А теперь рассказ об авторе новеллы про деревья Северного Города
Альбина родилась в начале декабря 24 года до Черты Мира у студенческой четы, состоявшей в "студёном браке". Так с юмором именуют в этой среде нередкую ситуацию, когда по тем или иным соображениям пара студентов выбирает так называемый "холодный брак", означающий согласованное воздержание супругов от интимной жизни. В данном случае причиной было то, что тридцатилетняя (далеко не юный возраст по арийским меркам) Рáули, супруга и верный друг более молодого Рольда, была неизлечимо больна гемофилией (она добровольно участвовала в приморских опытах на людях и облучилась), и они оба знали, что беременность не может оказаться благополучной.
Ребёнок получился в результате инцидента с местным рейнджерским князем Лиóрсом-Леороссомахой: Раули рискнула впустить погреться и укрыла от погони семнадцатилетнего Лиóрса, вдобавок подраненного, и ...
расплатилась за своё добросердечие.
Альбина, несмотря на перенашивание, появилась на свет недозрелой: слабенькой, крохотной, безволосой, с признаками малокровия; родители даже не были вполне уверены, что это девочка, а не мальчик.
Лиорс тем временем загорелся чувствами к Раули и ребёнку (других детей у него не было) и однажды попытался отбить больную женщину у студентов, решив заняться её врачеванием. В ходе столкновения и бегства Раули умерла от кровотечения, не прекращавшегося с родов, а четырёхмесячная Альбина потерялась. Только наутро её обнаружили в степи - ещё живой среди ночного инея, но в странном состоянии, напоминающем статис или летаргию.
Ребёнок по счастливому случаю был эвакуирован на Восток (дело в том, что именно эта случайность привела к нападению рейнджерского князя на студенческую общину - Лиорс, узнав об аварийной посадке восточного самолёта в степи, рассчитывал показать мать и дочь восточникам, надеясь на совет и лечение). Действительно, в цивилизованной стране девочке оказали медицинскую помощь, в том числе однозначно установили пол и выяснили, что она - альбинос, а также обнаружили признаки развивающейся эпилепсии.
Есть все основания полагать, что в ту ночь, которую маленькая Альбина провела под открытым небом, она подверглась сильному воздействию (так называемой "модификации") со стороны глобов, которое спасло ей жизнь, но наложило специфический отпечаток на её естество. Три года, пока девочка была под наблюдением врачей, ею тайком интересовались то шаманы, то контрабандисты, то криминальная медицина. В итоге обеспокоенные врачи вернули её на Запад Рольду в начале 20 до ЧМ.
Отцы Альбины все эти три года конфликтовали из-за неё. Лиорс требовал свидания с дочерью, но студент опасался сообщать разбойнику, что ребёнок вывезен в "неназываемую страну", и просто отказывал ему без объяснения причин.
Тогда князь открыл Рольду свой секрет: якобы Россомаха, едва выпустив Раули из объятий, услыхал потусторонний голос, и тот сообщил о неизлечимой болезни женщины и о риске для будущего ребёнка, и угрожал насильнику смертью. Лиорс остался в живых только потому, что изобразил раскаяние и обещал позаботиться о пострадавших и вообще исправиться. Сперва-де он стал хлопотать из страха, что демон его утащит в ад, а потом от постоянных мыслей про своё дитя проникся искренними отцовскими чувствами; так что теперь ему надо во что бы то ни стало быть с дочкой.
Студент не то чтобы вполне поверил этому признанию, но рискнул объяснить, что Альбину увезли на Восток лечить. Князь рассыпался в благодарностях, добавив, что сам рассчитывал на эту оказию, которую ему вроде бы даже предсказал невидимый демон.
Но, когда трёхлетнюю Ину вернули на Запад, Рольд помедлил сообщать разбойному второму отцу о её прибытии. А тот узнал, что девочка живёт на отдалённой запустевшей асиенде, и решил, что студент обманывал его всё это время. Лиорс прилюдно клялся, что отомстит всей студенческой братии за издевательство над своими чувствами - насколько всерьёз были эти угрозы, осталось неизвестным, потому что вскоре знаменитый рейнджер попался фермерскому отряду самообороны и был расстрелян ещё в канун новолетия.
Обстоятельства его поимки и казни - целый ряд странных совпадений - могли бы навести на мысли о предательстве… Но при внимательном наблюдении из сегодняшнего дня мы видим вихри мощных сторонних супрематических колебаний в ментальном пространстве вокруг всех участников событий. Так называемые "супремы" уникальны для каждого существа, как дактилоскопические линии, это знаки его присутствия или пристального внимания к ситуации или к объекту. В данном случае то был "росчерк" глобов Сростка: в час, когда непутёвый князь бранился и угрожал студентам, один из этих безумных Обитателей Глубин "нёс свой караул" около их маленькой любимицы и поспешил защитить Ину от опасности, стянув нити событий и судеб в роковой узел, погубивший безрассудного Россомаху.
В утешение читающим эту историю могу лишь сообщить, что и юный Леороссомаха, и Рольд, умерший полтора года спустя, в настоящее время живы и, наконец, прояснили все недоразумения и принесли взаимные извинения.
В тот зимний день у четырёхлетней Альбины случился первый приступ её болезни. Случайный свидетель слышал слова девочки, произнесённые в безлюдном хлеву: "Упал! Красивый, чёрные волосы, зелёная рубашка… Все упали! Музыка ударила!..." - после чего раздался треск разбивающегося кувшина и звук падения тела.
