Два ярославских храма
Первый из них - это Яковлевско-Благовещенский храм на окраине за Волгой - "Яковлевская церковь" - к которой я привык с детства, и колокольный звон которой воспринимался мной как что-то обыденное и в советское время, и в 90-е. Там отпевали и дедушку, и бабушку, на кладбище при ней они похоронены. Там было много других событий моей семьи и знакомых. Но "по-настоящему" я в неё пришёл только сейчас. Меня сразу поразил какой-то дух намоленности, какое-то ощущение живой старины, не прерывающейся, "работающей". Сразу вспомнилось, что ведь в этом храме службы не прекращались даже в советское время, в нём не было никаких колоний-складов-агитцентров, ударивших по многим другим самым старинным храмам. Мой аналитический ум на минуту заметался - ну как я это понял; роспись вроде бы восстановлена, ремонт тоже вполне современный. Может быть меня удивили оклады на большинстве икон, через которые проглядывали только почерневшие от времени и свечной копоти лики? Может обилие, разнообразие, какая-то нестандартность самих икон, большинство из которых я не мог узнать? Может сложность утройства самого храма - отдельный притвор, который воспринимается как основная часть и где принимают исповедь и который отделен от средней части ещё одним узким проёмом? Какая-то живость в росписи стен, которая не несёт ни как бы офисной ясной строгости современных церквей, ни смутной музейной старинности, которая дышит грозным духом времён, но оставляет тебя в неведующем благоговении?
От того момента я запомнил замешательство, что вроде как надо бы и записки написать, и свечек поставить, и исповедаться... А народ тем временем прибывал и прибывал, а я жалел, что вместо того, чтобы чинно встать перед алтарём занимаюсь какой-то вроде бы суетой. "Ведь это всё можно сделать и после!", - пронзила меня мысль уже в очереди на исповедь. - "И ведь исповедовался вчера". Беседа со священником была какой-то рубяще-провинциальной с жесткими выражениями по поводу восприятия молитв как заклинаний и даже наводящими вопросами про другие грехи. Но удивительно доходящей до самого сердца. И словно подтверждение этому я сразу после оказался в основной части храма, под живой росписью фресок, которые через купол уносят сознание куда-то ввысь, и ощущение прощения и освобождения одномоментно и захватывающе стало почти осязаемым. Ощущение отпущения от того, что всё не зря в этой жизни. От изнуряющей досады - что её больше не будет.
И второй храм - как воплощение моих детских подростковых мечтаний. Храм Смоленской иконы Божией Матери в Устье - "Смоленская церковь". Там церковным хором руководит мой учитель музыки. К музыке я всё никак не мог отнестись как к чему-то серьёзному в своей жизни, а теперь понимаю, что это, скорее, многое из остального не так важно.
Северная окраина города, по сути загород, в целом часе езды от дома. Накануне вечером мама, как заправский оператор научных центров из фантастических фильмов, разрабатывает мне автобусный маршрут. 7:29... автобус сделает петлю назад...
И вот я словно в глухой деревеньке. Яндекс-планшет говорит, что иду строго по маршруту. И вдруг... я оказываюсь в сказке, в иллюстрациях книжки про Конька-Горбунка, - на высоченном берегу небольшой реки, впадающей в Волгу. Высоченном настолько, что на макушки огромных деревьев смотрю сверху. Округа вся как на ладони.
А потом меня перебрасывает в ценности подросткового возраста - вижу железную техногенную ферму моста и... сам храм как воплощение приключенческих фильмов - таинственные развалины, без куполов, с крестом, словно готовым к принятию золотой благодати фитилем, установленным на плоской площадке сверху колокольни.
От таких эмоций меня охватывает какая-то собранная уверенность. Так... до службы пол часа. 5 минут на плавание. 10 на вытирание. Успеваю. И радостно и спокойно я ухожу в воду и два раза доплываю до середины реки. Вода, правда, отдает запахом навоза, напоминая, что главная благодать, всё-таки, не здесь. Но всё получается вовремя.
