Про мою армию
Клиентка подарила бутылку польской медовухи со словами: "Не знаю какое ты имеешь отношение к армии, но вроде как мужской праздник, дарю." Почти год назад я начал писать заметки о своей службе и решил их выложить ко Дню защитника Отечества. Может кому будет любопытно.
I.
Прошло очередное четвертое апреля. Этот день для меня многие годы обладал каким-то сокровенным смыслом с ощущением счастья, а казалось бы...
Именно в этот день в 1987 на втором году службы меня вызвали к начмеду части, где я служил, и объявили об откомандировании в госпиталь на учебу, а я уже и не надеялся… Но лучше по порядку.
За год до этого много чего произошло. Пожалуй, самое громкое - это рванул Чернобыль. В ночь с 25 на 26 апреля, когда все случилось, я с приятелем автостопом пробирались в Кавказский заповедник на конференцию дружин по охране природы. Билетов из Москвы, разумеется, не было, хотя в Белгороде мы сели в полупустой вагон. Добрались до кордона и ни о какой катастрофе не слышали. Узнал обо всем позже, когда возвращался из Сочи и должен был заглянуть в Харьков. Там, в аэропорту было не протолкнуться от народа, я еле втиснулся в такси с попутчиками и спросил, что за переполох, откуда столько автобусов и людей. Меня спросили, с каких гор, мол, спустился, с Кавказских - гордо ответил я. Тут-то мне все и рассказали. Потом помню везде разговоры о пользе красного вина, страхе есть зелень и какое-то показушное веселье вместо закуски.
Так что, мой уход в армию для страны оказался абсолютно рядовым событием. Отношение мое к службе было, вроде как срок схлпотал за возраст. Даже обидно не было, т.к. мои года брали всех под гребенку и из институтов и откуда угодно, народу мести плацы явно не хватало. Большинство друзей или служили, или собирались отдать свой весьма сомнительный долг Родине. Уходил я можно сказать налегке, ждать меня кроме мамы никто не собирался, что с одной стороны было конечно грустно, а с другой не сулило лишних переживаний про верность и т.п.
Мне казалось, что я вполне подготовлен провести два года вне дома. Красный диплом мед.училища грел надеждой на теплую жизнь в медсанбате, а опыт выездов и экспедиций не пугал портянками, сапогами и грубой пищей. Оказалось, что я готовился не к той армии.
Сначала все это напоминало пионерский лагерь. Три дня на Угрешке, заблеванные полы, сомнительные предложения за трешку смотаться домой и т.п. не добавляли авторитета армии, но он ей, судя по всему, и не требовался. Потом полусонная посадка в автобусы, вокзал и поезд до Куйбышева (ныне Самара). В поезде доедались домашние котлеты, пирожки и курицы. Сопровождающие нас офицеры и солдаты не проявляли ни особой заботы, но и не злобствовали. Без приключений добрались до Куйбышева, откуда маршем отправились на карантин. Тут уже появились первые признаки иной жизни. Какие-то военные шныряли в ночи вокруг наших палаток и то уговорами, то угрозами просили отдать им нашу гражданскую одежду. Я, по чьей-то наводке, отправился в армию, разве что не в рванье, и на мой прикид никто не зарился. Более того, нас уже определили в учебную роту, мы ходили строем в столовую и на занятия, а форму выдали только дня через два, когда наступил банный день. Расположение в роте было тоже пионерское: кубрики без дверей и в каждом по шесть одноярусных кроватей с тумбочками.
Знакомство с сослуживцами, прояснение куда попал и первые пару недель ничем особым отмечены не были. Хотя, именно в это время пришло первое разочарование. В учебной дивизии, где мне предстояло провести первые месяцы службы, кроме подготовки командиров всяких отделений была еще и учебная рота санинструкторов, о ней я узнал от случайно встреченного соученика по медучилищу, которого отчислили за неуспеваемость месяца за три до диплома. Его и забрили в первых рядах и в них же зачислили в штат этой медицинской роты. Отбор будущих санинструкторов закончился день в день, как по всей стране получили свои дипломы будущие медбратья и фельдшеры. Даже организованная соучеником встреча с каким-то капитаном ни к чему не привела. Служи, где сказано и точка. Шансы у меня еще оставались, т.к. после учебки нас всех ждали «линейные» части, а по слухам, там встречался здравый смысл.
II.
