20 декабря
Что было - не забудется,
Что будет - то и сбудется,
Да и весна уж минула давно.
Так как же это вышло-то,
Что всё шелками вышито
Судьбы моей простое полотно?
(С) Михаил Анчаров
***
Думаю, на мой столетний юбилей народу соберётся побольше, чем на 50-летний. 50-летний юбилей - граница между богатым прошлым и довольно-таки уже сомнительным будущим. Когда ты празднуешь 25-летнйи юбилей, все ждут, что ты ещё себя покажешь. На 50-летнем всем понятно, что уже показал. Может быть, не всё ещё сделал, но показал однозначно.
Значит, время оглянуться назад с вопросом, есть ли тебе чем гордиться, есть ли чем стыдиться, и не упустил ли ты шанс сделать всё правильно?
Когда мне было 17 лет и я был студентом-первокурсником, я однажды испытал ужас, задавшись вопросом: а что за жизнь будет после института? Впереди просматривалось хождение с 9 до 18 в какой-то НИИ, потеря там времени на малоинтересные занятия… всего времени… жизни… Так жили все. И мне стало страшно: неужели мою жизнь этот мир сумеет так же утилизировать на говно, как жизни миллионов людей вокруг меня?
Вокруг меня был холодный северный город с неустроенным бытом и неустроенной жизнью. Я не был готов ни разрушать, ни переустраивать окружающее общество, но надо было что-то делать со своей жизнью. И я стал искать.
Я стал искать способы адаптации в окружающем обществе. Такие, чтобы жить достойно, делать то, что хочется и нужно, и при этом не испытывать нищеты. Поиски были активными. Параллельно с инженерным дипломом я получил дипломы журналиста и лектора-пропагандиста, активно занимался журналистикой, что-то сочинял, пристраивался на работу в институты социологического направления, потом психологического. И при этом довольно активно тусовался в самом ядре тогдашней информационно-активной среды, сводил знакомства и строил связи.
Сейчас я понимаю, что действуя чисто интуитивно, я умудрился продвигаться в этой среде с максимальной эффективностью. Наверное, главную роль тут сыграла моя лень. На самом деле я не тусовщик, да к тому же флегматик и интроверт, что и заставляло меня минимизировать круг своих контактов. Это ограничение побуждало меня точно выбирать, что можно отсечь наименее болезненно. Тогда я на всю жизнь и научился оптимально регулировать круг своих контактов.
Мне быстро стало ясно, как я могу вписаться в верхушку советского общества, несмотря на всю её семейственность и закрытость, и как смогу занять позицию, наименее меня обременяющую. Правда, мои амбиции тогда не шли дальше чисто советских ориентиров: академик, дача в Комарово, член ЦК КПСС, член Союза журналистов, публицистика… Понимания глобальности мира не было даже близко. Если бы кто-то мне тогда сказал, что на самом деле вместо дачи в Комарово вилла на Канарах, президентство в международной Академии, членство в несколько более влиятельной структуре, чем ЦК, я бы отнёс это к разделу научной фантастики и в голову бы брать не стал.
***
Жизнь всё более ускорялась, я входил в неё жёстко и смело, не уклоняясь от драк, хотя никогда не лез на рожон. Я тогда не рефлексировал, в какой мере жизнь моя отличалась от нормы обычных людей, привыкших играть по правилам. Вокруг меня было очень много примеров, как игра по правилам заставляла людей идти против своей совести, своего интереса, своей жизни, приводила к нравственному краху, инфарктам, социальному тупику. Поэтому я твёрдо выработал для себя принцип никогда не играть по правилам, а желательно против оных, всегда действовать по совести и не идти на компромиссы, в которых я бы поступался совестью или своим интересом. Пожалуй, эта очевидная для меня позиция и стала причиной того, что жизнь сложилась не так, как у всего моего поколения.