Окружающие не поняли, почему ребёнок лежит без чувств; отнесли в дом, уложили в постель, Ина выспалась и встала вполне здоровой. А на другой день Рольд привёз известие о смерти Лиорса - и тут у Ины произошёл настоящий эпилептический припадок.
Впоследствии, в более старшем возрасте, Альбина описывала гибель своего отца-рейнджера с яркими достоверными деталями - но сама она думала при этом, что знает их из рассказа Рольда, услышанного ею в тот день. Между тем, отец-студент не был при казни и не мог рассказать подробностей, в том числе, что после залпа упал не только осуждённый (действительно, одетый в зелёное), но и - по непонятной причине - попáдали стрелявшие, как будто их повалила отдача ружей.
Ина вспоминает, что ей представлялось, как черноволосого юношу в изумрудном одеянии отрывает от тверди и поднимает как бы волной мощный торжественный аккорд - он смолкает, юноша опускается на каменистую землю бездыханный, и все кругом медленно падают, как водоросли при отступлении воды.
Альбина с детства очень трепетно относилась к музыке, особенно к игре на старинных инструментах. На Востоке ей пытались проводить музыкотерапию в качестве профилактики эпилепсии, при этом девочка фактически погружалась в транс, и, хотя к припадку это состояние не привело ни разу, лечение отменили.
На родине она сильно тосковала по настоящей музыке, жадно ловя возможность послушать хотя бы незамысловатую игру на гитаре или на рожке. Ей не хватало больших клавишных инструментов - вспоминались те, которые она успела услышать на Востоке, и представлялись какие-то невиданные, полупрозрачные, играющие невыразимо прекрасную музыку в подземных ледяных гротах.
В отрочестве Ина подумывала о том, чтобы уйти в храм. Она была настроена решительно сказать служителям Властелина, что не верит ни в какого Бога, а только в инопланетный разум (как принято было в студенческой коммуне, где она росла), но просит её принять, чтобы служить Великой Музыке Разумов (теперь она называет это музыкой мировой ноосферы). Но Ине дали понять, что ей не следует выбирать стезю храмовой служительницы: в качестве формального повода была названа её болезнь, но на самом деле сведущие люди всерьёз опасались, что противостояние Силы, Обитающей в храмах, и сил, от рождения покровительствующих девочке, может привести к её гибели.
Альбина решила пройти путь служения в одиночестве, руководствуясь теми впечатлениями и постижениями, которые получала во время припадков (считая, что при этом погружается в ноосферу). Она в душе приняла обеты воздержания, решила навсегда отказаться от семьи и материнства, стать учительницей
Ина много сил отдала Крайнему Югу, и южноарийцы, несмотря на буйный нрав и даже кровожадность, окружили её почтением, близким к религиозному поклонению. Надо заметить, что им вообще свойственно трепетное отношение к необычным существам, тем более находящимся под покровительством "демонов моря". Её облик миниатюрного альбиноса в сочетании с музыкальным даром пробудил в ю/а тысячелетнюю память крови об ужасных и прекрасных "Людях-Цветах", о Наутах, повелителях цунами и левиафанов.
Занимаясь детьми ю/а, Ина подобрала десятидневного младенца, брошенного на краю городка, и передала на воспитание местной многодетной матери по имени Флора. Альбина, отдавая его, просила назвать его Зонг, но Флоре послышалось "Санг", и она вскоре переименовала ребёнка в Синга, не желая осложнять ему жизнь "кровавым" именем.
Альбина с трудом, напоминая себе об обете, поборола желание оставить малыша себе и поспешила уехать как можно скорее и дальше - на Север, воспользовавшись неожиданной оказией. Расставаясь, она чувствовала, как будто отрывает часть себя, и не без основания: внимание её покровителей переключилось на мальчика, так что припадки у Ины надолго прекратились, но она ощущала себя не выздоровевшей, а отторгнутой от музыки ноосферы. Ей представлялось, что её Зонг - живой музыкальный инструмент её души, и без него ей уже не суждено играть и петь.
Возможно, читателям интересно будет узнать о дальнейшей судьбе Зонга-Синга. Фактически мальчика кличут Альбùн или Инин и даже Иний (с ударением на первый слог), в честь его дарительницы, почитаемой у ю/а. Он появился на свет 20 мая 03 до Черты Мира, так что в настоящее время ему неполных 11 лет. Инин по-прежнему живёт в семье Флоры, учится в местной школе, проявляя разносторонние способности, в том числе музыкальные (что никого не удивляет, ибо известно, что его родная мать из волхвов, а отец ю/а). Он вполне здоров, припадками не страдает, от лёгочной болезни волхвов ему успешно провели профилактику, как делается теперь на Арийском Юге.
Альбин с удовольствием посещает ближайший храм, как и многие его соученики, и никому не мешает, что в пространстве вокруг Инина то и дело присутствуют супремы - глобы Сростка смотрят на него, прикасаются к нему. Надо сказать, он такой не единственный среди этой группы подростков, недаром храм Жёлтой Ракушки имеет традиционные связи с морем.
Если вникать в подробности отношений Ины и глобов, приходится признать, что Сросток и вправду потерял её из виду, увлёкшись найдёнышем. На некоторое время девушка оказалась покинута: между 1 июня 03 до ЧМ (когда Ина нашла и отдала Зонга) и 3 июня 01 до ЧМ (день рождения новеллы "Гардезонг") у неё не было ни одного припадка, так что она уже и смирилась с тем, что не будет никогда, что теперь она - "засохший пенёк дерева песен".
