(no subject)
Прочитал
Стругацкий А. Н., Стругацкий Б. Н.
"Избранное"
М.: СП "Вся Москва", 1989.
(Понедельник начинается в субботу, Сказка о Тройке (журнальный вариант, AFAIK), Попытка к бегству, Трудно быть богом)
Это первая книга Стругацких, прочитанная мной. Понравилось. На очереди следующая.
Несколько цитат:
1. Стр. 138-142
-- Саша, -- сказала Стеллочка, глядя на меня честными серыми
глазами. -- Пойдем.
-- Куда? -- сказал я. Я знал куда.
-- Газету делать.
-- Зачем?
-- Роман очень просит, потому что Кербер лается. Говорит, осталось
два дня, а ничего не готово.
Кербер Псоевич Демин, товарищ завкадрами, был куратором нашей
газеты, главным подгонялой и цензором.
-- Слушай, -- сказал я, -- давай завтра, а?
-- Завтра я не смогу, -- сказала Стеллочка. -- Завтра я улетаю в
Сухуми. Павианов записывать. Выбегалло говорит, что надо вожака
записать, как самого ответственного... Сам он к вожаку подходить боится,
потому что вожак ревнует. Пойдем, Саша, а?
Я вздохнул, сложил дела и пошел за Стеллочкой, потому что один я
стихи сочинять не могу. Мне нужна Стеллочка. Она всегда дает первую
строку и основную идею, а в поэзии это, по-моему, самое главное.
-- Где будем делать? -- спросил я по дороге. -- В месткоме?
-- В месткоме занято, там прорабатывают Альфреда. За чай. А нас
пустил к себе Роман.
-- А о чем писать надо? Опять про баню?
-- Про баню тоже есть. Про баню, про Лысую гору. Хому Брута надо
заклеймить.
-- Хома наш Брут -- ужасный плут, -- сказал я.
-- И ты, Брут, -- сказала Стелла.
-- Это идея, -- сказал я. -- Это надо развить.
В лаборатории Романа на столе была разложена газета -- огромный
девственно чистый лист ватмана. Рядом с нею среди баночек с гуашью,
пульверизаторов и заметок лежал живописец и киномеханик Александр Дрозд
с сигаретой на губе. Рубашечка у него, как всегда, была расстегнута, и
виднелся выпуклый волосатый животик.
-- Здорово, -- сказал я.
-- Привет, -- сказал Саня.
Гремела музыка -- Саня крутил портативный приемник.
-- Ну что тут у вас? -- сказал я, сгребая заметки.
Заметок было немного. Была передовая "Навстречу празднику". Была
заметка Кербера Псоевича "Результаты обследования состояния выполнения
распоряжения дирекции о трудовой дисциплине за период конец первого --
начало второго квартала". Была статья профессора Выбегаллы "Наш долг --
это долг перед подшефными городскими и районными хозяйствами". Была
статья Володи Почкина "О всесоюзном совещании по электронной магии".
Была заметка какого-то домового "Когда же продуют паровое отопление на
четвертом этаже". Была статья председателя столового комитета "Ни рыбы,
ни мяса" -- шесть машинописных страниц через один интервал. Начиналась
она словами: "Фосфор нужен человеку как воздух". Была заметка Романа о
работах отдела Недоступных Проблем. Для рубрики "Наши ветераны" была
статья Кристобаля Хунты "От Севильи до Гренады. 1547 г.". Было еще
несколько маленьких заметок, в которых критиковалось: отсутствие
надлежащего порядка в кассе взаимопомощи; наличие безалаберности в
организации работы добровольной пожарной дружины; допущение азартных игр
в виварии. Было несколько карикатур. На одной изображался Хома Брут,
расхлюстанный и с лиловым носом. На другой высмеивалась баня -- был
нарисован голый синий человек, застывающий под ледяным душем.
-- Ну и скучища! -- сказал я. -- А может, не надо стихов?
-- Надо, -- сказала Стеллочка со вздохом.
-- Я уже заметки и так и сяк раскладывала, все равно остается
свободное место.
