Хайбах: список погибших
В Берлине находится сейчас писатель Михаил Шишкин. Два года назад подруга привезла мне из Москвы в подарок его книгу «Венерин волос». На яркой обложке стояло: «ПРЕМИЯ НАЦИОНАЛЬНЫЙ БЕСТСЕЛЛЕР-2005». Я опасливо покосилась на эту надпись и перевернула томик, чтобы почитать то, что обычно публикуют на обложке сзади. Узнала, что последние 10 лет автор живёт в Швейцарии, а его роман «Взятие Измаила» получил в 1999 г. Букеровскую премию. Меня эти факты ободрили и я погрузилась в стихию текста. Надо сказать, что незадолго до того мне уже дарили один «Национальный бестселлер», после которого я решила, что худшей рекомендации на современном книжном рынке не может быть.
Текст мне понравился с первых же строк. Я не отрываясь прочитала страниц сто - процесс шёл не быстро. Приходилось частенько возвращаться назад, к уже прочитанному, ибо наращивание контекстов по ходу романа постоянно прибавляло новые перспективы для уже известного. Потом я надолго уехала в Канаду, так и не дочитав до конца.
Сейчас, благодаря материализации автора в Берлине и личному знакомству, я навёрстываю упущенное. Наррация в романе представляет собой, на мой скромный взгляд, самый яркий пример текста, который «сам себя пишет», хотя, вопреки другой расхожей формуле, до «смерти автора» дело не доходит. Напротив, во всём «теле» романа он активно присутствует, не давая читателю о себе забыть: вот он - молодой учитель, а вот он же «толмач» (переводчик) в той точке пространства и времени, где фокусируется сама История как метанаррация: в Цюрихском ведомстве по приёму беженцев. Через него, как сквозь трансформаторную будку, проходит под высоким напряжением поток человеческих трагедий всех времён и народов. Тут только успевай записывай, протоколируй, фильтруй, обобщай, прибавляй своё стилистическое и философское Я - и можешь ежеквартально издавать бестселлеры, пока типография не сломается...
О стиле и смыслах, с которыми работает Автор, я бы хотела написать гораздо больше, чем допускает формат ЖЖ. Но сейчас речь пойдёт не о нём. Т.е., не в первую очередь о нём. Я только сделала это небольшое информационное введение, чтобы объяснить конкретный поворот сюжета, который сейчас последует. Роман «Венерин волос», в числе прочего, представляет собой коллаж из разнородных жанров и материалов: цитат, протоколов допросов, придуманных автором дневников, его собственных автобиографических экскурсов в разные пласты времени - и всё это плавно переходит из документальности в фикшн, из условной романной реальности в романные же фантазмы и проекции. В романе есть сюжеты, связанные с Чечнёй. Беженцы и журналисты, с которыми автор сталкивался по работе, привозили с собой уникальные документальные материалы. В числе прочего у автора в руках оказались списки людей, погибших от рук НКВД в ауле Хайбах. 23 февраля была очередная скорбная годовщина этой трагедии. В комментах к публикациям юзеров shusharin и timur_aliev, как и следовало ожидать, появилось множество выступлений с проклятиями в адрес жертв, хозяев ЖЖ и всех тех, кто считает, что Другие - тоже люди. Патриоты, выпадая из собственных штанов, кричали, что вся история с Хайбахом - это фальшивка. Я там скромно вставила в уголочке, что эту историю я знаю ещё с конца 60-х - начала 70-х годов, причём из двух источников: от не особо разговорчивых однокурсников-чеченцев и от преподавателя, который в ОФИЦИАЛЬНОМ КУРСЕ ЛЕКЦИЙ «История народов СССР» на истфаке МГУ рассказывал студентам об этом событии. В публицистике конца 80-х Хайбах был вновь тематизирован, списки погибших обнародовали. Но у меня нет с собой в Берлине этих публикаций. Сослаться не на что. А в романе Михаила Шишкина, где документальное и литературное стоят рядом, я вновь увидела эти списки. Заметьте: в рамках признанного, отмеченного одной из высших литературных премий романа. Если кто-то из читателей моего ЖЖ опять завопит: Фейк! - на здоровье. Древние говорили: «Кого Бог хочет покарать, того он лишает разума». Есть такая категория людей, для которых Протоколы Сионских мудрецов - это подлинник, а списки жертв НКВД - это всегда и при всех условиях фейк. Ибо не было эпохи террора, была «эпоха развёрнутого строительства коммунизма». Есть и такие, кто будет тут писать: «Это звери. Мало их убивали». Такие типажи - самое страшное и неистребимое последствие сталинизма. Историк и философ Михаил Гефтер сформулировал это в заголовке статьи «Сталин умер вчера». М. Гефтер так и не узнал, что 20 лет спустя Сталин опять будет «Имя России». С чем я её и поздравляю.