Тем не менее, Альбина ещё строже держалась принятых в отрочестве обетов. Объясняя своё нежелание иметь ребёнка, она говорила: "где бы взять сил вырастить людьми тех детей, кто уже имел несчастье родиться в этой стране - вот о чём надо думать, а не о новых!" Даже более того - она не раз заявляла: "пока люди не отучатся убивать уже существующих людей, нечего и рожать новых!". В наибольшей степени осуждение, естественно, относилось к военному сословию. Этим отчасти объяснялась непримиримость студентки к свободным женщинам Севера, которые, по её мнению, добровольно удовлетворяли похоть "профессиональных убийц" (армейцев и следователей), вместо того чтобы, решительным отказом отняв у них развлечение, заставить задуматься и раскаяться.
С лета 03 до ЧМ и по самую Черту Мира Ина жила в Северном городе и его окрестностях. Учительствовала, помогала студенческим врачам, вела подпольную работу. Альбина приветствовала первое перемирие (конец весны-начало лета 01 до ЧМ), не только как эпохальное общественное событие, но и как предвестие мистической Вечной Весны Мира. В те дни она испытывала одновременно колоссальный подъём и смертельную усталость, как будто незримые музыканты играли финал её жизни, и постоянно повторяла про себя слова гимна Весне неарийского барда: "Тогда уроню гитару я //…. заплачу, ибо отныне я // никчёмнее, непричастнее // и счастливее всех".
Однако, ни кто иной, как сама Альбина с подругой Марианной, оказались укрывательницами двух студентов-экстремистов, убивших солдата. Убийство было невольное (даже точнее - спровоцированное Спецотрядом, который только того и ждал, чтобы кто-нибудь сорвал перемирие). Но хрупкий зарождающийся мир оно ставило под угрозу, и студенческое самоуправление постановило нарушителей не защищать. То есть получилось, что Ина с Марей пошли не только против Штаба, но и против своей коммуны.
Как это вышло? Альбина вспоминает и рассказывает; вместе с ней вернёмся немного назад.
Ина очень любила главную площадь Северного Города, невзирая на то, что пространство окаймляли штаб и комендатура. Здесь она снова начинала слышать музыку внутри себя - как будто очень отдалённую, но знакомую и желанную до боли. Здесь возвышалось несколько старых деревьев: они напоминали ей о Юге, о прошлом, о Сонге, которого она нашла в двух шагах от площади в маленьком городке, на которой некогда росли такие же традиционные липа, платан, груша… Прошло два года со дня расставания, и всё это время Альбина обдумывала сказку, которую она хотела написать для малыша, чтобы ему передали её в память о женщине, которая не посмела стать ему матерью, но любила его как своё дитя. Пусть это будет моя колыбельная для Зонга, думала Ина, рассеянно поглаживая мощные стволы. Она приходила сюда с зимы, пытаясь угадать, который из них принадлежит клёну, ибо клён - дерево песен. Деревья как будто загадывали девушке загадку - играя или пытаясь рассказать о чём-то важном? - то ли их четыре, то ли пять, а то казалось, что они меняются местами. Не разбираясь в ботанике, Ина не могла определить, кто есть кто, и с нетерпением ждала весны, чтобы посмотреть на листья.
Весна настала, события в городе понеслись кувырком, студентке стало не до прогулок по площади. Лишь мельком она видела зеленеющие над домами кроны, махала рукой им издалека и ощущала встречную теплоту, как будто и деревья кивали ей в ответ поверх угрюмых крыш казённых зданий.
Первые три летних дня Ина провела в нарастающем напряжении и предчувствиях беды. Ей слышались там и сям какие-то бредовые речи с угрозами в адрес деревьев на главной площади, снились нелепые схемы и планы террористических актов с целью сожжения этих якобы "символов войны и арийского диктата". Студентка диву давалась - неужели в ней так глубоко угнездились страх и подозрительность, что она и в мирные дни ищет вокруг ненависть и злой умысел? Или - наоборот - действительно где-то в городе затаились безнадёжно искалеченные души, которые злоумышляют против деревьев, раз перемирие не позволяет вредить людям?
З июня 01 до Черты Мира Ина, изнемогая от близости безликой опасности, пришла на площадь задолго до наступления утра, под прохладным покровом белой северной ночи. Как только она ступила в круг своих исполинских друзей и протянула руки, чтобы коснуться стволов, мир закружился, как будто деревья увлекали её в хоровод. Незабываемое ощущение наполнило её, как звук наполняет полость инструмента - Альбина поняла, что её вот-вот подхватит волна неземной музыки, и в этот самый момент вся история белоголового южанина с гитарой, вся жизнь человека-песни встала перед ней ясно и завершённо, одновременно как живая картина мюраля и как книжный текст.
Очнувшись после припадка, Ина всё помнила дословно, несла в себе новеллу как чашу полную по края. У девушки было одно желание - донести и выплеснуть на бумагу, а там уже всё равно, что будет.
