организации, и первой из них был построенный на тоске по России Союз Возвращения на Родину».
Между тем «победившая в гражданской войне белых, советская власть в 1921 году еще не была прочной. В Кронштадте вспыхнуло восстание матросов, жестоко подавленное Троцким и Тухачевским. На Тамбовщине, в Алтайском крае и в других местах пылали крестьянские восстания. В стране была разруха. И Ленин был вынужден объявить НЭП».
На этой волне и прошли операции «Трест», «Синдикат-2» и другие подобные провокационные акции.
На наживку фальшивых, созданных ГПУ, подпольных организаций («Либеральные демократы» и «Монархическое объединение Центральной России») попались руководитель Боевой организации партии эсеров Б.В. Савинков и английский разведчик Сидней Рейли. Обоих, заманив в СССР, физически устранили.
Помимо начальника КРО ОГПУ А.Х. Артузова (сына итальянца-предпринимателя) и его заместителя Р.А. Пилляра (из остзейского баронского рода) в разработке этих хитроумных операций участвовал помощник начальника этого отдела С.В. Пузицкий - сын учителя и дядя «вождя русского патриотического движения» Вадима Кожинова.
Посвященная С.В. Пузицкому почтовая марка из серии «80-летие образования контрразведовательных подразделений в России». 2002 г.
Главным действующим лицом операции «Трест» стал А.А. Якушев - бывший чиновник Министерства путей сообщения, в 1921 г. служивший консультантом по водному хозяйству.
Александр Александрович по убеждениям был монархист. После февральского переворота 1917 г. он, как верноподданный, отказался даже от предложения князя Львова занять пост товарища министра путей сообщения во Временном правительстве, считая его незаконным. Но от большевиков просто так было уже не отвертеться.
Якушев находился под арестом. По словам Б.В. Прянишникова, «дело его уже давно было следствием закончено, и ему грозил расстрел. После непродолжительных переговоров […] А.А. изъявил согласие на поступление в секретные сотрудники КРО для работы против иностранных штабов и эмиграции... Человек весьма темпераментный, он всю свою ненависть с г-на X. - виновника его злоключений - перенес на эмиграцию вообще. Ненависть к последней у Якушева была столь острой, что в соединении с широкими знакомствами в прежних сферах делала из него ценного сотрудника. […]
...Обладая недурным пером, крупными познаниями в вопросах монархической идеологии и в вопросах династических, он почти в один присест набросал основы программы и тактики данной легенды. Директива ГПУ была короткая: отрицать террор и ориентироваться на Великого Князя Николаевича Николаевича и Высший Монархический Совет».
Эта последняя ориентация чекистов, несомненно, весьма ценна для понимания обстановки среди русской монархической эмиграции, роли тех или иных организаций и людей. Но и особый интерес Лубянки именно к монархистам тоже не вызывает никаких сомнений.
Выступая перед Совнаркомом с секретным докладом о политическом положении за май 1924 г., Дзержинский выделил главную опасность, угрожающую Советской власти - широкие монархические настроения в народе:
«Агитационная деятельность монархических группировок в различных местностях советской России, явно организованный характер этой деятельности и имеющиеся в руках ОГПУ данные о внутреннем, не эмигрантском характере действующих в России монархических организаций побудили ОГПУ принять в течение мая ряд мер для ликвидации монархических группировок внутри России. Были проведены массовые аресты, не давшие, однако, ожидаемых результатов. Хотя ОГПУ арестовало большое количество несомненно причастных к монархическому движению лиц, деятельность монархистов не прекратилась, и от их имени продолжают выступать те же организации, что и два месяца тому назад. […]
В Киеве и Харькове большевиками произведены многочисленные аресты среди интеллигенции, духовенства, бывших офицеров и землевладельцев, чиновников дореволюционного времени и т.п. Арестованным объявлено в отделах ОГПУ [мы уже не раз писали, какие люди их возглавляли. - С.Ф.], что они являются заложниками на случай выступления монархических организаций, в принадлежности к которым они подозреваются» («Новое Время». Белград. 21.6.1924).
Это же подтверждает и краткая справка о деятельности контрразведывательного отдела ОГПУ за 1923-1924 операционный год, подписанная его главой А.Х. Артузовым 30 ноября 1924 г.: «Основным фактором политического значения […] является значительное усиление активности кулацко-монархического движения. […] Одним из главных доказательств активности кулацких масс в нынешнее время является факт самопроизвольных возникновений в различных районах контрреволюционных организаций. […] Отмечаем, как второй крупнейший фактор, значительное усиление стремлений […] к террору. Террористические настроения упорно появляются и местами переходят к организационно-подготовительной деятельности. Характерно, опять-таки, отметить, что, обычно, эти стремления возникают САМОПРОИЗВОЛЬНО без давления заграничных Центров. […] …Нет еще такой централизованной организации, как партия эсеров, против нас, но тем опаснее возникновение террористических групп, не связанных между собой и действующих самостоятельно» («Источник». М. 1995. № 4).
