НАГРАДА НАШЛА... ПРЕДАТЕЛЯ
Может быть я чего-то не понимаю, но вот эта информация меня, мягко скажем, удивила:
Посол России на Украине Виктор Черномырдин награжден правительственной наградой
Виктор Черномырдин награжден орденом "За заслуги перед Отечеством" 1-й степени. Так отмечен его большой вклад в укрепление авторитета России, говорится в указе Президента РФ Дмитрия Медведева.
Причём, больше всего удивил не сам факт награждения. Кому у нас только орденов не давали! Если за расстрел собственного парламента и бойню в центре города у нас некоторых господ произвели в Герои России, то орденок для Черномырдина это вообще сущий пустяк. Если бы не одно "но"...
Дело в том, что награждение состоялось 24 марта. То есть - вчера.
Если кто забыл, то напомню:
Ровно 10 лет назад 24 марта 1999 года НАТО начало войну против Югославии, которая продолжалась 79 дней и была беспрецедентной по масштабам бомбардировок и их варварству войной в Европе после окончания Второй Мировой.
И одним из тех, кто вынудил Югославию сдаться и принять все условия США был ни кто иной как всё тот же Виктор Степанович Черномырдин, который будучи назначенным спецпредставителем Президента России Ельцина по урегулированию конфликта в Югославии, не только фактически вынудил Милошевича капитулировать, но и откровенно предал своего горячее любимого президента и интересы России.
Я не слишком верю в конспирологические теории, но по неволе не могу отделаться от чувства, что это награждение совершенно не случайно.
Наградить Черномырдина «за укрепление авторитета России» в день десятилетнего юбилея начала войны, на которой он этот авторитет растоптал и продал, - есть в этом что-то извращённо-саркастическое.
Вот только не знаю, в чью сторону обращён этот сарказм? В сторону стареющего предателя, который теперь уже в кресле посла России на Украине предаёт её интересы или по отношению к России, в которой предателей и негодяев награждают высшими орденами «За заслуги перед Отечеством»?…
А вот как об этом предательстве рассказывает участник этих переговоров генерал-полковник Леонид Ивашов:
…"14 апреля 1999 г. наступил новый этап участия России в разрешении косовской проблемы: В.С. Черномырдин получил назначение специального представителя Президента РФ по урегулированию конфликта в Югославии. Описанию этой миссии Черномырдин посвятил выпущенную в 2003 г. объемистую книгу “Вызов”. Здесь не место полемизировать с ним, внимательный читатель, несомненно, и сам увидит кардинальное расхождение в оценках, содержащихся в книге бывшего премьера, и в суждениях автора этих строк.
Мне было ясно, что в переговорах с натовцами Черномырдину не обойтись без военных экспертов. Поэтому во время очередного доклада И.Д. Сергееву я высказал мысль о настоятельной необходимости включить в состав формируемой делегации представителя Министерства обороны РФ. Примерно через две недели, вернувшись от Президента, И.Д. Сергеев объявил, что инициатива наказуема - представителем от Министерства обороны Б.Н. Ельцин определил меня.
Хорошо понимая, что один в поле не воин, я подключил к работе своих ближайших подчиненных: вице-адмирала В. С. Кузнецова - начальника Договорно-правового управления Министерства обороны, генерал-лейтенанта В.М. Заварзина - представителя России при штаб-квартире НАТО в Брюсселе, а также нескольких офицеров главка. У всех нас существовало понимание того, что предстоит нелегкая борьба. Но цель - способствовать утверждению мира для братского народа, ликвидировать последствия острого военного, политического и этнического конфликтов, откровенно скажу, вдохновляла.
Переговоры по косовской проблеме должны были вестись в трехстороннем формате: специальный представитель Президента РФ В.С. Черномырдин, заместитель государственного секретаря США Строуб Тэлботт и президент Финляндии Мартти Ахтисаари, последний в качестве не просто посредника, но специального представителя Генерального секретаря ООН. Каждого из них сопровождали делегации из специалистов, включая военных.