У самой площади в переулке она столкнулась с Ангром и Марэном, своими знакомыми и даже учениками, которые убегали после нелепой ссоры на оружейном складе, повлёкшей за собой убийство. Как бывало и раньше после приступа болезни, несмотря на физическое изнеможение, Альбина ощущала ледяную ясность в мыслях, легко продумывала и осуществляла трудновыполнимые комбинации, зная, что ей будет сопутствовать удача. Она просчитала, как можно вывести беглецов за пределы города, поняла, как сбить со следа погоню; и даже осознала, что у неё будет шанс и записать, и передать друзьям свою новеллу - для маленького Зонга (только теперь она поняла, что и героя легенды будут звать этим именем!), для всех людей, кто несёт в себе память о встреченных на пути любимых и врагах…
Должен сказать, что сказка поначалу не была встречена так, как это представлялось автору. О некоторых причинах этого говорится в предисловии к новелле "Гардезанг". Оцените также реальный контекст, не вполне своевременный для презентации литературной новинки: измученный долгим ожиданием перемирия город, происки сторонников войны, перспектива новой конфронтации военных и студенчества, скрывающиеся собратья, повинные в убийстве - до легенд ли тут?
Тем не менее, в дальнейшем новелла получила известность, в большой степени благодаря тому, что рассказанная в ней история сплелась с легендой вокруг судьбы автора. Её пересказывали с разными вариациями в студенческих общинах Севера и Юга, вплетая в повествование фрагменты других эпичных событий и громкие имена. Самый красочный вариант - но и самый фантастический, учтите, друзья! - я привожу здесь с разрешения всех упомянутых в нём лиц.
Итак:
Эта самая новелла про деревья - ну, все её знают - написана по видению, которое случилось у студентки Альбины Мелогог на главной площади в Северном Городе за три дня до срыва перемирия. Альбина имела видение, догадалась, что это про Псалом о Саде, что оно означает предупреждение - мир снова под угрозой! - побежала к своим, немедленно всех собрала и рассказала в точности как всё видела. Студенты отнеслись критически - мол, красивая сказка, но слишком слащавая и вообще, не до того сейчас.
Альбина снова пошла на площадь и увидела двух знакомых студентов, которые как раз убили одного спеца и теперь убегали. Позвала на помощь сестру одного из них, девушки завернули ребят в мешки, уложили в тележку и повезли к выходу из города, якобы это умершие от какой-то непонятной заразной болезни и их опасно хоронить в городской черте. Удачно миновали две линии охраны и патруль (солдаты постыдились придираться с досмотром к женщинам в трауре, да и заразы побоялись), уже, считай, вышли на пустыри за казармами, но тут их догнал Майор Анъе. Ну, его все знают - это человек, для которого нет ничего святого, ему охотиться на тех, кто не воюет, на студентов, на женщин - одно удовольствие.
Анъе говорит: "Стойте-ка, прелестные вдовушки, надо разобраться, что вы тут везёте!" Они отвечают: "Оставь мёртвых в покое." Он заступает им дорогу и спрашивает: "Да? а это случайно не преступники, которых ищут?" Альбина ему: "Это - не преступники, клянусь тебе! Пропусти нас сейчас же. В детстве ты себе не позволял того, что позволяешь сейчас." Анъе и говорит: "Ну и ты себе в детстве не позволяла врать, как сейчас!" Альбина отвечает: "Я перед своей совестью отчитаюсь, правду я говорю или лгу. Пропусти!" А Майор достаёт пистолет: "Ха! Ну и я перед своей совестью отчитаюсь! Ты меня знаешь - но и я тебя знаю: я тебе ничего не сделаю, не пойду поперёк себя - но только и ты мне ничего не сделаешь, ты тоже не можешь переступить через себя, Альбина!" - и стреляет прямо в мешок. Сестра студента, который был в мешке, как закричит! - а Анъе с издёвкой: "Если это покойники, то им пара пуль не повредит, как вам кажется?"
Тогда Альбина молча выворачивает его руку с пистолетом как раз в тот момент, когда он опять нажимает на спуск - и собственная пуля попадает ему в голову. А Альбина говорит: "Мне очень жаль, но ты прав, Анъе - мертвецу пуля не страшна, ты уже ничего не теряешь!"
То есть, с её точки зрения, хоть они и дружили в детстве, он был уже нравственный мертвец. И убил себя сам, раньше в переносном смысле, а теперь и в буквальном.
Однако же, Альбина хотела похоронить Майора вместе с убитым студентом. Но сестра студента не разрешила, труп Анъе пришлось оставить на окраине, и назавтра СпецОтряд уже объявил розыск своего командира. Сама та девушка ушла в лес к партизанам со вторым студентом, который её любил, а Альбина вернулась в город, и её схватили.
Армейцы не очень хотели расправляться с женщиной, а спецы придумали вот что: чтобы опорочить студенчество в глазах общества - пусть она признается прилюдно, что якобы застрелила Майора, напросившись к нему в любовницы, как Юдифь убила Олоферна. Известно же, что для всех нормальных людей эта библейская история - эталон непотребства и вероломства. Обещали, что расстреляют в назидание всем, если она не согласится. Альбина сказала - согласна, но я совершенно не разбираюсь в любовных делах, я назорейка, поэтому, чтобы не попасть в глупое положение, должна проконсультироваться у свободных женщин.
К ней позвали парочку городских девушек; а Альбина тайком попросила, чтобы они передали её друзьям листок, на котором она успела кое-как вкратце записать свою новеллу. Потом она сказала врагам, что передумала оговаривать себя - и её расстреляли.
А друзья Альбины, которые в последнюю их встречу насмеялись над её видением, собрались все вместе и стали вспоминать её рассказ, по словечку, держа перед собой листок с конспектом, пока не вспомнили всё дословно. Так эта новелла дошла до нас.