Под «кулацко-монархическим движением» имелись в виду монархические настроения среди крестьян, слабо связанных с эмигрантскими организациями, возникавшие, по словам самих чекистов, стихийно. К крестьянам, как это видно из документа, примкнули «гонимые озлобленные кадры бывших людей» (вдумайтесь в это словосочетание: «бывшие люди», как нельзя лучше характеризующие большевизм, а заодно и чекизм!), под которыми подразумевались духовенство, интеллигенция, чиновничество, военнослужащие Царской армии, студенты, возвращавшиеся на родину эмигранты.
В качестве примера в справке приводятся события в Крыму, в котором среди крестьян распространялись листовки с упоминанием имени Великого Князя Николая Николаевича. Причем, население «долгое время не выдавало организаторов». В результате, сообщал Артузов, «расстреляно 132 человека организаторов». Был также отмечен случай, когда на Волыни среди крестьян ходила по рукам «петиция на имя Великого Князя Николая Николаевича с тысячами подписей».
Ликвидаторы.
Среди эмиграции как раз в это время тоже происходило возрождение монархических идей, интерес к которым был, казалось, утрачен в годы революции.
В этой ситуации главной задачей чекистов было посеять раздор. Именно на это делал упор в своем секретном докладе перед Совнаркомом в 1924 г. шеф секретной советской полиции.
«Раскол между эмигрантскими монархическими организациями Дзержинский считает чрезвычайно полезным для советской власти. Представителям ОГПУ при советских посольствах заграницей дано предписание содействовать углублению и расширению это раскола, одновременно усилив агентурное наблюдение за деятельностью монархистов.
В докладе указывается на то, что в настоящее время приняты меры к “освещению” деятельности Великого Князя Николая Николаевича, Высшего Монархического Совета и подчиненных им монархических группировок» («Новое Время». Белград. 21.6.1924).
Согласно оценкам секретного документа берлинской резидентуры ИНО ОГПУ 1924 г., опасность монархизма для власти в России состоит в том, что «его последователи всей душой преданы своей идее, которая составляет для них своего рода религию. Чем заграничные монархисты будут сплоченнее, тем сильнее будет из значение для России, где всегда [sic!] найдется взрывчатый материал […] Да и заграничное иностранное мнение по традиции, будучи склонно считать монархию исторической формой для России, всегда противопоставляет эмигрантские монархические организации как протест против “узурпации власти” коммунистами и как доказательство “неприятия советской власти народом”. Распыление и уничтожение таких фокусов протеста и брожения знаменовало бы полное исчезновение протеста против соввласти и всеобщее народное признание ее законности и желательности. Однако борьба с монархическими убеждениями прямым путем так же трудна, как и борьба с религией» (Русская военная эмиграция 20-40-х годов ХХ века. Т. 5. М. 2010. С. 141).
Так было и позднее. И остается до сих пор…
«В политическом отношении, - читаем в секретном обзоре ОГПУ положения дел среди научной интеллигенции 1932 г., - “православные” несравненно опаснее “западников”, т.к. последние не имеют никаких корней в массах, “православные” же […] до сих пор имеют основу в кулачестве и вообще среди верующего крестьянства, а также среди рассеянных по СССР осколков Св. Синода, епархиальных училищ и прочей духовно-дворянской мути. Кроме того, “православные” физики стоят ближе к особо важным пунктам советской страны - к Красной армии и промышленности. Зато на идеологическом фронте значение “православных” равно нулю» («Совершенно секретно». Лубянка - Сталину о положении в стране (1922-1934 гг.). Т. 10. Ч. 1. М. 2017. С 483-484).
Также рассуждал и председатель КГБ СССР Ю. Андропова: «Русизм - идеологическая диверсия, требующая к себе особого внимания и мер воздействия. Главная забота для нас - русский национализм; диссиденты потом - их мы возьмем за одну ночь».
Л.Б. Каменев, Ф.Э. Дзержинский, Т.В. Сапронов, А.В. Шотман, А.С. Енукидзе несут гроб с телом Ленина. 23 января 1924 г.
