немного про Питер 2012
Немного расскажу про поездку в холодный, мокрый, чужой Питер. Точнее - в Ленинградскую область.
Да и не расскажу, а покажу парочку фотографий. Никаких Адмиралтейств, Казанских, Петергофов и проч.
Надоело.
Была вот Дорога Жизни.
Где нет людей. Холодно. Тихо. Шелестит высохший камыш и режет уши ветер.
И Синявинские болота.
Пули, которые посланы мной,
не возвращаются из полета,
Очереди пулемета
режут под корень траву.
Я сплю,
положив голову
на синявинские болота,
А ноги мои упираются
в Ладогу и в Неву.
Я подымаю веки,
лежу усталый и заспанный,
Слежу за костром неярким,
ловлю исчезающий зной.
И, когда я
поворачиваюсь
с правого бока на спину,
Синявинские болота
хлюпают подо мной.
А когда я встаю
и делаю шаг в атаку,-
Ветер боя летит
и свистит у меня в ушах,
И пятится фронт,
и катится гром к рейхстагу,
Когда я делаю
свой
второй
шаг.
И белый флаг
вывешивают
вражеские гарнизоны,
Складывают оружье,
в сторону отходя.
И на мое плечо
на погон полевой, зеленый
Падают первые капли,
майские капли дождя.
А я все дальше иду,
минуя снарядов разрывы,
Перешагиваю моря
и форсирую реки вброд.
Я на привале в Пильзене
пену сдуваю с пива.
Я пепел с цигарки стряхиваю
у Бранденбургских ворот.
А весна между тем крепчает,
и хрипнут походные рации,
И, по фронтовым дорогам
денно и нощно пыля,
Я требую у противника
безоговорочной
капитуляции,
Чтобы его знамена
бросить к ногам Кремля.
Но, засыпая в полночь,
я вдруг вспоминаю что-то,
Смежив тяжелые веки,
вижу, как наяву,
Я сплю,
положив под голову
синявинские болота,
А ноги мои упираются
в Ладогу и в Неву.
/А. Межиров. 1954 г./
И Чёрная речка, берущая свое начало в этих болотах. И вода в ней, от торфа ли или от чего другого - кроваво-чайного цвета.
Я стояла на хлипком мостике, в этой осенне-зимней глуши, и фотографировала. Редкие машины, проезжавшие мимо, невозмутимо обдавали меня грязью.
Но вода была куда загадочнее, чем все вокруг. Будто главное здесь, в этом месте, - не Живое.
И море. Настоящее Большое море.
/Специально для тебя/
Утреннее. С играющими детьми, чайками, песчаной косой, буйками и Огромной бесконечной водой.
Да и не расскажу, а покажу парочку фотографий. Никаких Адмиралтейств, Казанских, Петергофов и проч.
Надоело.
Была вот Дорога Жизни.
Где нет людей. Холодно. Тихо. Шелестит высохший камыш и режет уши ветер.
И Синявинские болота.
Пули, которые посланы мной,
не возвращаются из полета,
Очереди пулемета
режут под корень траву.
Я сплю,
положив голову
на синявинские болота,
А ноги мои упираются
в Ладогу и в Неву.
Я подымаю веки,
лежу усталый и заспанный,
Слежу за костром неярким,
ловлю исчезающий зной.
И, когда я
поворачиваюсь
с правого бока на спину,
Синявинские болота
хлюпают подо мной.
А когда я встаю
и делаю шаг в атаку,-
Ветер боя летит
и свистит у меня в ушах,
И пятится фронт,
и катится гром к рейхстагу,
Когда я делаю
свой
второй
шаг.
И белый флаг
вывешивают
вражеские гарнизоны,
Складывают оружье,
в сторону отходя.
И на мое плечо
на погон полевой, зеленый
Падают первые капли,
майские капли дождя.
А я все дальше иду,
минуя снарядов разрывы,
Перешагиваю моря
и форсирую реки вброд.
Я на привале в Пильзене
пену сдуваю с пива.
Я пепел с цигарки стряхиваю
у Бранденбургских ворот.
А весна между тем крепчает,
и хрипнут походные рации,
И, по фронтовым дорогам
денно и нощно пыля,
Я требую у противника
безоговорочной
капитуляции,
Чтобы его знамена
бросить к ногам Кремля.
Но, засыпая в полночь,
я вдруг вспоминаю что-то,
Смежив тяжелые веки,
вижу, как наяву,
Я сплю,
положив под голову
синявинские болота,
А ноги мои упираются
в Ладогу и в Неву.
/А. Межиров. 1954 г./
И Чёрная речка, берущая свое начало в этих болотах. И вода в ней, от торфа ли или от чего другого - кроваво-чайного цвета.
Я стояла на хлипком мостике, в этой осенне-зимней глуши, и фотографировала. Редкие машины, проезжавшие мимо, невозмутимо обдавали меня грязью.
Но вода была куда загадочнее, чем все вокруг. Будто главное здесь, в этом месте, - не Живое.
И море. Настоящее Большое море.
/Специально для тебя/
Утреннее. С играющими детьми, чайками, песчаной косой, буйками и Огромной бесконечной водой.