В действительности, друзья, дело обстояло, конечно, не совсем так, но не менее замысловато, на мой взгляд. Давайте я расскажу об этом в следующий раз)
А чтобы помочь вам в полной мере ощутить колорит эпохи, вот примечания - выложу-ка я их следующим постом.
Ребёнок получился в результате инцидента с местным рейнджерским князем Лиóрсом-Леороссомахой: Раули рискнула впустить погреться и укрыла от погони семнадцатилетнего Лиóрса, вдобавок подраненного, и ...
расплатилась за своё добросердечие.
Альбина, несмотря на перенашивание, появилась на свет недозрелой: слабенькой, крохотной, безволосой, с признаками малокровия; родители даже не были вполне уверены, что это девочка, а не мальчик.
Лиорс тем временем загорелся чувствами к Раули и ребёнку (других детей у него не было) и однажды попытался отбить больную женщину у студентов, решив заняться её врачеванием. В ходе столкновения и бегства Раули умерла от кровотечения, не прекращавшегося с родов, а четырёхмесячная Альбина потерялась. Только наутро её обнаружили в степи - ещё живой среди ночного инея, но в странном состоянии, напоминающем статис или летаргию.
Ребёнок по счастливому случаю был эвакуирован на Восток (дело в том, что именно эта случайность привела к нападению рейнджерского князя на студенческую общину - Лиорс, узнав об аварийной посадке восточного самолёта в степи, рассчитывал показать мать и дочь восточникам, надеясь на совет и лечение). Действительно, в цивилизованной стране девочке оказали медицинскую помощь, в том числе однозначно установили пол и выяснили, что она - альбинос, а также обнаружили признаки развивающейся эпилепсии.
Есть все основания полагать, что в ту ночь, которую маленькая Альбина провела под открытым небом, она подверглась сильному воздействию (так называемой "модификации") со стороны глобов, которое спасло ей жизнь, но наложило специфический отпечаток на её естество. Три года, пока девочка была под наблюдением врачей, ею тайком интересовались то шаманы, то контрабандисты, то криминальная медицина. В итоге обеспокоенные врачи вернули её на Запад Рольду в начале 20 до ЧМ.
Отцы Альбины все эти три года конфликтовали из-за неё. Лиорс требовал свидания с дочерью, но студент опасался сообщать разбойнику, что ребёнок вывезен в "неназываемую страну", и просто отказывал ему без объяснения причин.
Тогда князь открыл Рольду свой секрет: якобы Россомаха, едва выпустив Раули из объятий, услыхал потусторонний голос, и тот сообщил о неизлечимой болезни женщины и о риске для будущего ребёнка, и угрожал насильнику смертью. Лиорс остался в живых только потому, что изобразил раскаяние и обещал позаботиться о пострадавших и вообще исправиться. Сперва-де он стал хлопотать из страха, что демон его утащит в ад, а потом от постоянных мыслей про своё дитя проникся искренними отцовскими чувствами; так что теперь ему надо во что бы то ни стало быть с дочкой.
Студент не то чтобы вполне поверил этому признанию, но рискнул объяснить, что Альбину увезли на Восток лечить. Князь рассыпался в благодарностях, добавив, что сам рассчитывал на эту оказию, которую ему вроде бы даже предсказал невидимый демон.
Но, когда трёхлетнюю Ину вернули на Запад, Рольд помедлил сообщать разбойному второму отцу о её прибытии. А тот узнал, что девочка живёт на отдалённой запустевшей асиенде, и решил, что студент обманывал его всё это время. Лиорс прилюдно клялся, что отомстит всей студенческой братии за издевательство над своими чувствами - насколько всерьёз были эти угрозы, осталось неизвестным, потому что вскоре знаменитый рейнджер попался фермерскому отряду самообороны и был расстрелян ещё в канун новолетия.
Обстоятельства его поимки и казни - целый ряд странных совпадений - могли бы навести на мысли о предательстве… Но при внимательном наблюдении из сегодняшнего дня мы видим вихри мощных сторонних супрематических колебаний в ментальном пространстве вокруг всех участников событий. Так называемые "супремы" уникальны для каждого существа, как дактилоскопические линии, это знаки его присутствия или пристального внимания к ситуации или к объекту. В данном случае то был "росчерк" глобов Сростка: в час, когда непутёвый князь бранился и угрожал студентам, один из этих безумных Обитателей Глубин "нёс свой караул" около их маленькой любимицы и поспешил защитить Ину от опасности, стянув нити событий и судеб в роковой узел, погубивший безрассудного Россомаху.
В утешение читающим эту историю могу лишь сообщить, что и юный Леороссомаха, и Рольд, умерший полтора года спустя, в настоящее время живы и, наконец, прояснили все недоразумения и принесли взаимные извинения.
В тот зимний день у четырёхлетней Альбины случился первый приступ её болезни. Случайный свидетель слышал слова девочки, произнесённые в безлюдном хлеву: "Упал! Красивый, чёрные волосы, зелёная рубашка… Все упали! Музыка ударила!..." - после чего раздался треск разбивающегося кувшина и звук падения тела.
Окружающие не поняли, почему ребёнок лежит без чувств; отнесли в дом, уложили в постель, Ина выспалась и встала вполне здоровой. А на другой день Рольд привёз известие о смерти Лиорса - и тут у Ины произошёл настоящий эпилептический припадок.