Среди предлагаемых чекистами методов борьбы с монархистами в эмиграции предлагалась пропаганда среди них «возможности консолидации государства под соввластью», призыв к возвращению на родину, «хотя бы под предлогом подготовки внутри переворота. В обоих случаях пропаганда должна исходить из своей же монархической среды». (То есть заведомый обман в сочетании с вербовкой агентуры.)
Это и была одна из главных задач операции «Трест».
«В марте 1923 года, - описывает дальнейшие события Б.В. Прянишников, - из Белграда в Антиб приехал генерал А.П. Кутепов. Его первая беседа с Великим Князем была краткой. Николай Николаевич даже не пожелал говорить о своем участии в эмигрантских делах. Твердый и решительный, Кутепов добился второй аудиенции. Горячо доказывал, что Великий Князь никак не может уклониться от своего долга перед Россией.
Генерал от инфантерии Александр Павлович Кутепов (1882-1930).
На сей раз Кутепов преуспел, Николай Николаевич согласился. Довольный Кутепов вернулся в Белград, где исполнял обязанности помощника П.Н. Врангеля, Главнокомандующего Русской Армией в изгнании. А 3 мая 1923 года Великий Князь покинул Антиб и поселился в имении Шуаньи под Парижем.
Под его верховным водительством началось объединение шестнадцати эмигрантских организаций. Намечались планы, назначались деятели на разные должности. Нужен был и руководитель тайной работы против большевиков. Выбор Николая Николаевича пал на Кутепова. В начале 1924 года он вызвал его в Париж и предложил ему руководство революционной борьбой с большевиками. Боевой генерал был озадачен. Он отдавал себе отчет в трудностях нового, незнакомо го ему дела, к которому подготовлен не был».
Однако после некоторых раздумий «Кутепов отдал себя в распоряжение Великого Князя и немедленно сообщил об этом П.Н. Врангелю. […] 21 марта 1924 года Врангель отдал приказ об освобождении Кутепова от его обязанностей».
Так была подготовлена площадка для дальнейших событий.
Нагрудный знак члена Русского Общевоинского Союза, учрежденный председателем РОВС генералом А.П. Кутеповым 8 июня 1929 г. В центре креста - вензель Великого Князя Николая Николаевича. Знак был учрежден в год его кончины.
Вскоре - уже непосредственно в рамках операции «Трест» - происходит еще одно важное событие: пребывание с 23 декабря 1925 г. по 6 февраля 1926 г. на территории СССР одного из организаторов и идеологов Белого движения, горячих сторонников фальшивого «Монархического объединения Центральной России» (МОЦР) В.В. Шульгина.
Нужно ли говорить, что вся советская одиссея Василия Витальевича проходила под тщательным наблюдением ОГПУ. Собственно и написанную им об этом книгу «Три столицы» цензурировали прямо на Лубянке. Чекисты не тронули в рукописи даже резкие замечания Шульгина о Ленине. Гораздо важнее им был сам ее пафос: пропаганда идеи ожидания перерождения советской власти.
Обложка книги В.В. Шульгина «Три столицы». «Медный всадник». Берлин. 1927.
Кульминацией операции «Трест» была встреча А.А. Якушева с Великим Князем Николаем Николаевичем, человеком, как мы помним, весьма неохотно шедшим на какие-либо контакты.
Вот как описан этот эпизод у Б.В. Прянишникова:
«20 ноября 1926 года Якушев прошел через “окно” на эстонской границе и прибыл в Ревель. […] В Париж Якушев выехал один. […] На вокзале в Париже Якушева встретил Кутепов. […] Затем они отправились в Шуаньи к Великому Князю Николаю Николаевичу.
Великий Князь высказался за более энергичные действия. Якушев старательно объяснял, какие трудности препятствуют решительным действиям в ближайшее время. Якушев просил Великого Князя написать обращение к красной армии, а Политсовету дать его портрет с собственноручной подписью. […]
5 декабря, Якушев навестил Шульгина, жившего недалеко от Булонского леса. […] Накануне отъезда Якушева в Москву к нему в гостиницу приехал Кутепов. Он вручил Якушеву портрет Великого Князя, сидящего верхом на коне, и воззвание к красной армии. Довольный успехами, 14 декабря через Франкфурт-на-Майне Якушев уехал восвояси».
Судьба самого А.А. Якушева была обычной для мавра, исполнившего свою задачу: в 1934 г. его арестовали, дав десятку. Погиб он в одном из лагерей в 1937-м.
Похороны председателя ОГПУ Дзержинского, умершего 20 июля 1926 г. Гроб несут (слева направо): Калинин, Троцкий, Каменев, Сталин, Бухарин.