-- А пусть Саня там чего-нибудь нарисует. Колосья какие-нибудь,
расцветающие анютины глазки... А, Санька?
-- Работайте, работайте, -- сказал Дрозд. -- Мне заголовок писать.
-- Подумаешь, -- сказал я. -- Три слова написать.
-- На фоне звездной ночи, -- сказал Дрозд внушительно. -- И ракету.
Еще заголовки к статьям. А я не обедал еще. И не завтракал.
-- Так сходи поешь, -- сказал я.
-- А мне не на что, -- сказал он раздраженно. -- Я магнитофон
купил. В комиссионном. Вот вы тут ерундой занимаетесь, а лучше бы
сделали мне пару бутербродов. С маслом и вареньем. Или лучше десятку
сотворите.
Я вынул рубль и показал ему издали.
-- Вот заголовок напишешь -- получишь.
-- Насовсем? -- живо сказал Саня.
-- Нет. В долг.
-- Ну, это все равно, -- сказал он. -- Только учти, что я сейчас
умру. У меня уже начались спазмы. И холодеют конечности.
-- Врет он все, -- сказала Стелла. -- Саша, давай вон за тот столик
сядем и все стихи сейчас напишем.
Мы сели за отдельный столик и разложили перед собой карикатуры.
Некоторое время мы смотрели на них в надежде, что нас осенит. Потом
Стелла произнесла:
-- Таких людей, как этот Брут, поберегись -- они сопрут!
-- Что сопрут? -- спросил я. -- Он разве что-нибудь спер?
-- Нет, -- сказала Стелла. -- Он хулиганил и дрался. Это я для
рифмы.
Мы снова подождали. Ничего, кроме "поберегись -- они сопрут", в
голову мне не лезло.
-- Давай рассуждать логически, -- сказал я. -- Имеется Хома Брут.
Он напился пьяный. Дрался. Что он еще делал?
-- К девушкам приставал, -- сказала Стелла. -- Стекло разбил.
-- Хорошо, -- сказал я. -- Еще?
-- Выражался...
-- Вот странно, -- подал голос Саня Дрозд. -- Я с этим Брутом
работал в кинобудке. Парень как парень. Нормальный...
-- Ну? -- сказал я.
-- Ну и все.
-- Ты рифму можешь дать на "Брут"? -- спросил я.
-- Прут.
-- Уже было, -- сказал я. -- Спрут.
-- Да нет. Прут. Палка такая, которой секут.
Стелла сказала с выражением:
-- Товарищ, пред тобою Брут. Возьмите прут, каким секут, секите
Брута там и тут.
-- Не годится, -- сказал Дрозд. -- Пропаганда телесных наказаний.
-- Помрут, -- сказал я. -- Или просто -- мрут.
-- Товарищ, пред тобою Брут, -- сказала Стелла. -- От слов его все
мухи мрут.
-- Это от ваших стихов все мухи мрут, -- сказал Дрозд.
-- Ты заголовок написал? -- спросил я.
-- Нет, -- сказал Дрозд кокетливо.
-- Вот и займись.
-- Позорят славный институт, -- сказала Стелла, -- такие пьяницы,
как Брут.
-- Это хорошо, -- сказал я. -- Это мы дадим в конец. Запиши. Это
будет мораль, свежая и оригинальная.
-- Чего же в ней оригинального? -- спросил простодушный Дрозд.
Я не стал с ним разговаривать.
-- Теперь надо описать, -- сказал я, -- как он хулиганил. Скажем,
так. Напился пьян, как павиан, за словом не полез в карман, был человек,
стал хулиган.
-- Ужасно, -- сказала Стелла с отвращением.
Я подпер голову руками и стал смотреть на карикатуру. Дрозд,
оттопырив зад, водил кисточкой по ватману. Ноги его в предельно узких
джинсах были выгнуты дугой. Меня осенило.
-- Коленками назад! -- сказал я. -- Песенка!
-- "Сидел кузнечик маленький коленками назад", -- сказала Стелла.
-- Точно, -- сказал Дрозд, не оборачиваясь. -- И я ее знаю. "Все
гости расползалися коленками назад", -- пропел он.