Первая встреча участников переговоров, на которой я присутствовал, состоялась в Москве 27 апреля. Сама строгая, но величественная атмосфера знаменитого мидовского особняка на Малой Дмитровке, казалось, настраивала на серьезный разговор. Однако против моих ожиданий разговор сразу же пошел неспешно и, по сути дела, ни о чем. Стороны явно присматривались друг к другу, прикидывали возможности партнеров, сидевших за круглым столом в большом зале особняка. От финнов вообще была делегация невысокого уровня (М. Ахтисаари не приехал), и вели они себя скромно, больше отмалчивались. Диалог шел в основном между С. Тэлботтом и В.С. Черномырдиным. В заседании участвовал и министр иностранных дел РФ И.С. Иванов.
Единственное, чего достигли мы, военные, так это прощупали позиции американских коллег - генералов Д. Фогльсонга и Дж. Кейси. Сложилось впечатление, в целом оправдавшее себя позднее, что с ними можно вести диалог и достигать соглашений.
Накануне этих переговоров В.С. Черномырдин впервые в качестве спецпредставителя Президента России встречался с С. Милошевичем в Белграде. Среди прочего они пришли к договоренности о возможности миротворческой миссии на территории Югославии под эгидой ООН с обязательным участием России. В.С. Черномырдин сообщил об этом С. Тэлботту, но данный сюжет, по всей видимости, не рассматривался американцами как актуальный. В большей степени их интересовало, действительно ли югославский лидер согласен вывести армию и полицейские силы из Косово, готов ли на предоставление ему полной автономии. На этом первый раунд трехсторонних переговоров и завершился.
Мне довелось участвовать во второй встрече В. С. Черномырдина и С. Милошевича 30 апреля в Белграде. По дороге из аэропорта в резиденцию “Бели двор” запомнились очаги пожаров и разрушений: югославская столица вот уже месяц подвергалась многочисленным бомбардировкам и обстрелам. И это при том, что никто официально Югославии войну не объявлял.
Об этом в первую очередь и говорил С. Милошевич на встрече с российской делегацией. Югославский лидер показался мне собранным, уверенным в себе, прочно держащим нити управления страной и ее обороной. Тогда же я узнал подробности расследования независимой комиссией происшествия в селе Рачек, получившем печальную знаменитость. В свое время здесь было обнаружено захоронение, как об этом объявили западные СМИ, албанцев со следами пыток и насильственной смерти. Натовцы использовали этот факт как предлог для давления на Югославию, а затем и в качестве повода для агрессии. Эксперты же нейтральных стран Европы убедительно опровергли так называемые “зверства сербских сил безопасности”, но агрессию этим было уже не остановить. Натофашистам был нужен повод, и они его получили.
С. Милошевич, говоря о позиции белградских властей, настаивал, что не они, а именно албанцы провоцируют ожесточенные столкновения, нагнетают обстановку, а потом апеллируют к западному сообществу, ища поддержки.
В. С. Черномырдин слушал, но создавалось впечатление, что не слышал своего собеседника. В традиционном для него стиле, известном всем россиянам, говорил много, но невнятно, сбиваясь на очевидные доводы: “Нужно все это кончать”, “Слободан, ты что, хочешь, чтобы страну разбомбили?” и т. п. Играя роль “своего парня”, пусть простоватого, но справедливого, он ни одну сторону полностью не одобрял. В чем-то стоял на позиции Белграда, а в чем-то хоть и не одобрял действия НАТО, но относился к ним с пониманием. Проскальзывали такие нотки: если бы действовали погибче, смогли бы за столом переговоров договориться - и тогда не было бы никаких бомбардировок.
После обеда состоялась новая встреча, но уже в узком составе: В. С. Черномырдин, В. Е. Ивановский - представитель МИДа, присутствовал и я. Разговор шел более конкретный, о том, на какие договоренности можно выйти. И С. Милошевич, и другие члены руководства Союзной Югославии считали возможным вести переговоры с натовцами исходя из следующего базового принципа: Косово остается неотъемлемой частью Югославии, конкретно - Сербии. При этом подчеркивали особо, что краю будет предоставлен статус широкой автономии.
