крепкая баба, 85 лет
я люблю наблюдать за старенькими. Они особенные существа.
Впервые обратила на нее внимание и с некоторой брезгливостью мыслишка промелькнула, что наверное бабка то не дружит с головой. Она лежала на койке в углу палаты, напротив входной двери и как большая мышь, сложив кисти у рта, грызла какой-то пряник. Грызла его с упоением и каким-то ненасытным стремлением его поскорее доскрести зубом,и очень внимательно меня разглядывала молча.
Обычная вроде бы бабка, только в белом платке в горошек. Моя бабушка тоже так повязывала платок, когда стала жить в деревне.
Догрызла она, потянулась к тумбочке и взяла в свои большие, корявые руки крышку от коробки от пряников, пластиковую, в которой лежало пюре, котлета какая-то и рядом каша, и стала это все сразу есть ложкой. Немного поела и взялась за кусок хлеба, который лежал на тумбочке, еще с обеда и успел подсохнуть. И опять стала издавать грызущие звуки. Соседка по палате, та что побойчее, в белой рубашке с буквами "таиланд" на груди, пошутила, что мол грызешь как мышка. Бабка обернулась и басисто так, зычно произнесла: "Исти хОчу" и улыбнулась мне.
Тут то я и поняла, что она интересная и вполне с головой.
У нее был говор украинский, оказывается ее не так давно перевезли с Украины дети. Там остался дом, любимый сад, который сажал еще ее дед, все хозяйство и всякие бытовые мелочи. Особо ценное дочка перевезла в том же купе, в котором транспортировала бабку. В следующие дни я узнала от нее, что дом уже заняла какая-то женщина с детьми, говорит - "нихай пользуется, ребятишек кормит. Хоть дом махонький, но на всех хватит прокормиться." Говорит долгие годы одна жила там, муж помер, дети разъИхались, а у нее 40 соток хозяйство, скот. Корову пришлось продать - руки скрючило и было уже не надоить.
Говор мне не воспроизвести, но говорит будто песню поет. Протяжно.
Рассказывала как в войну и оккупацию пережила (немцев и румын. говорит румыны полегче были не такие злые), как после войны было голодно. ЛОжила, говорит, в карман горсть разваренной кукурузы и по 1 штучке в рот клала. Говорит, худюща была, но выжила.
Сейчас это крупная женщина, да не жиром будто оплывшая, а именно крупная, дородная. Большие руки, мягкие плечи, мягкая кожа в мелкую сеточку морщинок и очень теплые глаза. Говорит будто обволакивает, будто прикасается своей мягкой ладонью.
Она выписалась в пятницу, в тот день мы с ней тоже болтали, она уже смогла вставать. Месяц провела в больнице. Очень чуткая она, готова была позвать сестру, да не докричаться ночью, когда моя свекровь ночью просила воды. Спать, говорит, не могла пока та мучилась. Никто из палаты не встал подать. Бабка пыталась дотянуться, да никак, сама не ходила еще, все сожалела, рассказывая об этом, что жаль только силы уходят.
Рассказывая о себе все называла себя бабой или бабкой. Говорила, что вот если б силы были, то пахать бы пошла, сидеть не привыкла. Да и спина болит теперь.
Перед уходом я немного помяла-погладила ей спину, на том и распрощались с пожеланиями здоровья друг другу.
Вот ведь впечатление обманчивое. И как же преображается человек как только открывает рот для слов.
Впервые обратила на нее внимание и с некоторой брезгливостью мыслишка промелькнула, что наверное бабка то не дружит с головой. Она лежала на койке в углу палаты, напротив входной двери и как большая мышь, сложив кисти у рта, грызла какой-то пряник. Грызла его с упоением и каким-то ненасытным стремлением его поскорее доскрести зубом,и очень внимательно меня разглядывала молча.
Обычная вроде бы бабка, только в белом платке в горошек. Моя бабушка тоже так повязывала платок, когда стала жить в деревне.
Догрызла она, потянулась к тумбочке и взяла в свои большие, корявые руки крышку от коробки от пряников, пластиковую, в которой лежало пюре, котлета какая-то и рядом каша, и стала это все сразу есть ложкой. Немного поела и взялась за кусок хлеба, который лежал на тумбочке, еще с обеда и успел подсохнуть. И опять стала издавать грызущие звуки. Соседка по палате, та что побойчее, в белой рубашке с буквами "таиланд" на груди, пошутила, что мол грызешь как мышка. Бабка обернулась и басисто так, зычно произнесла: "Исти хОчу" и улыбнулась мне.
Тут то я и поняла, что она интересная и вполне с головой.
У нее был говор украинский, оказывается ее не так давно перевезли с Украины дети. Там остался дом, любимый сад, который сажал еще ее дед, все хозяйство и всякие бытовые мелочи. Особо ценное дочка перевезла в том же купе, в котором транспортировала бабку. В следующие дни я узнала от нее, что дом уже заняла какая-то женщина с детьми, говорит - "нихай пользуется, ребятишек кормит. Хоть дом махонький, но на всех хватит прокормиться." Говорит долгие годы одна жила там, муж помер, дети разъИхались, а у нее 40 соток хозяйство, скот. Корову пришлось продать - руки скрючило и было уже не надоить.
Говор мне не воспроизвести, но говорит будто песню поет. Протяжно.
Рассказывала как в войну и оккупацию пережила (немцев и румын. говорит румыны полегче были не такие злые), как после войны было голодно. ЛОжила, говорит, в карман горсть разваренной кукурузы и по 1 штучке в рот клала. Говорит, худюща была, но выжила.
Сейчас это крупная женщина, да не жиром будто оплывшая, а именно крупная, дородная. Большие руки, мягкие плечи, мягкая кожа в мелкую сеточку морщинок и очень теплые глаза. Говорит будто обволакивает, будто прикасается своей мягкой ладонью.
Она выписалась в пятницу, в тот день мы с ней тоже болтали, она уже смогла вставать. Месяц провела в больнице. Очень чуткая она, готова была позвать сестру, да не докричаться ночью, когда моя свекровь ночью просила воды. Спать, говорит, не могла пока та мучилась. Никто из палаты не встал подать. Бабка пыталась дотянуться, да никак, сама не ходила еще, все сожалела, рассказывая об этом, что жаль только силы уходят.
Рассказывая о себе все называла себя бабой или бабкой. Говорила, что вот если б силы были, то пахать бы пошла, сидеть не привыкла. Да и спина болит теперь.
Перед уходом я немного помяла-погладила ей спину, на том и распрощались с пожеланиями здоровья друг другу.
Вот ведь впечатление обманчивое. И как же преображается человек как только открывает рот для слов.