-- Подожди, подожди, -- сказал я. Я чувствовал вдохновение. --
Дерется и бранится он, и вот вам результат: влекут его в милицию
коленками назад.
-- Это ничего, -- сказала Стелла.
-- Понимаешь? -- сказал я. -- Еще пару строф, и чтобы везде был
рефрен "коленками назад". Упился сверх кондиции... Погнался за
девицею... Что-нибудь вроде этого.
-- Отчаянно напился он, -- сказала Стелла. -- Сам черт ему не брат.
В чужую дверь вломился он коленками назад.
-- Блеск! -- сказал я. -- Записывай. А он вламывался?
-- Вламывался, вламывался.
-- Отлично! -- сказал я. -- Ну, еще одну строфу.
-- Погнался за девицею коленками назад, -- сказала Стелла
задумчиво. -- Первую строчку нужно...
-- Амуниция, -- сказал я. -- Полиция. Амбиция. Юстиция.
-- Ютится он, -- сказала Стелла. -- Стремится он. Не бриться и не
мыться...
-- Он, -- добавил Дрозд. -- Это верно. Это у вас получилась
художественная правда. Сроду он не брился и не мылся.
-- Может, вторую строчку придумаем? -- предложила Стелла. --
Назад-аппарат-автомат...
-- Гад, -- сказал я. -- Рад.
-- Мат, -- сказал Дрозд. -- Шах, мол, и мат.
Мы опять долго молчали, бессмысленно глядя друг на друга и шевеля
губами. Дрозд постукивал кисточкой о края чашки с водой.
-- Играет и резвится он, -- сказал я наконец, -- ругаясь как пират.
Погнался за девицею коленками назад.
-- Пират -- как-то... -- сказала Стелла.
-- Тогда: сам черт ему не брат.
-- Это уже было.
-- Где?.. Ах да, действительно было.
-- Как тигра полосат, -- предложил Дрозд.
Тут послышалось легкое царапанье, и мы обернулись. Дверь в
лабораторию Януса Полуэктовича медленно отворялась.
2. Стр. 143-145
-- Бог с ним, -- сказал Роман. -- Потом разберемся. Где стихи?
Стелла быстро протараторила все, что мы успели сочинить. Роман
почесал подбородок, Володя Почкин неестественно заржал, а Корнеев
скомандовал:
-- Расстрелять. Из крупнокалиберного пулемета. Вы когда-нибудь
научитесь писать стихи?
-- Пиши сам, -- сказал я сердито.
-- Я писать стихи не могу, -- сказал Корнеев. -- По натуре я не
Пушкин. Я по натуре Белинский.
-- Ты по натуре кадавр, -- сказала Стелла.
-- Пардон! -- потребовал Витька. -- Я желаю, чтобы в газете был
отдел литературной критики. Я хочу писать критические статьи. Я вас всех
раздолбаю! Я вам еще припомню ваше творение про дачи.
-- Какое? -- спросил Эдик.
Корнеев немедленно процитировал:
-- "Я хочу построить дачу. Где? Вот главная задача! Только местный
комитет не дает пока ответ". Было? Признавайтесь!
-- Мало ли что, -- сказал я. -- У Пушкина тоже были неудачные
стихи. Их даже в школьных хрестоматиях не полностью публикуют.
-- А я знаю, -- сказал Дрозд.
Роман повернулся к нему.
-- У нас будет сегодня заголовок или нет?
-- Будет, -- сказал Дрозд. -- Я уже букву "К" нарисовал.
-- Какую "К"? При чем здесь "К"?
-- А что, не надо было?
-- Я сейчас умру, -- сказал Роман. -- Газета называется "За
передовую магию". Покажи мне там хоть одну букву "К"!
Дрозд уставясь в стену, пошевелил губами.
-- Как же так? -- сказал он наконец. -- Откуда же я взял букву "К"?
Была же буква "К"!