Я публикую здесь отрывок литературного контекста, к которому примыкает документальная часть, а именно, сам список. Текст романа «Венерин волос» есть в сети: http://magazines.russ.ru/znamia/2005/5/sh22.html
В печатном варианте: Михаил Шишкин. Венерин волос. М., Вагриус, 2006. С. 289-292.
__________________________________________________________________
В других селениях арестовывали только мужчин, а женщинам велели паковать вещи и быть готовыми вместе с детьми на следующий день покинуть дома. По домам ходили русские солдаты и помогали растерявшимся матерям собирать вещи, говорили, чтобы брали теплую одежду и продукты, а не патефоны или ковры, помогали снести в грузовик вещи.
Во второй половине того дня выпал обильный снег, и возникли затруднения с отправкой людей, особенно в горных районах. Перевозили на грузовиках-студебеккерах, которые прибыли из Америки через Иран по лендлизу. Машины стояли с включенными двигателями, с зажженными фарами, высвечивая валивший снег. Издалека было видно зарево - мощные фары десятков грузовиков.
Жители аула Хайбах отказались исполнять приказание покинуть свои дома. “Лучше мы все умрем!” - кричали старухи и взывали к Богу не допустить несправедливости и забрать их скорее, чтобы не дать им умереть на чужой земле, а быть похороненными на земле своих предков. В Хайбах из окрестных аулов согнали всех, кто не мог или не хотел добровольно уезжать - больных, стариков, кого поймали на дорогах, кто пас скот, кто прятался. Людей собирали в колхозной конюшне. Сквозь щели дул ледяной ветер и пронизывал до костей. Солдатам приказали обложить длинный сарай сеном, чтобы людям внутри не было холодно - так говорили замерзавшим в конюшне. Потом мунтянский воевода по фамилии Гвешиани приказал запереть ворота и сжечь сарай.
Шел мокрый крупный снег, солдаты бегали по грязи и пытались поджечь отсыревшую солому. Один шофер плеснул бензином из канистры. Солома вспыхнула. Быстро поднялся огромный костер до неба.
Внутри началась паника. Под натиском обезумевших людей двери рухнули. Бегущие впереди падали, заграждая путь напиравшим сзади. По выбегавшим стали стрелять из автоматов. Чтобы быстрее все кончилось, солдаты забросали кричавших через окна гранатами.
Мунтянский воевода послал в Москву списки сожженных. Вот эти имена, но их можно не читать. Просто перелистнуть страницу.