[Spoiler (click to open)]
Бывает, что я рассказываю в каком-то обществе что-либо из моей биографии, какие-либо истории из 80-х, реже из 90-х. И почти всё время сталкиваюсь с тем, что многие просто не способны поверить в рассказываемое, настолько оно выпадает из их представлений о жизни. О том, что я делаю после 1996 года, я предпочитаю рассказывать поменьше - просто потому, что объяснить это в понятиях обычного человека о жизни вообще невозможно.
***
Оглядываясь назад я вдруг понимаю, что мне не просто ни о чём не приходится жалеть, но даже и упрекнуть себя не в чем. Дожил до 50 лет и совесть моя чиста, как у младенца. Лет двадцать назад мне бы даже не пришло в голову это рефлексировать, но с тех пор я всё больше наблюдаю вокруг людей, которые мучатся своими прошлыми предательствами и компромиссами. Я так ни разу не предал никого и ничего, даже себя. И объяснить всем этим людям, как же это получилось, я не смогу. Просто я всегда делал то, что хочу. Это не значит, что никогда не уступал и никогда не договаривался, но просто всегда находил нужное мне решение.
Академик Сахаров как-то сказал, что нравственное решение оказывается в конечном счёте и верным, а безнравственное - всегда ошибочным. Для меня это было чем-то само собой разумеющимся, и я не шёл со своими принципами на компромисс. И поэтому принимал верные решения. По крайней мере сейчас, оглядываясь назад, так и не могу найти шага, о котором мог бы пожалеть.
Сейчас я понимаю, что на самом деле решавшаяся мной задача была непростой, ибо усвоенные мной в детстве принципы были довольно жёсткими. Например, что жить можно только на честно заработанные средства. На плату за пользу, которую ты принёс людям. Поэтому я никогда не брал бюджетных средств. Один раз взял потому, что альтернативный вариант предусматривал сложную бюрократическую процедуру, но потом нашёл способ сгрузить обратно.
Есть много людей, особенно среди интернет-троллей с низовки, которые пытаются доказывать, что нельзя на честные трудовые доходы поддерживать мой образ жизни. Они искренне считают, что для этого надо воровать. И не могут понять, что именно эта ошибочная их установка держит их в нищете. Бюджетное воровство с момента свержения ворьём М.С.Горбачёва является просто одним из правил игры в этом обществе. И я десятилетиями наблюдаю за тем, как играющие по правилам наживают себе неврозы, инфаркты, ограничения свободы и деградацию социального статуса. И продолжают растрачивать жизнь ради наращивания циферек в чужом компьютере, который они не контролируют.
По счастью, мало кто верил, что я всегда жил только на трудовые доходы. Но у тех, кто по службе это точно знал, такое противоречие правилам вызывало не просто агрессию, а страх, переходящий в ненависть. Наверное поэтому попытки уговорить меня вернуться на госслужбу не прекращаются все 20 лет после того, как я с ней закончил.
***
Когда я задумываюсь, как получилось, что мне не о чем жалеть в жизни, я вспоминаю, как в 15 лет прочёл в эпилоге романа Толстого «Война и мир» сентенцию о том, что все действия человека есть шаги к расширению его свободы. Всю последующую жизнь я твёрдо следил за тем, чтобы не сделать неверный шаг, который хотя бы немного сейчас или в перспективе мог ограничить мою свободу. Я отказывался от проектов, шагов, действий, которые сулили расширение моего влияния, ресурсов, возможностей, иногда весьма грандиозного - именно потому, что видел, как их реализация через несколько шагов ограничит мою свободу. Пожалуй, в этом секрет того, что сегодня мне не хочется переделать ничего, из сделанного мной ранее.