Роман рассвирепел и приказал Почкину разогнать всех по местам. Меня
со Стеллой отдали под команду Корнеева. Дрозд лихорадочно принялся
переделывать букву "К" в стилизованную букву "З". Эдик Амперян пытался
улизнуть с психоэлектрометром, но был схвачен, скручен и брошен на
починку пульверизатора, необходимого для создания звездного неба. Потом
пришла очередь самого Почкина. Роман приказал перепечатывать заметки на
машинке с одновременной правкой стиля и орфографии. Сам Роман принялся
расхаживать по лаборатории.
Некоторое время работа кипела. Мы успели сочинить и забраковать ряд
вариантов на банную тему: "В нашей бане завсегда льет холодная вода",
"Кто до чистоты голодный, не удовлетворится водой холодной", "В
институте двести душ, все хотят горячий душ" -- и так далее. Корнеев
безобразно ругался, как настоящий литературный критик. "Учитесь у
Пушкина! -- втолковывал он нам. -- Или хотя бы у Почкина. Рядом с вами
сидит гений, а вы не способны даже подражать ему... "Вот по дороге едет
ЗИЛ, и я им буду задавим..." Какая физическая сила заключена в этих
строках! Какая ясность чувства!" Мы неумело отругивались. Саня Дрозд
дошел до буквы "И" в слове "передовую". Эдик починил пульверизатор и
опробовал его на Романовых конспектах. Володя Почкин, изрыгая проклятья,
искал на машинке букву "Ц". Все шло нормально.
3. Стр. 151-152
Мы пришли в отличное настроение и начали разбирать новую задачу
Хунты, и очень скоро он сказал, что и раньше иногда считал себя
побрекито, а в том, что я математически невежествен, убедился при первой
же встрече. Я с ним горячо согласился и высказал предположение, что ему,
пожалуй, пора уже на пенсию, а меня надо в три шеи гнать из института
грузить лес, потому что ни на что другое я не годен. Он возразил мне. Он
сказал, что ни о какой пенсии не может быть и речи, что его надлежит
пустить на удобрения, а меня на километр не подпускать к лесоразработке,
где определенный интеллектуальный уровень все-таки необходим, а
назначить учеником младшего черпальщика в ассенизационном обозе при
холерных бараках. Мы сидели, подперев головы, и предавались
самоуничижению, когда в зал заглянул Федор Симеонович. Насколько я
понял, ему не терпелось узнать мое мнение о составленной им программе.
-- Программа! -- желчно усмехнувшись, произнес Хунта. -- Я не видел
твоей программы, Теодор, но я уверен, что она гениальна по сравнению с
этим... -- Он с отвращением подал двумя пальцами Федору Симеоновичу
листок со своей задачей. -- Полюбуйся, вот образец убожества и
ничтожества.
-- Г-голубчики, -- сказал Федор Симеонович озадаченно, разобравшись
в почерках. -- Это же п-проблема Бен Б-бецалеля. К-калиостро же доказал,
что она н-не имеет р-решения.
-- Мы сами знаем, что она не имеет решения, -- сказал Хунта,
немедленно ощетиниваясь. -- Мы хотим знать, как ее решать.
-- К-как-то ты странно рассуждаешь, К-кристо... К-как же искать
решение, к-когда его нет? Б-бессмыслица какая-то...
-- Извини, Теодор, но это ты очень странно рассуждаешь. Бессмыслица
-- искать решение, если оно и так есть. Речь идет о том, как поступать с
задачей, которая решения не имеет. Это глубоко принципиальный вопрос,
который, как я вижу, тебе, прикладнику, к сожалению, не доступен.
По-видимому, я напрасно начал с тобой беседовать на эту тему.
4. Стр. 268-269
Фарфуркис, к моему
удивлению не возражал. Выяснилось, что он полностью до-
веряет моей водительской интуиции, более того, он был
всегда высокого мнения о моих способностях, ему очень
приятно будет и работать со мной в клопиной подкомиссии,
он давно меня держит на примете, он вообще всегда держит
на примете нашу чудесную, талантливую молодежь. Он серд-
цем всегда с молодежью, но он не закрывает глаза на ее
существенные недостатки. Нынешняя молодежь мало борется,
мало уделяет внимания борьбе, нет у нее стремления бо-
роться дальше, больше, бороться за то, чтобы борьба
по-настоящему стала главной, первоочередной задачей всей
борьбы, а ведь если она, наша чудесная, талантливая мо-
лодежь, и дальше будет так мало бороться, то в этой
борьбе у нее останется мало шансов стать настоящей борю-
щейся молодежью, всегда занятой борьбой за то, чтобы
стать настоящим борцом, который борется за то, чтобы его
борьба...