Когда стали обсуждать вопрос, с кем из косовских лидеров разумнее всего сотрудничать, я впервые услышал, что у С.Милошевича и других руководителей такое позитивное отношение к Ибрагиму Ругове. Ставка на И. Ругову даст плоды, высказывали уверенность югославские руководители, потому что он наиболее вменяемый из албанских лидеров и всю сложность ситуации понимает.
В. С. Черномырдин высказал согласие с такими принципиальными вопросами, как оставление Косово в составе Союзной Югославии (о Сербии он не говорил), одобрял контакты с И. Руговой. Но вновь не уставал повторять, что надо прекращать бомбардировки и переводить ситуацию в русло политического урегулирования. Позиция, в общем-то, беспроигрышная. Кто же из сидевших за столом переговоров стал бы выступать за продолжение бомбардировок? Однако обращало на себя внимание, что Черномырдин избегал глубокой проработки условий прекращения боевых действий. Складывалось впечатление, что препятствие здесь одно - позиция югославских властей. А агрессивные действия Запада как бы выводились за скобки.
Тем не менее переговоры оставили у хозяев впечатление, что Россия стоит на стороне Югославии (сужу по разговорам с генералом Д. Ойданичем и другими высшими военными), и породили у них определенный оптимизм накануне встреч В. С. Черномырдина с западными лидерами.
В опасности такого благодушия югославы убедились очень скоро. 28 мая во время новой поездки в Белград специальный представитель Президента РФ заговорил куда более резко. Вначале он высказался вроде в порядке шутки: ваша армия, мол, защищаясь, провоцирует бомбардировки. Нет, никто под сомнение право на защиту не ставит, уклончиво сказал он, но нельзя бесконечно сопротивляться. В. С. Черномырдин стал настойчиво давить на С. Милошевича: у вас, дескать, страну уничтожают, надо быстрее принимать решение, быстрее договариваться.
Какого решения он ждал от человека, объявленного к тому времени Международным трибуналом по бывшей Югославии военным преступником? Ведь руководитель СРЮ выражал готовность к переговорам, но первое, на чем он настаивал, - прекращение агрессии. Капитуляция перед агрессором была неприемлемой. Поэтому готовность к переговорам оговаривалась немедленным прекращением бомбардировок, сохранением Косово в составе Сербии. Кто-то из югославов говорил даже о том, что НАТО должно возместить нанесенный ущерб.
Во второй половине дня встреча продолжилась в расширенном составе. В памяти ничего яркого не запечатлелось, стороны просто излагали друг другу свои позиции. Это тревожило, ибо после Белграда у российской делегации предстояли нелегкие трехсторонние переговоры в Бонне с М. Ахтисаари и С. Тэлботтом. Как оказалось, именно там дело приобрело наиболее драматичный для югославов оборот.
Я бы слукавил, утверждая, что загодя предчувствовал это. Наоборот, подготовка, которую мы в Минобороны провели перед поездкой, давала немалые надежды на упрочение наших позиций. Опираясь на результаты контактов с югославским руководством, провели совещание с представителями МИДа, в частности с первым заместителем министра иностранных дел А. А. Авдеевым (он показал себя настоящим дипломатом и патриотом), руководителями департаментов, на котором тщательно обсудили ситуацию, взвесили позиции югославской стороны и НАТО. Был подготовлен проект директивы Б. Н. Ельцина, в которой были сформулированы цели предстоящих переговоров - немедленное прекращение бомбардировок, сохранение целостности СРЮ, возвращение беженцев, восстановление переговорного процесса, перевод его в русло политического урегулирования. В решении всех этих задач предусматривалась активная роль России.