Тесно связана с операцией «Трест» была разработка ОГПУ т.н. «евразийцев».
«В начале двадцатых годов, - пишет в “Незримой паутине” Б.В. Прянишников, - в среде эмигрантской молодежи возникло течение евразийцев. Критически настроенные по отношению к старшему поколению политических деятелей, молодые люди пытались выработать свое новое кредо. Течение было сугубо интеллигентским, сложившим свою довольно странную программу под влиянием ряда не совсем совместимых идей. Тут было и преклонение перед Россией, как Евразией, сочетающей в себе раз народные истоки культуры, и преклонение перед большевицкой революцией, якобы открывшей перед Россией возможности развития самобытной культуры. […]
Собрав сведения о евразийцах, Артузов решил ввести в их среду своего человека. Такой человек должен был быть интеллигентом, сведущим в различных философских течениях, способным к спорам на высоком уровне и в то же время разочарованным в большевицкой революции. Выбор пал на Александра Алексеевича Лангового, сына известного в Москве профессора медицины. В гражданскую войну Ланговой добровольцем сражался в рядах красной армии, был награжден орденом Красного знамени. Его сестра, Наталья Рославец, служила в ЧК. […]
Ланговой преуспел в изучении сложной идеологии евразийцев, и чекисту Старову оставалось только подготовить совещание евразийской фракции и распределить роли. Исполнителями были сотрудники ОГПУ, наизусть выучившие то, что им предстояло говорить. Мнимые контрреволюционеры выступали наряду с подлинными, которых поставил Стауниц. Совещание сперва слушало доклад Арапова, в котором среди прочих тезисов был и такой: о сочетании монархии с советским строем. Выступавшие в прениях чекисты говорили: кто о воспитании юношества в духе древнего христианства, кто по вопросам экономики в будущей советской монархии, кто защищал здравствующих членов династии Романовых. Ланговой предсказывал, что советская монархия будет свободна от классовых противоречий».
Всё это падало на благодатную почву: «Обыватель советский, как и средний эмигрант, верил в эволюцию Коминтерна и ГПУ».
Родственными «евразийцам» были «младоросы» с их лозунгом «Царь и Советы». Тайно поддерживаемое ОГПУ, это движение под руководством А.Л. Казем-Бека, втершегося в доверие к Великому Князю Кириллу Владимiровичу, а затем, по наследству, и к его сыну, действовало в 1923-1942 гг.
«Ни белые, ни красные; ни капиталисты, ни пролетарии; ни правые, ни левые; ни господа, ни холопы - РУССКИЕ». Лозунг «Союза младороссов» в выходившей в Париже газете «Младоросская искра» (1.7.1934). Само название этого официального органа движения было тоже не случайным: оно отсылало к ленинской «Искре».
И в заключение несколько слов о псевдоевразийце - Александре Алексеевиче Ланговом (1896-1964).
Участие его в операции обуславливалось интеллектуальным уровнем в сочетании с преданностью компартии. Еще до революции он окончил два курса историко-филологического факультета Московского университета. С 1916 г., получив чин прапорщика, участвовал в Великой войне. Вступив в 1919 г. в Красную армию, находился на командных и штабных должностях. После гражданской войны служил в Генеральном штабе РККА, в 1920-1923 гг. учился в Военной академии, а в 1924 г. был переведен в Разведывательное управление. Его сестра Наталия дружила со Свердловым и Дзержинским.
Участвуя в операции «Трест», А.А. Ланговой выезжал в Польшу и Германию, выдавая себя за помощника начальника штаба МОЦР и главу его евразийского отделения. Направленный в 1929 г. (уже после саморазоблачения «Треста») в Женеву в качестве военного эксперта советской делегации, он был опознан как агент ОГПУ.
В последующие годы находился на военно-дипломатической службе. В 1939 г. его арестовали и по обвинению в шпионаже, а также за участие в военном заговоре приговорили к восьми годам лагерей. Выпущенный в 1947 г., в 1949 г. он был арестован вторично и отправлен в ссылку, откуда освободился в 1954 г. Умер А.А. Ланговой Москве.
Что касается самих «евразийцев», то жизнь тех из них, кто вернулся или был «возвращен» на родину, окончилась в лагерях. Не спасло даже и прямое сотрудничество некоторых со спецслужбами. Один из ярких примеров - судьба С.Я. Эфрона, мужа Марины Цветаевой, завербованного ИНО ОГПУ в Париже в 1931 г., а десять лет спустя расстрелянного на Бутовском полигоне НКВД.
Продолжение следует.