Стругацкий А. Н., Стругацкий Б. Н.
"Избранное"
М.: СП "Вся Москва", 1989.
(Понедельник начинается в субботу, Сказка о Тройке (журнальный вариант, AFAIK), Попытка к бегству, Трудно быть богом)
Это первая книга Стругацких, прочитанная мной. Понравилось. На очереди следующая.
Несколько цитат:
- Саша, -- сказала Стеллочка, глядя на меня честными серыми глазами. -- Пойдем....
- Бог с ним, -- сказал Роман. -- Потом разберемся....
- Мы пришли в отличное настроение и начали разбирать новую задачу Хунты...
- Фарфуркис, к моему
удивлению не возражал...
1. Стр. 138-142
-- Саша, -- сказала Стеллочка, глядя на меня честными серыми
глазами. -- Пойдем.
-- Куда? -- сказал я. Я знал куда.
-- Газету делать.
-- Зачем?
-- Роман очень просит, потому что Кербер лается. Говорит, осталось
два дня, а ничего не готово.
Кербер Псоевич Демин, товарищ завкадрами, был куратором нашей
газеты, главным подгонялой и цензором.
-- Слушай, -- сказал я, -- давай завтра, а?
-- Завтра я не смогу, -- сказала Стеллочка. -- Завтра я улетаю в
Сухуми. Павианов записывать. Выбегалло говорит, что надо вожака
записать, как самого ответственного... Сам он к вожаку подходить боится,
потому что вожак ревнует. Пойдем, Саша, а?
Я вздохнул, сложил дела и пошел за Стеллочкой, потому что один я
стихи сочинять не могу. Мне нужна Стеллочка. Она всегда дает первую
строку и основную идею, а в поэзии это, по-моему, самое главное.
-- Где будем делать? -- спросил я по дороге. -- В месткоме?
-- В месткоме занято, там прорабатывают Альфреда. За чай. А нас
пустил к себе Роман.
-- А о чем писать надо? Опять про баню?
-- Про баню тоже есть. Про баню, про Лысую гору. Хому Брута надо
заклеймить.
-- Хома наш Брут -- ужасный плут, -- сказал я.
-- И ты, Брут, -- сказала Стелла.
-- Это идея, -- сказал я. -- Это надо развить.
В лаборатории Романа на столе была разложена газета -- огромный
девственно чистый лист ватмана. Рядом с нею среди баночек с гуашью,
пульверизаторов и заметок лежал живописец и киномеханик Александр Дрозд
с сигаретой на губе. Рубашечка у него, как всегда, была расстегнута, и
виднелся выпуклый волосатый животик.
-- Здорово, -- сказал я.
-- Привет, -- сказал Саня.
Гремела музыка -- Саня крутил портативный приемник.
-- Ну что тут у вас? -- сказал я, сгребая заметки.
Заметок было немного. Была передовая "Навстречу празднику". Была
заметка Кербера Псоевича "Результаты обследования состояния выполнения
распоряжения дирекции о трудовой дисциплине за период конец первого --
начало второго квартала". Была статья профессора Выбегаллы "Наш долг --
это долг перед подшефными городскими и районными хозяйствами". Была
статья Володи Почкина "О всесоюзном совещании по электронной магии".
Была заметка какого-то домового "Когда же продуют паровое отопление на
четвертом этаже". Была статья председателя столового комитета "Ни рыбы,
ни мяса" -- шесть машинописных страниц через один интервал. Начиналась
она словами: "Фосфор нужен человеку как воздух". Была заметка Романа о
работах отдела Недоступных Проблем. Для рубрики "Наши ветераны" была
статья Кристобаля Хунты "От Севильи до Гренады. 1547 г.". Было еще
несколько маленьких заметок, в которых критиковалось: отсутствие
надлежащего порядка в кассе взаимопомощи; наличие безалаберности в
организации работы добровольной пожарной дружины; допущение азартных игр
в виварии. Было несколько карикатур. На одной изображался Хома Брут,
расхлюстанный и с лиловым носом. На другой высмеивалась баня -- был
нарисован голый синий человек, застывающий под ледяным душем.