Внутри храм по-деревенски незатейлив, прост и как-то по-доброму и домашнему уютен. При этом очень светл и просторен. Он весь аккуратно выбелен и без росписи. Алтарь почему-то в юго-восточном углу. В северо-восточном - что-то вспомогательное. К середине восточной стены можно даже подойти. А над ней единственная фреска - образ Спаса Нерукотворного, очень живо прописанный, который задаёт настроение всему пространству. Около и на подоконниках больших совсем не амбразурных окон расположены такие же "необычные" как в Яковлевской церкви иконы.
Очень интересны прихожане - собранные деревенские мужички, женщины и старушки и очень такая харизматичная чуть насупленная детвора, которая бодрым гуськом выстраивалась на исповедь.
Ну а мне удалось заглянуть и вовнутрь церковного пения: одновременно со всем, это была встреча с моим учителем музыки.
От того момента я запомнил замешательство, что вроде как надо бы и записки написать, и свечек поставить, и исповедаться... А народ тем временем прибывал и прибывал, а я жалел, что вместо того, чтобы чинно встать перед алтарём занимаюсь какой-то вроде бы суетой. "Ведь это всё можно сделать и после!", - пронзила меня мысль уже в очереди на исповедь. - "И ведь исповедовался вчера". Беседа со священником была какой-то рубяще-провинциальной с жесткими выражениями по поводу восприятия молитв как заклинаний и даже наводящими вопросами про другие грехи. Но удивительно доходящей до самого сердца. И словно подтверждение этому я сразу после оказался в основной части храма, под живой росписью фресок, которые через купол уносят сознание куда-то ввысь, и ощущение прощения и освобождения одномоментно и захватывающе стало почти осязаемым. Ощущение отпущения от того, что всё не зря в этой жизни. От изнуряющей досады - что её больше не будет.
И второй храм - как воплощение моих детских подростковых мечтаний. Храм Смоленской иконы Божией Матери в Устье - "Смоленская церковь". Там церковным хором руководит мой учитель музыки. К музыке я всё никак не мог отнестись как к чему-то серьёзному в своей жизни, а теперь понимаю, что это, скорее, многое из остального не так важно.
Северная окраина города, по сути загород, в целом часе езды от дома. Накануне вечером мама, как заправский оператор научных центров из фантастических фильмов, разрабатывает мне автобусный маршрут. 7:29... автобус сделает петлю назад...
И вот я словно в глухой деревеньке. Яндекс-планшет говорит, что иду строго по маршруту. И вдруг... я оказываюсь в сказке, в иллюстрациях книжки про Конька-Горбунка, - на высоченном берегу небольшой реки, впадающей в Волгу. Высоченном настолько, что на макушки огромных деревьев смотрю сверху. Округа вся как на ладони.
А потом меня перебрасывает в ценности подросткового возраста - вижу железную техногенную ферму моста и... сам храм как воплощение приключенческих фильмов - таинственные развалины, без куполов, с крестом, словно готовым к принятию золотой благодати фитилем, установленным на плоской площадке сверху колокольни.
От таких эмоций меня охватывает какая-то собранная уверенность. Так... до службы пол часа. 5 минут на плавание. 10 на вытирание. Успеваю. И радостно и спокойно я ухожу в воду и два раза доплываю до середины реки. Вода, правда, отдает запахом навоза, напоминая, что главная благодать, всё-таки, не здесь. Но всё получается вовремя.
Внутри храм по-деревенски незатейлив, прост и как-то по-доброму и домашнему уютен. При этом очень светл и просторен. Он весь аккуратно выбелен и без росписи. Алтарь почему-то в юго-восточном углу. В северо-восточном - что-то вспомогательное. К середине восточной стены можно даже подойти. А над ней единственная фреска - образ Спаса Нерукотворного, очень живо прописанный, который задаёт настроение всему пространству. Около и на подоконниках больших совсем не амбразурных окон расположены такие же "необычные" как в Яковлевской церкви иконы.
Очень интересны прихожане - собранные деревенские мужички, женщины и старушки и очень такая харизматичная чуть насупленная детвора, которая бодрым гуськом выстраивалась на исповедь.
Ну а мне удалось заглянуть и вовнутрь церковного пения: одновременно со всем, это была встреча с моим учителем музыки.
