Кингстонша нашего городка
Элизабет Чадли, в браке Элизабет Пьерпон, герцогиня Кингстон - английская авантюристка XVIII века
"Интерес к России пробудился у герцогини вскоре после смерти мужа, когда она стала подыскивать покупателя для его картинной галереи. Прослышав, что российская императрица собирает художественные редкости для своего Эрмитажа, она очаровала русского посланника Захара Чернышёва, а потом вступила в переписку с одним из кабинет-секретарей. При дворе Екатерины II герцогиня рассчитывала вложить своё шаткое состояние в промышленные предприятия или недвижимость. Вложения в российские активы могли обезопасить её от угрозы конфискации имущества в Англии...
В Везенбергском уезде за 74 тысячи серебряных рублей она купила Чадлейские (Чудлейские) мызы, на которых развернула винокурение, а для сбыта продукции винного завода приобрела Красный кабачок на Петергофской дороге.
В последний год жизни герцогиня Кингстонская наняла гостиницу на улице Кокрон в Париже и за 1,4 млн.ливров прикупила у мадам де Монтессон (тайной жены герцога Орлеанского) поместье Сент-Ассиз близ Фонтенбло. В этом замке она не прожила и недели. Скоротечная и таинственная болезнь оборвала её жизнь...
В завещании герцогиня Кингстонская указала, что её следует похоронить в Петербурге, если она умрет в пределах Российской империи, и во Франции, если она умрёт во владениях Бурбонов. Её состояние унаследовал двоюродный брат - полковник Филипп Глауэр; отставному галанту Гарновскому было обещано 50 000 рублей, но тот предпочёл с согласия Екатерины перевести на себя её имения в России - «дом герцогини у Измайловского моста, участок земли у Красного кабачка и земля по Неве близ Островков».
Не удовольствовавшись перечисленными наделами, Гарновский присвоил и все доходы с Чудлейских мыз, что сделало его одним из богатейших людей Петербурга. Павел I, будучи раздражён злоупотреблениями душеприказчика, распорядился пересмотреть дело о наследстве герцогини и «всё имение её оставить в казённом секвестре».
Память о русском вояже герцогини сохранилась в петербургских музеях. Благодаря ему в Эрмитаже появились «великолепные произведения английского ювелирного искусства: роскошная лохань 1699 г. Филиппа Роллоса с гербом герцога Кингстона и две серебряные вазы Эндрю Фогельберга».
«Огромные палаты», которые герцогиня велела строить для себя на углу Фонтанки, по требованию Павла I были переоборудованы в Измайловские казармы."
"Интерес к России пробудился у герцогини вскоре после смерти мужа, когда она стала подыскивать покупателя для его картинной галереи. Прослышав, что российская императрица собирает художественные редкости для своего Эрмитажа, она очаровала русского посланника Захара Чернышёва, а потом вступила в переписку с одним из кабинет-секретарей. При дворе Екатерины II герцогиня рассчитывала вложить своё шаткое состояние в промышленные предприятия или недвижимость. Вложения в российские активы могли обезопасить её от угрозы конфискации имущества в Англии...
В Везенбергском уезде за 74 тысячи серебряных рублей она купила Чадлейские (Чудлейские) мызы, на которых развернула винокурение, а для сбыта продукции винного завода приобрела Красный кабачок на Петергофской дороге.
В последний год жизни герцогиня Кингстонская наняла гостиницу на улице Кокрон в Париже и за 1,4 млн.ливров прикупила у мадам де Монтессон (тайной жены герцога Орлеанского) поместье Сент-Ассиз близ Фонтенбло. В этом замке она не прожила и недели. Скоротечная и таинственная болезнь оборвала её жизнь...
В завещании герцогиня Кингстонская указала, что её следует похоронить в Петербурге, если она умрет в пределах Российской империи, и во Франции, если она умрёт во владениях Бурбонов. Её состояние унаследовал двоюродный брат - полковник Филипп Глауэр; отставному галанту Гарновскому было обещано 50 000 рублей, но тот предпочёл с согласия Екатерины перевести на себя её имения в России - «дом герцогини у Измайловского моста, участок земли у Красного кабачка и земля по Неве близ Островков».
Не удовольствовавшись перечисленными наделами, Гарновский присвоил и все доходы с Чудлейских мыз, что сделало его одним из богатейших людей Петербурга. Павел I, будучи раздражён злоупотреблениями душеприказчика, распорядился пересмотреть дело о наследстве герцогини и «всё имение её оставить в казённом секвестре».
Память о русском вояже герцогини сохранилась в петербургских музеях. Благодаря ему в Эрмитаже появились «великолепные произведения английского ювелирного искусства: роскошная лохань 1699 г. Филиппа Роллоса с гербом герцога Кингстона и две серебряные вазы Эндрю Фогельберга».
«Огромные палаты», которые герцогиня велела строить для себя на углу Фонтанки, по требованию Павла I были переоборудованы в Измайловские казармы."