Среди моих сослуживцев преобладали сыны Поволжья, поначалу климат в роте был весьма дружелюбный. Мы побаивались сержанта Волкова, который страшно ругался, был в два раза больше любого из нас и пугал этими самыми «линенейными» частями. Зато командир взвода был мировой мужик, он только вернулся из Афгана и относился к нам строго, но не «задрачивал». Еще был смешной персонаж, имя которого история не сохранила. Он был сержант, но призвавшийся за пол года до нас, т.е. по всем канонам это был как бы командир, но ни мяса, ни авторитета еще не наевший, поэтому он слегка игнорировался всем личным составом, вероятно, из-за через-чур серьезного отношения ко всему.
Июль. Крик дневального: «Подъем!». Солнца еще нет, желто-зеленая степь за забором покрыта клочьями тумана. На плац перед трехэтажной казармой выбегают худющие подростки в одних штанах и кирзачах. Начинается зарядка. Потом утренний туалет, заправка коек и выход строится перед завтраком. Все воспринимается еще пока как игра. Между солдатами ходит сплетня, мол, пока не было присяги, делай что хочешь, а вот потом… Постепенно нас начинает преследовать голод. Не сказать, что плохо кормили, просто мало и не калорийно. Я потом много раз слышал про переходный период, смену продуктовой корзины и т.п. Думаю, все ерунда. Мы были из разных регионов, из деревень и городов, но почему-то все испытывали нехватку в еде. Опыт предыдущих и последующих экспедиций, где столы не ломились от яств, подтверждает мою теорию, крупа с тушенкой и были там и там, но в экспедиции одна банка шла на двоих - троих, а в армии в миску на шестерых наковыривали, дай бог, полбанки. И может я бы не вспоминал про эту нехватку, но она вызывала уже нарушение режима. Солдату нельзя иметь хлеб ни в тумбочке, ни в карманах, а в наших карманах можно было мышей разводить. Когда лет через десять после дембеля, я увидел у мамы фотографию из учебки, то чуть не прослезился. С черно-белой нечеткой фотографии на меня смотрели из-под касок, пригибающих тонкие шеи бойцов к земле, четырнадцать испуганных глаз. Можно было решить, что страх вызван ветром, который пригнул траву рядом и только автоматы, в которые вцепились руки солдатиков, удерживают их от участи Тотошки и девочки Эли.
Кому и зачем нужны были, а судя по всему и теперь, полуголодные защитники отечества, мечтающие лишь о куске хлеба и лишнем часе сна, боюсь, не скажет ни один министр обороны и начштаба. Так повелось в нашей стране от царя гороха, а так как другого царя так и не появилось, то и имеем.
Чуть забегая вперед, расскажу, как веселился начальник штаба бригады ВДВ, куда я попал впоследствии. Он вытаскивал из строя самого зачуханного бойца, поднимал его за грудки перед строем, тряс и орал: «Их боится Рейган!»
Нам никакой враг не нужен, свои тыловики уконтропупят получше любых зеленых беретов. Читаем «Два капитана» и плачем дальше.
Второй напастью, как я отметил раньше, был недосып. То, что в нашей роте не случилось ни одного несчастного случая заслуга случая счастливого. Боец первого полугода службы может уснуть в любом положении и во время любого занятия. Самым жестким испытанием были политзанятия после обеда. Когда в аудитории, нагретой летним солнцем, набивались курсанты, как нас гордо именовали отцы-командиры, и кто-то из офицеров заунывным голосом, лишенным хотя бы каких-нибудь эмоций, вещал о вреде НАТО и пользе СЭВ, деваться солдатику было абсолютно некуда. Засыпали все. Тут-то проявлялся талант сержанта Волкова. Он ходил между партами, орал и слегка пинал, уснувших, которые таращили на него глазенки, абсолютно не понимая, где они и почему. Думаю, такую картину видели все, кто учился и посещал утренние лекции, разница состоит только в том, что у нас спали ВСЕ. Так прошло недели две - три и наступил день Присяги. Что ни говори, но ежедневная долбежка в уши про наше правое дело, которое по всему выходит левым, давала свои плоды. Мы реально волновались и чувствовали себя потомками тех солдат, что брали Измаил, Париж и Берлин. И, несмотря на всю убогость нашего существования, экономию на еде и патронах, мы действительно были их потомками.
Продолжение следует…