Впоследствии, в более старшем возрасте, Альбина описывала гибель своего отца-рейнджера с яркими достоверными деталями - но сама она думала при этом, что знает их из рассказа Рольда, услышанного ею в тот день. Между тем, отец-студент не был при казни и не мог рассказать подробностей, в том числе, что после залпа упал не только осуждённый (действительно, одетый в зелёное), но и - по непонятной причине - попáдали стрелявшие, как будто их повалила отдача ружей.
Ина вспоминает, что ей представлялось, как черноволосого юношу в изумрудном одеянии отрывает от тверди и поднимает как бы волной мощный торжественный аккорд - он смолкает, юноша опускается на каменистую землю бездыханный, и все кругом медленно падают, как водоросли при отступлении воды.
Альбина с детства очень трепетно относилась к музыке, особенно к игре на старинных инструментах. На Востоке ей пытались проводить музыкотерапию в качестве профилактики эпилепсии, при этом девочка фактически погружалась в транс, и, хотя к припадку это состояние не привело ни разу, лечение отменили.
На родине она сильно тосковала по настоящей музыке, жадно ловя возможность послушать хотя бы незамысловатую игру на гитаре или на рожке. Ей не хватало больших клавишных инструментов - вспоминались те, которые она успела услышать на Востоке, и представлялись какие-то невиданные, полупрозрачные, играющие невыразимо прекрасную музыку в подземных ледяных гротах.
В отрочестве Ина подумывала о том, чтобы уйти в храм. Она была настроена решительно сказать служителям Властелина, что не верит ни в какого Бога, а только в инопланетный разум (как принято было в студенческой коммуне, где она росла), но просит её принять, чтобы служить Великой Музыке Разумов (теперь она называет это музыкой мировой ноосферы). Но Ине дали понять, что ей не следует выбирать стезю храмовой служительницы: в качестве формального повода была названа её болезнь, но на самом деле сведущие люди всерьёз опасались, что противостояние Силы, Обитающей в храмах, и сил, от рождения покровительствующих девочке, может привести к её гибели.
Альбина решила пройти путь служения в одиночестве, руководствуясь теми впечатлениями и постижениями, которые получала во время припадков (считая, что при этом погружается в ноосферу). Она в душе приняла обеты воздержания, решила навсегда отказаться от семьи и материнства, стать учительницей
Ина много сил отдала Крайнему Югу, и южноарийцы, несмотря на буйный нрав и даже кровожадность, окружили её почтением, близким к религиозному поклонению. Надо заметить, что им вообще свойственно трепетное отношение к необычным существам, тем более находящимся под покровительством "демонов моря". Её облик миниатюрного альбиноса в сочетании с музыкальным даром пробудил в ю/а тысячелетнюю память крови об ужасных и прекрасных "Людях-Цветах", о Наутах, повелителях цунами и левиафанов.
Занимаясь детьми ю/а, Ина подобрала десятидневного младенца, брошенного на краю городка, и передала на воспитание местной многодетной матери по имени Флора. Альбина, отдавая его, просила назвать его Зонг, но Флоре послышалось "Санг", и она вскоре переименовала ребёнка в Синга, не желая осложнять ему жизнь "кровавым" именем.
Альбина с трудом, напоминая себе об обете, поборола желание оставить малыша себе и поспешила уехать как можно скорее и дальше - на Север, воспользовавшись неожиданной оказией. Расставаясь, она чувствовала, как будто отрывает часть себя, и не без основания: внимание её покровителей переключилось на мальчика, так что припадки у Ины надолго прекратились, но она ощущала себя не выздоровевшей, а отторгнутой от музыки ноосферы. Ей представлялось, что её Зонг - живой музыкальный инструмент её души, и без него ей уже не суждено играть и петь.
Возможно, читателям интересно будет узнать о дальнейшей судьбе Зонга-Синга. Фактически мальчика кличут Альбùн или Инин и даже Иний (с ударением на первый слог), в честь его дарительницы, почитаемой у ю/а. Он появился на свет 20 мая 03 до Черты Мира, так что в настоящее время ему неполных 11 лет. Инин по-прежнему живёт в семье Флоры, учится в местной школе, проявляя разносторонние способности, в том числе музыкальные (что никого не удивляет, ибо известно, что его родная мать из волхвов, а отец ю/а). Он вполне здоров, припадками не страдает, от лёгочной болезни волхвов ему успешно провели профилактику, как делается теперь на Арийском Юге.
Альбин с удовольствием посещает ближайший храм, как и многие его соученики, и никому не мешает, что в пространстве вокруг Инина то и дело присутствуют супремы - глобы Сростка смотрят на него, прикасаются к нему. Надо сказать, он такой не единственный среди этой группы подростков, недаром храм Жёлтой Ракушки имеет традиционные связи с морем.
Если вникать в подробности отношений Ины и глобов, приходится признать, что Сросток и вправду потерял её из виду, увлёкшись найдёнышем. На некоторое время девушка оказалась покинута: между 1 июня 03 до ЧМ (когда Ина нашла и отдала Зонга) и 3 июня 01 до ЧМ (день рождения новеллы "Гардезонг") у неё не было ни одного припадка, так что она уже и смирилась с тем, что не будет никогда, что теперь она - "засохший пенёк дерева песен".