Директива не настаивала на прекращении бомбардировок как первоочередном условии, лишь после выполнения которого стороны бы переходили к подписанию договора и выводу югославских войск с территории Косово. Предлагался довольно гибкий вариант, позволявший и натовцам сохранить лицо, и задачу решить: начало политического процесса, достижение договоренностей увязывалось с одновременным прекращением бомбардировок. Президент РФ согласился с нашими предложениями.
Получив подписанный им документ, мы трансформировали его в указание министра обороны для военной части российской делегации. Так что у меня была директива от И. Д. Сергеева, у В. С. Черномырдина - директива Б. Н. Ельцина, они обязывали всю делегацию, начиная с ее руководителя, действовать энергично, твердо, последовательно, отстаивая принципы международного права и ограничивая поползновения НАТО. Уверенности добавляли хорошие позиции, предварительно достигнутые на переговорах с американскими военными - генералами Д. Фогльсонгом и Дж. Кэйси, которые специально прилетели в Москву. Постепенно, не без трудностей нам все же удалось выйти на понимание и согласовать несколько ключевых пунктов.
Сделаю небольшое отступление. В ходе натовской агрессии и в переговорном процессе мы оказывали на противоположную сторону сильное психологическое давление, называя агрессию агрессией, а представителей альянса не иначе, как господа агрессоры. На регулярных пресс-конференциях для российских и иностранных журналистов я вводил в оборот термин “натофашизм”, сравнивал агрессоров с гитлеровцами, подчеркивал, что Европа и НАТО беременны нацизмом.
Не скажу, что нам удалось переубедить своих американских оппонентов, но в чем-то переиграть - вероятно. Главное, мы договорились о том, что не все части югославских вооруженных сил, пограничники и силы безопасности будут выведены с территории Косово. Спор шел о пропорциях: американцы настаивали на том, чтобы не менее 50 процентов, российская сторона - чтобы не более 50. В принципе обе стороны согласились на вывод ровно половины военных, пограничников и силовиков.
Далее мы договорились, что натовские войска, которые будут участвовать в миротворческой операции, располагались бы на югославской территории вдоль македонской и албанской границ в полосе не глубже 50 км.
Третья согласованная позиция состояла в том, что сербские пограничники должны были вместе с натовскими военнослужащими контролировать возвращение беженцев, чтобы предотвратить проникновение в Косово боевиков. Мы подробно оговорили, что возвращаться могли только те, кто проживали до начала активных событий на территории Косово и вынужденно эмигрировали, при этом люди не должны иметь при себе оружия. Те, кто замешан в каких-то криминальных действиях, должны быть изолированы.
И, наконец, четвертая позиция - по секторам ответственности миротворцев, представлявших как натовские силы, так и Россию.
Разумеется, в первую очередь нас интересовала зона ответственности России. Была подготовлена карта, на которой обозначена полоса для натовских войск, активно участвовавших в бомбардировках, и указаны 6 секторов: в них предусматривалось присутствие России, Украины, Швеции, Финляндии, мусульманских стран, а также тех стран НАТО, которые активно в агрессии не участвовали, например Греции.
Переговоры в Бонне начались 1 июня 1999 г. и продолжались в течение двух дней. В первый день после обеда в замке Кёльн состоялось пленарное заседание, на котором делегации обозначили свои позиции и общую цель, заключавшуюся в достижении политического урегулирования.
Когда подошли к военной составляющей, я предложил отталкиваться от российского проекта. Но В. С. Черномырдин был иного мнения: “Давайте пойдем по натовскому варианту и будем как бы накладывать на него свои предложения”. Так что за основу взяли американский проект. В ходе обсуждения по ряду позиций, действительно, удалось сразу найти согласованные решения. Но вот когда подступились к конкретным вопросам, например о порядке вывода сербских вооруженных сил и сил безопасности, о сроках прекращения бомбардировок, то общего языка не нашли. Тогда приняли решение отставить их в сторону, перенести на следующий день, чтобы не останавливать переговоры в целом. И вернулись к ним уже после работы по секциям и с учетом достигнутых там результатов.