Гаев Тута, 110 лет;
Гаева Сарий, его жена, 100 лет;
Гаев Хату, его брат, 108 лет;
Гаева Марем, его жена, 90 лет;
Гаев Алаудди, сын Хату, 45 лет;
Гаева Хеса, жена Алаудди, 30 лет;
Гаев Хасабек его брат, 50 лет;
Гаевы Хасан и Хусейн, дети Хесы, близнецы, родившиеся накануне;
Газоев Гезамахма, 58 лет;
его жена Зано, 55 лет;
сын Мохдан, 17 лет;
сын Бердан, 15 лет;
сын Махмад, 13 лет;
сын Бердаш, 12 лет;
дочь Жарадат, 14 лет;
дочь Тайхан, 3 года;
Дули Гелагаева, 48 лет;
ее сын Сосмад, 19 лет;
другой сын Абуезид, 15 лет;
третий сын Гирмаха, 13 лет;
четвертый сын Мовлади, 9 лет;
дочь Зайнад, 14 лет;
вторая дочь Сахара, 10 лет;
Пакант Ибрагимова, 50 лет;
ее сын Аднан, 20 лет;
дочь Петимат, 20 лет;
Минегаз Чибиргова, 81 год;
ее невестка Залимат, 35 лет;
сын Залимат Абдулмажед, 8 лет;
дочь Лайла, 7 лет;
дочь Марем, 5 лет;
Кавалбек Газалбеков, 14 лет;
Зано Дагаева, 90 лет;
Керим Амагов, 70 лет;
Муса Амагов, 8 лет, из Чармаха;
Дата Бакиева, 24 года;
Маций Хабилаева, 80 лет;
врач Гириха Гаирбеков, 50 лет;
Петимат Гарибекова, его жена, 45 лет;
Аднан Гаирбеков, их сын, 10 лет;
Медина Гаирбекова, их дочь, 5 лет;
Зурипат Берсанукаева, 55 лет;
ее дочь Ханпат Берсанукаева, 19 лет;
вторая дочь Бакуо, 17 лет;
третья дочь Балуза, 14 лет;
четвертая дочь Байсари, 9 лет;
пятая дочь Базука, 7 лет;
сын Мохмад-Ханип, 11 лет;
семья Абухажа Батукаева:
его мать Хаби, 60 лет;
его жена Пайлах, 30 лет;
его сын Абуезид, 12 лет;
его дочь Асма, 7 лет;
вторая дочь Гашта, 5 лет;
третья дочь Сацита, 3 года;
новорожденная дочь Тоита;
семья Косума Алтимирова:
дочь Залуба, 16 лет;
сын Ахмад, 14 лет;
второй сын Махмад, 12 лет;
семья Кайхара Алтимирова:
дочь Товсари, 16 лет;
сын Абдурахман, 14 лет;
сын Муций, 12 лет;
Хож-Ахмад Эльтаев, 15 лет;
Сайдат-Ахмад Эльтаев, 13 лет;
Также погибла, - продолжает свой рассказ Ксенофонт, - Алимходжаева Пайлаха. Не знаю, сколько ей было лет, ее тоже убили в Хайбахе. Ее труп, когда ушли солдаты, местные жители, спасшиеся в горах, опознали по несгоревшей косе. Эту косу хранила все эти годы ее сестра. Она и теперь где-то лежит, та коса.
Снегопад перекрыл дороги в горах, и до отдаленного аула в Галанчожском районе, последнем перед перевалом, солдаты добирались по засыпанной снегом тропе с проводником из местного партактива. Солдаты боялись не выполнить приказа в срок и торопились. Они увели мужчин, а оставшимся жителям приказали готовиться к выселению, сказав, что вернутся, как только позволит погода. Мужчин вели гуськом по узкой тропе над пропастью. Один чеченец вдруг обнял идущего рядом солдата и бросился с ним вниз. Так стали поступать и другие пленники. Солдаты открыли огонь. Все мужчины аула погибли.
То, что произошло в ущелье, видели мальчишки и, вернувшись домой, рассказали, как погибли их отцы. Старики собрались и стали решать, что им делать. Тогда самый старый из них встал и начал кружиться в древней пляске смерти, которую плясали его деды и прадеды. И тогда в круг вошли и стали плясать все старики, и старухи, и женщины, и дети аула. Все они клялись умереть, но не сдаваться русским. Потом старейшины решили, что сражаться они не могут - у них нет ни оружия, ни сил. Но и ждать, когда за ними придут и уведут их с земли предков, они не будут. Все оставшиеся жители аула собрались, взяв только самое необходимое, и пошли вверх, в горы, на перевал.