Тем не менее, Альбина ещё строже держалась принятых в отрочестве обетов. Объясняя своё нежелание иметь ребёнка, она говорила: "где бы взять сил вырастить людьми тех детей, кто уже имел несчастье родиться в этой стране - вот о чём надо думать, а не о новых!" Даже более того - она не раз заявляла: "пока люди не отучатся убивать уже существующих людей, нечего и рожать новых!". В наибольшей степени осуждение, естественно, относилось к военному сословию. Этим отчасти объяснялась непримиримость студентки к свободным женщинам Севера, которые, по её мнению, добровольно удовлетворяли похоть "профессиональных убийц" (армейцев и следователей), вместо того чтобы, решительным отказом отняв у них развлечение, заставить задуматься и раскаяться.
С лета 03 до ЧМ и по самую Черту Мира Ина жила в Северном городе и его окрестностях. Учительствовала, помогала студенческим врачам, вела подпольную работу. Альбина приветствовала первое перемирие (конец весны-начало лета 01 до ЧМ), не только как эпохальное общественное событие, но и как предвестие мистической Вечной Весны Мира. В те дни она испытывала одновременно колоссальный подъём и смертельную усталость, как будто незримые музыканты играли финал её жизни, и постоянно повторяла про себя слова гимна Весне неарийского барда: "Тогда уроню гитару я //…. заплачу, ибо отныне я // никчёмнее, непричастнее // и счастливее всех".
Однако, ни кто иной, как сама Альбина с подругой Марианной, оказались укрывательницами двух студентов-экстремистов, убивших солдата. Убийство было невольное (даже точнее - спровоцированное Спецотрядом, который только того и ждал, чтобы кто-нибудь сорвал перемирие). Но хрупкий зарождающийся мир оно ставило под угрозу, и студенческое самоуправление постановило нарушителей не защищать. То есть получилось, что Ина с Марей пошли не только против Штаба, но и против своей коммуны.
Как это вышло? Альбина вспоминает и рассказывает; вместе с ней вернёмся немного назад.
Ина очень любила главную площадь Северного Города, невзирая на то, что пространство окаймляли штаб и комендатура. Здесь она снова начинала слышать музыку внутри себя - как будто очень отдалённую, но знакомую и желанную до боли. Здесь возвышалось несколько старых деревьев: они напоминали ей о Юге, о прошлом, о Сонге, которого она нашла в двух шагах от площади в маленьком городке, на которой некогда росли такие же традиционные липа, платан, груша… Прошло два года со дня расставания, и всё это время Альбина обдумывала сказку, которую она хотела написать для малыша, чтобы ему передали её в память о женщине, которая не посмела стать ему матерью, но любила его как своё дитя. Пусть это будет моя колыбельная для Зонга, думала Ина, рассеянно поглаживая мощные стволы. Она приходила сюда с зимы, пытаясь угадать, который из них принадлежит клёну, ибо клён - дерево песен. Деревья как будто загадывали девушке загадку - играя или пытаясь рассказать о чём-то важном? - то ли их четыре, то ли пять, а то казалось, что они меняются местами. Не разбираясь в ботанике, Ина не могла определить, кто есть кто, и с нетерпением ждала весны, чтобы посмотреть на листья.
Весна настала, события в городе понеслись кувырком, студентке стало не до прогулок по площади. Лишь мельком она видела зеленеющие над домами кроны, махала рукой им издалека и ощущала встречную теплоту, как будто и деревья кивали ей в ответ поверх угрюмых крыш казённых зданий.
Первые три летних дня Ина провела в нарастающем напряжении и предчувствиях беды. Ей слышались там и сям какие-то бредовые речи с угрозами в адрес деревьев на главной площади, снились нелепые схемы и планы террористических актов с целью сожжения этих якобы "символов войны и арийского диктата". Студентка диву давалась - неужели в ней так глубоко угнездились страх и подозрительность, что она и в мирные дни ищет вокруг ненависть и злой умысел? Или - наоборот - действительно где-то в городе затаились безнадёжно искалеченные души, которые злоумышляют против деревьев, раз перемирие не позволяет вредить людям?
З июня 01 до Черты Мира Ина, изнемогая от близости безликой опасности, пришла на площадь задолго до наступления утра, под прохладным покровом белой северной ночи. Как только она ступила в круг своих исполинских друзей и протянула руки, чтобы коснуться стволов, мир закружился, как будто деревья увлекали её в хоровод. Незабываемое ощущение наполнило её, как звук наполняет полость инструмента - Альбина поняла, что её вот-вот подхватит волна неземной музыки, и в этот самый момент вся история белоголового южанина с гитарой, вся жизнь человека-песни встала перед ней ясно и завершённо, одновременно как живая картина мюраля и как книжный текст.
Очнувшись после припадка, Ина всё помнила дословно, несла в себе новеллу как чашу полную по края. У девушки было одно желание - донести и выплеснуть на бумагу, а там уже всё равно, что будет.
У самой площади в переулке она столкнулась с Ангром и Марэном, своими знакомыми и даже учениками, которые убегали после нелепой ссоры на оружейном складе, повлёкшей за собой убийство. Как бывало и раньше после приступа болезни, несмотря на физическое изнеможение, Альбина ощущала ледяную ясность в мыслях, легко продумывала и осуществляла трудновыполнимые комбинации, зная, что ей будет сопутствовать удача. Она просчитала, как можно вывести беглецов за пределы города, поняла, как сбить со следа погоню; и даже осознала, что у неё будет шанс и записать, и передать друзьям свою новеллу - для маленького Зонга (только теперь она поняла, что и героя легенды будут звать этим именем!), для всех людей, кто несёт в себе память о встреченных на пути любимых и врагах…
Должен сказать, что сказка поначалу не была встречена так, как это представлялось автору. О некоторых причинах этого говорится в предисловии к новелле "Гардезанг". Оцените также реальный контекст, не вполне своевременный для презентации литературной новинки: измученный долгим ожиданием перемирия город, происки сторонников войны, перспектива новой конфронтации военных и студенчества, скрывающиеся собратья, повинные в убийстве - до легенд ли тут?