Есть пара эпизодов, когда кажется, что переделать всё же хочется. К примеру, тринадцать лет назад меня предали некоторые из моих близких друзей. Предали в ситуации действительно серьёзного давления, в ситуации, которую по их понятиям не мог бы выиграть никто. Они предпочли ударить мне в спину, не увидев иного способа спастись. И этим сломали свою жизнь. Если бы я вовремя убедил их, что как всегда выйду победителем, может быть, они бы не сделали этой ошибки, и не обрекли бы себя на утрату всех перспектив. Но я считал это настолько самоочевидным, что мне даже в голову не приходило кого-то убеждать. И они, утратив в меня веру, обрекли себя на вылет в маргинальную позицию.
Иногда я думаю, что если бы поддержал у них тогда веру в меня, их жизнь не превратилась бы в то унылое прозябание, которое уже свело некоторых в могилу. Но справедливость говорит мне: это их судьба и их карма, и ты не должен вмешиваться в неё, ибо негоже принимать на себя ответственность Господа Бога.
Другое похожее сомнение касается одного моего друга. Иногда я думаю, что недостаточно предпринял усилий чтобы убедить его расстаться с госслужбой и научиться жить в свободе и комфорте. И повлиять ему на ситуацию не удалось, и кончилось всё мерзко. Компромиссы довели его до онкологии, и он сгорел в расцвете лет. А когда он умер, то не только верховный главнокомандующий не пришёл на похороны, так ещё и задним числом уволили со службы, чтобы хоронить не как действующего генерала, а как отставного... сэкономили наверное…
Но видать и тут судьба, и зона ответственности не моя, а Всевышнего. Видно не мог он без службы, пусть даже не было уже той Державы, на службу которой нас затачивали, а всё равно не представлял он иного способа служения России. Так что и здесь другого исхода быть не могло…
***
Подводя итоги, приходится задумываться и о том, чиста ли моя совесть после стольких жёстких боёв, которые были частью моего пути. Я их не избегал, на них не нарывался, они вытекали из неизбежных острых ситуаций и всегда заканчивались победой. Наверное, быть победителем мне было предназначено изначально, хотя у жизни есть ещё время этот тезис поставить под сомнение… Но оглядываясь назад я могу сказать себе, что ни разу зря не лишал никого жизни, и не сломал никому жизнь. Сам не знаю, как это у меня получилось при моей природной прямолинейности и дуболомстве, да к тому же при том, что над этими вопросами я не задумывался, когда приходилось действовать. Но и здесь упрекнуть мне себя не в чем.
***
Оглядываясь назад, обычно вспоминают удары судьбы, перенесённые за полвека. А я понимаю, что их не было. Наверное, здесь особенности восприятия. Какие-то события, которые другие восприняли бы как удары судьбы, в моей жизни случались, но поскольку баттхёрста они не вызывали, то наверное за удары судьбы сойти не могут. К примеру, в детстве мне много рассказывали про ужасные проблемы тех или иных известных людей - всякого рода уголовные дела, травлю в прессе, суды, запреты на публикации… Когда я подрос, я вдруг обнаружил, что это совершенно обычные жизненные обстоятельства. Ахматова впадала в депрессию от того, что её по решению ЦК обгадили в газетах и запретили печататься. «Теперь меня позабудут»… А меня вот вообще не печатали, хотя все неангажированные эксперты сходятся, что мои стихи посильнее ахматовских. Должен ли я был воспринять это как трагедию? Не получается :)
Или вот запрет Ельцина на моё появление на телеэкране. Вообще-то это - запрет на профессию, так как я числился на тот момент тележурналистом. Но я воспринял это как нечто само собой очевидное, мотивы Ельцина были мне ясны, да и сам он их не скрывал. Люди на экране должны быть нравственным камертоном тех реформ, которые осуществляет власть, а сам факт моего присутствия в телеэфире вряд ли бы делал возможным спокойное осуществление приватизации или финансовой реформы по Джеффри Саксу.