Идти по глубокому снегу было трудно, ветер сбивал с ног. Женщины несли маленьких детей и прижимали их к себе, чтобы не замерзли. До перевала добрались не все: люди, обессилев, садились в снег и замерзали.
Текст мне понравился с первых же строк. Я не отрываясь прочитала страниц сто - процесс шёл не быстро. Приходилось частенько возвращаться назад, к уже прочитанному, ибо наращивание контекстов по ходу романа постоянно прибавляло новые перспективы для уже известного. Потом я надолго уехала в Канаду, так и не дочитав до конца.
Сейчас, благодаря материализации автора в Берлине и личному знакомству, я навёрстываю упущенное. Наррация в романе представляет собой, на мой скромный взгляд, самый яркий пример текста, который «сам себя пишет», хотя, вопреки другой расхожей формуле, до «смерти автора» дело не доходит. Напротив, во всём «теле» романа он активно присутствует, не давая читателю о себе забыть: вот он - молодой учитель, а вот он же «толмач» (переводчик) в той точке пространства и времени, где фокусируется сама История как метанаррация: в Цюрихском ведомстве по приёму беженцев. Через него, как сквозь трансформаторную будку, проходит под высоким напряжением поток человеческих трагедий всех времён и народов. Тут только успевай записывай, протоколируй, фильтруй, обобщай, прибавляй своё стилистическое и философское Я - и можешь ежеквартально издавать бестселлеры, пока типография не сломается...
О стиле и смыслах, с которыми работает Автор, я бы хотела написать гораздо больше, чем допускает формат ЖЖ. Но сейчас речь пойдёт не о нём. Т.е., не в первую очередь о нём. Я только сделала это небольшое информационное введение, чтобы объяснить конкретный поворот сюжета, который сейчас последует. Роман «Венерин волос», в числе прочего, представляет собой коллаж из разнородных жанров и материалов: цитат, протоколов допросов, придуманных автором дневников, его собственных автобиографических экскурсов в разные пласты времени - и всё это плавно переходит из документальности в фикшн, из условной романной реальности в романные же фантазмы и проекции. В романе есть сюжеты, связанные с Чечнёй. Беженцы и журналисты, с которыми автор сталкивался по работе, привозили с собой уникальные документальные материалы. В числе прочего у автора в руках оказались списки людей, погибших от рук НКВД в ауле Хайбах. 23 февраля была очередная скорбная годовщина этой трагедии. В комментах к публикациям юзеров shusharin и timur_aliev, как и следовало ожидать, появилось множество выступлений с проклятиями в адрес жертв, хозяев ЖЖ и всех тех, кто считает, что Другие - тоже люди. Патриоты, выпадая из собственных штанов, кричали, что вся история с Хайбахом - это фальшивка. Я там скромно вставила в уголочке, что эту историю я знаю ещё с конца 60-х - начала 70-х годов, причём из двух источников: от не особо разговорчивых однокурсников-чеченцев и от преподавателя, который в ОФИЦИАЛЬНОМ КУРСЕ ЛЕКЦИЙ «История народов СССР» на истфаке МГУ рассказывал студентам об этом событии. В публицистике конца 80-х Хайбах был вновь тематизирован, списки погибших обнародовали. Но у меня нет с собой в Берлине этих публикаций. Сослаться не на что. А в романе Михаила Шишкина, где документальное и литературное стоят рядом, я вновь увидела эти списки. Заметьте: в рамках признанного, отмеченного одной из высших литературных премий романа. Если кто-то из читателей моего ЖЖ опять завопит: Фейк! - на здоровье. Древние говорили: «Кого Бог хочет покарать, того он лишает разума». Есть такая категория людей, для которых Протоколы Сионских мудрецов - это подлинник, а списки жертв НКВД - это всегда и при всех условиях фейк. Ибо не было эпохи террора, была «эпоха развёрнутого строительства коммунизма». Есть и такие, кто будет тут писать: «Это звери. Мало их убивали». Такие типажи - самое страшное и неистребимое последствие сталинизма. Историк и философ Михаил Гефтер сформулировал это в заголовке статьи «Сталин умер вчера». М. Гефтер так и не узнал, что 20 лет спустя Сталин опять будет «Имя России». С чем я её и поздравляю.