Тем не менее, в дальнейшем новелла получила известность, в большой степени благодаря тому, что рассказанная в ней история сплелась с легендой вокруг судьбы автора. Её пересказывали с разными вариациями в студенческих общинах Севера и Юга, вплетая в повествование фрагменты других эпичных событий и громкие имена. Самый красочный вариант - но и самый фантастический, учтите, друзья! - я привожу здесь с разрешения всех упомянутых в нём лиц.
Итак:
Эта самая новелла про деревья - ну, все её знают - написана по видению, которое случилось у студентки Альбины Мелогог на главной площади в Северном Городе за три дня до срыва перемирия. Альбина имела видение, догадалась, что это про Псалом о Саде, что оно означает предупреждение - мир снова под угрозой! - побежала к своим, немедленно всех собрала и рассказала в точности как всё видела. Студенты отнеслись критически - мол, красивая сказка, но слишком слащавая и вообще, не до того сейчас.
Альбина снова пошла на площадь и увидела двух знакомых студентов, которые как раз убили одного спеца и теперь убегали. Позвала на помощь сестру одного из них, девушки завернули ребят в мешки, уложили в тележку и повезли к выходу из города, якобы это умершие от какой-то непонятной заразной болезни и их опасно хоронить в городской черте. Удачно миновали две линии охраны и патруль (солдаты постыдились придираться с досмотром к женщинам в трауре, да и заразы побоялись), уже, считай, вышли на пустыри за казармами, но тут их догнал Майор Анъе. Ну, его все знают - это человек, для которого нет ничего святого, ему охотиться на тех, кто не воюет, на студентов, на женщин - одно удовольствие.
Анъе говорит: "Стойте-ка, прелестные вдовушки, надо разобраться, что вы тут везёте!" Они отвечают: "Оставь мёртвых в покое." Он заступает им дорогу и спрашивает: "Да? а это случайно не преступники, которых ищут?" Альбина ему: "Это - не преступники, клянусь тебе! Пропусти нас сейчас же. В детстве ты себе не позволял того, что позволяешь сейчас." Анъе и говорит: "Ну и ты себе в детстве не позволяла врать, как сейчас!" Альбина отвечает: "Я перед своей совестью отчитаюсь, правду я говорю или лгу. Пропусти!" А Майор достаёт пистолет: "Ха! Ну и я перед своей совестью отчитаюсь! Ты меня знаешь - но и я тебя знаю: я тебе ничего не сделаю, не пойду поперёк себя - но только и ты мне ничего не сделаешь, ты тоже не можешь переступить через себя, Альбина!" - и стреляет прямо в мешок. Сестра студента, который был в мешке, как закричит! - а Анъе с издёвкой: "Если это покойники, то им пара пуль не повредит, как вам кажется?"
Тогда Альбина молча выворачивает его руку с пистолетом как раз в тот момент, когда он опять нажимает на спуск - и собственная пуля попадает ему в голову. А Альбина говорит: "Мне очень жаль, но ты прав, Анъе - мертвецу пуля не страшна, ты уже ничего не теряешь!"
То есть, с её точки зрения, хоть они и дружили в детстве, он был уже нравственный мертвец. И убил себя сам, раньше в переносном смысле, а теперь и в буквальном.
Однако же, Альбина хотела похоронить Майора вместе с убитым студентом. Но сестра студента не разрешила, труп Анъе пришлось оставить на окраине, и назавтра СпецОтряд уже объявил розыск своего командира. Сама та девушка ушла в лес к партизанам со вторым студентом, который её любил, а Альбина вернулась в город, и её схватили.
Армейцы не очень хотели расправляться с женщиной, а спецы придумали вот что: чтобы опорочить студенчество в глазах общества - пусть она признается прилюдно, что якобы застрелила Майора, напросившись к нему в любовницы, как Юдифь убила Олоферна. Известно же, что для всех нормальных людей эта библейская история - эталон непотребства и вероломства. Обещали, что расстреляют в назидание всем, если она не согласится. Альбина сказала - согласна, но я совершенно не разбираюсь в любовных делах, я назорейка, поэтому, чтобы не попасть в глупое положение, должна проконсультироваться у свободных женщин.
К ней позвали парочку городских девушек; а Альбина тайком попросила, чтобы они передали её друзьям листок, на котором она успела кое-как вкратце записать свою новеллу. Потом она сказала врагам, что передумала оговаривать себя - и её расстреляли.
А друзья Альбины, которые в последнюю их встречу насмеялись над её видением, собрались все вместе и стали вспоминать её рассказ, по словечку, держа перед собой листок с конспектом, пока не вспомнили всё дословно. Так эта новелла дошла до нас.
В действительности, друзья, дело обстояло, конечно, не совсем так, но не менее замысловато, на мой взгляд. Давайте я расскажу об этом в следующий раз)
А чтобы помочь вам в полной мере ощутить колорит эпохи, вот примечания - выложу-ка я их следующим постом.