После пленарного заседания разошлись по секциям. Мы работали с финскими военными во главе с вице-адмиралом Ю. Каскелла и американцами, уже названными генералами Д. Фогльсонгом и Дж. Кейси. Работали до позднего вечера и смогли согласовать 7 пунктов. Не стану приуменьшать трудности разговора. Были прорывы, но что-то согласовать не удалось. Так, американцы настаивали на вводе своих подразделений и в те сектора, за которые должны были отвечать другие страны. Мы, со своей стороны, высказались за присутствие там подразделений связи, а также медицинских и инженерных, необходимых для восстановления коммуникаций, мостов и иной инфраструктуры, но резко возразили против ввода боевых подразделений армии США. Американцы вынуждены были согласиться с нами.
Коллективно мы также определили, какова будет роль сербских вооруженных сил и сил безопасности на территории Косово. На них возлагалось оказание помощи в развертывании миротворческих сил, а затем совместное несение патрульной и иной службы в приграничной зоне. Не удалось добиться компромисса по нашему предложению об административном управлении краем Косово со стороны Белграда.
Что касается самих миротворческих контингентов, то, с общего согласия, они должны были находиться в Косово в тесном взаимодействии. Нам, однако, не удалось прийти к общему мнению в вопросе об их подчиненности. Российская военная делегация считала неразумным нарушать обычный в таких случаях порядок: войска должны подчиняться своим командирам, а между собой лишь взаимодействовать. Постепенно, правда, выходили на понимание, что военно-административную систему управления нужно дополнить штабом в Белграде, куда входили бы представители всех стран, делегировавших в миротворческие силы свои национальные контингенты, плюс представители югославского генштаба.
Удалось нащупать некоторые подходы и в вопросе, что делать с техникой югославской армии. Наша делегация считала, что если полк, бригада выводятся, то полностью со своей техникой и вооружением, если же продолжают дислоцироваться в Косово, то и их техника и вооружение должны оставаться. Повторюсь, сразу этот вопрос не был решен, но мы подступили к его решению.
Вечером, когда я докладывал В. С. Черномырдину о результатах, он, помнится, бросил представителю МИД РФ В. Е. Ивановскому такую фразу: “Ивановский, смотри, как военные продвигаются. Нужно и нам ускорить процесс политических договоренностей”.
Поздно ночью делегации вновь собрались на пленарное заседание, которое позволило проследить, насколько далеко удалось продвинуться в согласовании позиций. Сразу же встал принципиальный вопрос: когда последует прекращение бомбардировок? С. Тэлботт стал настаивать на том, чтобы вначале югославская сторона выполнила достигнутые договоренности, и только затем войска НАТО отказываются от атак с воздуха. Позиция нашей делегации была иной: бомбардировки прекращаются немедленно с момента подписания документа. Заместитель госсекретаря США продолжал настаивать.
Как это сплошь и рядом бывает в дипломатической практике, если чего-то не удается достичь за столом переговоров, дело переносится в кулуары. Поздно ночью я получил информацию, что С. Тэлботт проводит с М. Ахтисаари приватную беседу, а следующим к нему приглашен Черномырдин.
Ближе к 2 часам ночи собрались ехать в отель отдыхать. Черномырдин вдруг говорит:
- Вы поезжайте, а мы тут еще немного поработаем.
На следующее утро мы с генералом В. М. Заварзиным приехали во дворец. В рабочем зале видим: два стола сдвинуты, разложены бумаги, и В. С. Черномырдин со своей командой что-то сосредоточенно обсуждает. Только мы зашли, присутствовавшие стали быстро собирать бумаги. Я, поздоровавшись, бросил реплику:
- Виктор Степанович, что за переполох?
Он ответил:
- Мы тут обсуждаем политические вопросы, они вас не касаются.
Я возразил:
- Не могут не касаться, вопросы политические и военные взаимосвязаны.
Он в ответ поинтересовался:
- Вы завтракали? Нет? Тогда идите завтракайте, вернемся к этому разговору попозже.