Я публикую здесь отрывок литературного контекста, к которому примыкает документальная часть, а именно, сам список. Текст романа «Венерин волос» есть в сети: http://magazines.russ.ru/znamia/2005/5/sh22.html
В печатном варианте: Михаил Шишкин. Венерин волос. М., Вагриус, 2006. С. 289-292.
__________________________________________________________________
В других селениях арестовывали только мужчин, а женщинам велели паковать вещи и быть готовыми вместе с детьми на следующий день покинуть дома. По домам ходили русские солдаты и помогали растерявшимся матерям собирать вещи, говорили, чтобы брали теплую одежду и продукты, а не патефоны или ковры, помогали снести в грузовик вещи.
Во второй половине того дня выпал обильный снег, и возникли затруднения с отправкой людей, особенно в горных районах. Перевозили на грузовиках-студебеккерах, которые прибыли из Америки через Иран по лендлизу. Машины стояли с включенными двигателями, с зажженными фарами, высвечивая валивший снег. Издалека было видно зарево - мощные фары десятков грузовиков.
Жители аула Хайбах отказались исполнять приказание покинуть свои дома. “Лучше мы все умрем!” - кричали старухи и взывали к Богу не допустить несправедливости и забрать их скорее, чтобы не дать им умереть на чужой земле, а быть похороненными на земле своих предков. В Хайбах из окрестных аулов согнали всех, кто не мог или не хотел добровольно уезжать - больных, стариков, кого поймали на дорогах, кто пас скот, кто прятался. Людей собирали в колхозной конюшне. Сквозь щели дул ледяной ветер и пронизывал до костей. Солдатам приказали обложить длинный сарай сеном, чтобы людям внутри не было холодно - так говорили замерзавшим в конюшне. Потом мунтянский воевода по фамилии Гвешиани приказал запереть ворота и сжечь сарай.
Шел мокрый крупный снег, солдаты бегали по грязи и пытались поджечь отсыревшую солому. Один шофер плеснул бензином из канистры. Солома вспыхнула. Быстро поднялся огромный костер до неба.
Внутри началась паника. Под натиском обезумевших людей двери рухнули. Бегущие впереди падали, заграждая путь напиравшим сзади. По выбегавшим стали стрелять из автоматов. Чтобы быстрее все кончилось, солдаты забросали кричавших через окна гранатами.
Мунтянский воевода послал в Москву списки сожженных. Вот эти имена, но их можно не читать. Просто перелистнуть страницу.