-- Ну и скучища! -- сказал я. -- А может, не надо стихов?
-- Надо, -- сказала Стеллочка со вздохом.
-- Я уже заметки и так и сяк раскладывала, все равно остается
свободное место.
-- А пусть Саня там чего-нибудь нарисует. Колосья какие-нибудь,
расцветающие анютины глазки... А, Санька?
-- Работайте, работайте, -- сказал Дрозд. -- Мне заголовок писать.
-- Подумаешь, -- сказал я. -- Три слова написать.
-- На фоне звездной ночи, -- сказал Дрозд внушительно. -- И ракету.
Еще заголовки к статьям. А я не обедал еще. И не завтракал.
-- Так сходи поешь, -- сказал я.
-- А мне не на что, -- сказал он раздраженно. -- Я магнитофон
купил. В комиссионном. Вот вы тут ерундой занимаетесь, а лучше бы
сделали мне пару бутербродов. С маслом и вареньем. Или лучше десятку
сотворите.
Я вынул рубль и показал ему издали.
-- Вот заголовок напишешь -- получишь.
-- Насовсем? -- живо сказал Саня.
-- Нет. В долг.
-- Ну, это все равно, -- сказал он. -- Только учти, что я сейчас
умру. У меня уже начались спазмы. И холодеют конечности.
-- Врет он все, -- сказала Стелла. -- Саша, давай вон за тот столик
сядем и все стихи сейчас напишем.
Мы сели за отдельный столик и разложили перед собой карикатуры.
Некоторое время мы смотрели на них в надежде, что нас осенит. Потом
Стелла произнесла:
-- Таких людей, как этот Брут, поберегись -- они сопрут!
-- Что сопрут? -- спросил я. -- Он разве что-нибудь спер?
-- Нет, -- сказала Стелла. -- Он хулиганил и дрался. Это я для
рифмы.
Мы снова подождали. Ничего, кроме "поберегись -- они сопрут", в
голову мне не лезло.
-- Давай рассуждать логически, -- сказал я. -- Имеется Хома Брут.
Он напился пьяный. Дрался. Что он еще делал?
-- К девушкам приставал, -- сказала Стелла. -- Стекло разбил.
-- Хорошо, -- сказал я. -- Еще?
-- Выражался...
-- Вот странно, -- подал голос Саня Дрозд. -- Я с этим Брутом
работал в кинобудке. Парень как парень. Нормальный...
-- Ну? -- сказал я.
-- Ну и все.
-- Ты рифму можешь дать на "Брут"? -- спросил я.
-- Прут.
-- Уже было, -- сказал я. -- Спрут.
-- Да нет. Прут. Палка такая, которой секут.
Стелла сказала с выражением:
-- Товарищ, пред тобою Брут. Возьмите прут, каким секут, секите
Брута там и тут.
-- Не годится, -- сказал Дрозд. -- Пропаганда телесных наказаний.
-- Помрут, -- сказал я. -- Или просто -- мрут.
-- Товарищ, пред тобою Брут, -- сказала Стелла. -- От слов его все
мухи мрут.
-- Это от ваших стихов все мухи мрут, -- сказал Дрозд.
-- Ты заголовок написал? -- спросил я.
-- Нет, -- сказал Дрозд кокетливо.
-- Вот и займись.
-- Позорят славный институт, -- сказала Стелла, -- такие пьяницы,
как Брут.
-- Это хорошо, -- сказал я. -- Это мы дадим в конец. Запиши. Это
будет мораль, свежая и оригинальная.
-- Чего же в ней оригинального? -- спросил простодушный Дрозд.
Я не стал с ним разговаривать.
-- Теперь надо описать, -- сказал я, -- как он хулиганил. Скажем,
так. Напился пьян, как павиан, за словом не полез в карман, был человек,
стал хулиган.