Не вызывали у меня лютого волнения и потуги системы травить меня правозахоронительными органами. Может быть, для кого-то девять уголовных дел и были бы ударом судьбы, а я просто принял бой, и прокурор потом дорабатывал до пенсии юрисконсультом на макаронной фабрике, ибо система его сдала и отторгла. Не получилось ужастиков и из попытки КГБ в 1991 ударить по моей репутации своим главным калибром, натравив самого своего популярного сексота Невзорова делать обо мне клеветнические передачи. Да и все прочие обстрелы квартиры, криминальные наезды, возня с киллерами и прочие мелкие бытовые неудобства заметного эмоционального отзыва не повлекли.
Бывало ли мне больно? Да, бывало. К примеру, я очень тяжело перенёс гибель мира своего детства - Советского Союза. В июле 1991 года, когда было принято окончательное решение о его ликвидации, я слёг сначала с приступом кардиофобии, потом со смертельной пневмонией. Больше месяца я умирал, температуру врачам с трудом удавалось сбивать до 39-40… Эта горячка продолжалась до дня, когда я услышал по радио обращение ГКЧП и понял, что есть люди, которые в безнадёжной ситуации решились на безнадёжную борьбу, пока я тут пытаюсь умереть вместо с умирающей Родиной. Через три дня они проиграли, но я на следующий день вышел из больницы и никогда более не возвращался туда.
Пожалуй тогда, потеряв Родину, а вместе с ней - детские страхи и иллюзии, я стал взрослым. И больше не парился по пустякам. Просто понял, что все «удары судьбы», преследовавшие «великих людей», кумиров моих учителей и родителей, имели место просто потому, что всем этим людям так и не довелось стать взрослыми. Для человека взрослого всё это лишь обстоятельства.
***
И ещё одно соображение насчёт взросления. Помнится, в юности я воспринимал свою сверхработоспособность, свои таланты побеждать, убеждать, принимать точные решения и решительно их проводить как нечто, принадлежащее не мне, а России. Я был уверен, что Господь дал мне всё это для того, чтобы я принёс максимальную пользу Родине. Конечно, и тогда существовали люди, которые порождали у меня сомнение в этом, - не аргументами, а самим фактом своего существования -, но в целом я воспринимал служение Родине как миссию и обязанность. Этого было слишком в избытке для частной жизни или бизнеса, так что я естественно ринулся решать проблемы глобальные.
Однако же с возрастом и накоплением опыта я стал осознавать, что Россия во всём этом не нуждается, и имеет ту власть и стратегию, которую заслуживает при текущем моральном состоянии народа. Я стал детальнее разбираться в проблемах, и нашёл себя в частном консалтинге. Через некоторое время я вдруг обнаружил, что, решая эти частные проблемы частных клиентов, я оказываю большее влияние на глобальную ситуацию, чем в те времена, когда глобальной проблематикой занимался непосредственно по службе. Мои способности неожиданным ходом эффективно разрешать проблемы и кризисы оказалась востребованной в совершенно новом формате, который позволил мне осознать иллюзорность своих юношеских представлений о мире.
И тем не менее у меня осталось ощущение, что я ещё что-то задолжал Господу Богу, что десятилетия комфортной и довольной жизни - всего лишь аванс, за который придётся ещё отработать. У меня остаётся сильная привязка к России и идентификация с ней, хотя я по большей части живу за границей, где более комфортные климатические условия. Похоже, что главная моя победа ещё впереди, и эта победа из тех, за которые придётся заплатить жертвою. Ну что ж, справедлив Господь, который дал всё авансом и затребует жертву в конце. И да сбудется воля Его.
***
Вот наверное и всё, что есть мне сказать, подводя итоги в день своего пятидесятилетия. Пробежался по тексту и понял, как много будет тех, кто опять не примет и не поверит. И это значит, что страхи семнадцатилетнего мальчика, впервые в далёком 1983 году задумавшегося о том, как прожить жизнь, не подтвердились ни на секунду. Я могу сказать ему через толщу лет: всё в порядке, мы с тобой всё сделали как надо.