Гаев Тута, 110 лет;
Гаева Сарий, его жена, 100 лет;
Гаев Хату, его брат, 108 лет;
Гаева Марем, его жена, 90 лет;
Гаев Алаудди, сын Хату, 45 лет;
Гаева Хеса, жена Алаудди, 30 лет;
Гаев Хасабек его брат, 50 лет;
Гаевы Хасан и Хусейн, дети Хесы, близнецы, родившиеся накануне;
Газоев Гезамахма, 58 лет;
его жена Зано, 55 лет;
сын Мохдан, 17 лет;
сын Бердан, 15 лет;
сын Махмад, 13 лет;
сын Бердаш, 12 лет;
дочь Жарадат, 14 лет;
дочь Тайхан, 3 года;
Дули Гелагаева, 48 лет;
ее сын Сосмад, 19 лет;
другой сын Абуезид, 15 лет;
третий сын Гирмаха, 13 лет;
четвертый сын Мовлади, 9 лет;
дочь Зайнад, 14 лет;
вторая дочь Сахара, 10 лет;
Пакант Ибрагимова, 50 лет;
ее сын Аднан, 20 лет;
дочь Петимат, 20 лет;
Минегаз Чибиргова, 81 год;
ее невестка Залимат, 35 лет;
сын Залимат Абдулмажед, 8 лет;
дочь Лайла, 7 лет;
дочь Марем, 5 лет;
Кавалбек Газалбеков, 14 лет;
Зано Дагаева, 90 лет;
Керим Амагов, 70 лет;
Муса Амагов, 8 лет, из Чармаха;
Дата Бакиева, 24 года;
Маций Хабилаева, 80 лет;
врач Гириха Гаирбеков, 50 лет;
Петимат Гарибекова, его жена, 45 лет;
Аднан Гаирбеков, их сын, 10 лет;
Медина Гаирбекова, их дочь, 5 лет;
Зурипат Берсанукаева, 55 лет;
ее дочь Ханпат Берсанукаева, 19 лет;
вторая дочь Бакуо, 17 лет;
третья дочь Балуза, 14 лет;
четвертая дочь Байсари, 9 лет;
пятая дочь Базука, 7 лет;
сын Мохмад-Ханип, 11 лет;
семья Абухажа Батукаева:
его мать Хаби, 60 лет;
его жена Пайлах, 30 лет;
его сын Абуезид, 12 лет;
его дочь Асма, 7 лет;
вторая дочь Гашта, 5 лет;
третья дочь Сацита, 3 года;
новорожденная дочь Тоита;
семья Косума Алтимирова:
дочь Залуба, 16 лет;
сын Ахмад, 14 лет;
второй сын Махмад, 12 лет;
семья Кайхара Алтимирова:
дочь Товсари, 16 лет;
сын Абдурахман, 14 лет;
сын Муций, 12 лет;
Хож-Ахмад Эльтаев, 15 лет;
Сайдат-Ахмад Эльтаев, 13 лет;
Также погибла, - продолжает свой рассказ Ксенофонт, - Алимходжаева Пайлаха. Не знаю, сколько ей было лет, ее тоже убили в Хайбахе. Ее труп, когда ушли солдаты, местные жители, спасшиеся в горах, опознали по несгоревшей косе. Эту косу хранила все эти годы ее сестра. Она и теперь где-то лежит, та коса.
Снегопад перекрыл дороги в горах, и до отдаленного аула в Галанчожском районе, последнем перед перевалом, солдаты добирались по засыпанной снегом тропе с проводником из местного партактива. Солдаты боялись не выполнить приказа в срок и торопились. Они увели мужчин, а оставшимся жителям приказали готовиться к выселению, сказав, что вернутся, как только позволит погода. Мужчин вели гуськом по узкой тропе над пропастью. Один чеченец вдруг обнял идущего рядом солдата и бросился с ним вниз. Так стали поступать и другие пленники. Солдаты открыли огонь. Все мужчины аула погибли.
То, что произошло в ущелье, видели мальчишки и, вернувшись домой, рассказали, как погибли их отцы. Старики собрались и стали решать, что им делать. Тогда самый старый из них встал и начал кружиться в древней пляске смерти, которую плясали его деды и прадеды. И тогда в круг вошли и стали плясать все старики, и старухи, и женщины, и дети аула. Все они клялись умереть, но не сдаваться русским. Потом старейшины решили, что сражаться они не могут - у них нет ни оружия, ни сил. Но и ждать, когда за ними придут и уведут их с земли предков, они не будут. Все оставшиеся жители аула собрались, взяв только самое необходимое, и пошли вверх, в горы, на перевал.
Идти по глубокому снегу было трудно, ветер сбивал с ног. Женщины несли маленьких детей и прижимали их к себе, чтобы не замерзли. До перевала добрались не все: люди, обессилев, садились в снег и замерзали.