И смотрю - дружно перешли в другое помещение. Не скажу, что это сильно меня встревожило, но что-то кольнуло: всегда неприятно сознавать, что от тебя что-то скрывают. Позавтракав, мы присоединились к коллегам. Я подошел к В.С.Черномырдину, поинтересовался, какова консолидированная позиция у нашей делегации? Он ответил уклончиво:
- Посмотрим…
Я не отступал:
- Нашу, военную, позицию вы поддерживаете?
От прямого ответа он вновь уклонился и предложил:
- Вы давайте с военными еще поработайте, а потом сядем вместе и выработаем окончательную позицию.
Я, может, напрасно не придал такой уклончивости и неопределенности особого значения, отнеся ее на счет сложности и напряженности переговоров. Мы опять уединились с американскими и финскими коллегами и стали продвигаться по уже в принципе согласованным вопросам, сосредоточиваясь на сей раз на технической стороне реализации договоренностей.
Не могу не сказать о большой позитивной посреднической роли нынешнего командующего оборонительными силами Финляндии вице-адмирала Ю. Каскелла. Финны, оказывается, трудились всю ночь, пытаясь найти развязки в тех вопросах, по которым наши позиции и позиции американцев не сходились. Они, например, предложили творчески заимствовать опыт того, как в Финляндии организуется управление воинскими формированиями в условиях двойного подчинения. Напомню, эта проблема стала камнем преткновения, когда встал вопрос о порядке функционирования многонациональных миротворческих контингентов на территории Косово. Словом, финские военные активно способствовали поиску компромисса, породив в нас глубокое уважение к их профессиональным и личным качествам.
В 11 часов началось пленарное заседание. Естественным было отталкиваться от того, чего участники переговоров достигли накануне, и идти дальше. И вдруг С. Тэлботт предлагает новый вариант документа, Черномырдин же молчит. Я сразу же попросил слова для возражения:
- Уважаемые господа, о чем идет речь? Если мы вчера согласовали позиции, зачем же сегодня начинать с нуля?
Смотрю на главу нашей делегации, но активной поддержки В. С. Черномырдина не вижу. Более того, он обращается к С. Тэлботту с, мягко говоря, странным вопросом:
- А что, Строуб, вы хорошо поработали?
Тот отвечает:
- Да, да, хорошо.
- Ну, тогда давайте обсуждать.
Я потребовал короткого перерыва для консультации и прямо спросил главу делегации, о чем идет речь? Попытался воззвать к элементарной логике:
- Виктор Степанович, вчера с таким трудом был согласован ряд принципиальных позиций. Сегодня мы, военные, вышли еще на несколько позитивных решений. Учтем их и пойдем дальше. Возвращаться к первоначальному, пусть и несколько обновленному варианту, представленному американцами, нет никакого резона.
В ответ слышу:
- Они же тоже ночь работали, давай послушаем, что они хотят.
- В таком случае, - возражаю я, - нельзя обсуждать с голоса. Они должны раздать этот документ всем участникам переговоров, а мы возьмем его для изучения и тогда уже выскажем своё мнение.
Черномырдин сказал, что решить, как действовать, можно по ходу обсуждения. Я счел необходимым довести до его сведения, что обо всех договоренностях, достигнутых накануне, мною уже доложено в Москву.
- А почему ты через голову докладываешь? - повысил тон мой собеседник.
Я ответил, что поскольку подчиняюсь министру обороны, то обязан шифротелеграммой информировать И. Д. Сергеева о результатах каждого дня переговоров. В. С. Черномырдин не отступал:
- Давай через голову не прыгай, я - глава делегации, и я принимаю решения. Сейчас будем слушать американский документ.
Я вновь возразил:
- Раз у нас нет единства во взглядах, нам надо прервать переговоры и лететь в Москву на консультации.
Своему ответу В. С. Черномырдин, как мне тогда показалось, придал нотки примирения:
- Давай все же послушаем, что Тэлботт скажет, а уже тогда соберемся и определим, куда лететь: в Белград или в Москву...
Окончание следует. Там же открыты комментарии.