-- Ужасно, -- сказала Стелла с отвращением.
Я подпер голову руками и стал смотреть на карикатуру. Дрозд,
оттопырив зад, водил кисточкой по ватману. Ноги его в предельно узких
джинсах были выгнуты дугой. Меня осенило.
-- Коленками назад! -- сказал я. -- Песенка!
-- "Сидел кузнечик маленький коленками назад", -- сказала Стелла.
-- Точно, -- сказал Дрозд, не оборачиваясь. -- И я ее знаю. "Все
гости расползалися коленками назад", -- пропел он.
-- Подожди, подожди, -- сказал я. Я чувствовал вдохновение. --
Дерется и бранится он, и вот вам результат: влекут его в милицию
коленками назад.
-- Это ничего, -- сказала Стелла.
-- Понимаешь? -- сказал я. -- Еще пару строф, и чтобы везде был
рефрен "коленками назад". Упился сверх кондиции... Погнался за
девицею... Что-нибудь вроде этого.
-- Отчаянно напился он, -- сказала Стелла. -- Сам черт ему не брат.
В чужую дверь вломился он коленками назад.
-- Блеск! -- сказал я. -- Записывай. А он вламывался?
-- Вламывался, вламывался.
-- Отлично! -- сказал я. -- Ну, еще одну строфу.
-- Погнался за девицею коленками назад, -- сказала Стелла
задумчиво. -- Первую строчку нужно...
-- Амуниция, -- сказал я. -- Полиция. Амбиция. Юстиция.
-- Ютится он, -- сказала Стелла. -- Стремится он. Не бриться и не
мыться...
-- Он, -- добавил Дрозд. -- Это верно. Это у вас получилась
художественная правда. Сроду он не брился и не мылся.
-- Может, вторую строчку придумаем? -- предложила Стелла. --
Назад-аппарат-автомат...
-- Гад, -- сказал я. -- Рад.
-- Мат, -- сказал Дрозд. -- Шах, мол, и мат.
Мы опять долго молчали, бессмысленно глядя друг на друга и шевеля
губами. Дрозд постукивал кисточкой о края чашки с водой.
-- Играет и резвится он, -- сказал я наконец, -- ругаясь как пират.
Погнался за девицею коленками назад.
-- Пират -- как-то... -- сказала Стелла.
-- Тогда: сам черт ему не брат.
-- Это уже было.
-- Где?.. Ах да, действительно было.
-- Как тигра полосат, -- предложил Дрозд.
Тут послышалось легкое царапанье, и мы обернулись. Дверь в
лабораторию Януса Полуэктовича медленно отворялась.
2. Стр. 143-145
-- Бог с ним, -- сказал Роман. -- Потом разберемся. Где стихи?
Стелла быстро протараторила все, что мы успели сочинить. Роман
почесал подбородок, Володя Почкин неестественно заржал, а Корнеев
скомандовал:
-- Расстрелять. Из крупнокалиберного пулемета. Вы когда-нибудь
научитесь писать стихи?
-- Пиши сам, -- сказал я сердито.
-- Я писать стихи не могу, -- сказал Корнеев. -- По натуре я не
Пушкин. Я по натуре Белинский.
-- Ты по натуре кадавр, -- сказала Стелла.
-- Пардон! -- потребовал Витька. -- Я желаю, чтобы в газете был
отдел литературной критики. Я хочу писать критические статьи. Я вас всех
раздолбаю! Я вам еще припомню ваше творение про дачи.
-- Какое? -- спросил Эдик.
Корнеев немедленно процитировал:
-- "Я хочу построить дачу. Где? Вот главная задача! Только местный
комитет не дает пока ответ". Было? Признавайтесь!
-- Мало ли что, -- сказал я. -- У Пушкина тоже были неудачные
стихи. Их даже в школьных хрестоматиях не полностью публикуют.
-- А я знаю, -- сказал Дрозд.
Роман повернулся к нему.
-- У нас будет сегодня заголовок или нет?
-- Будет, -- сказал Дрозд. -- Я уже букву "К" нарисовал.
-- Какую "К"? При чем здесь "К"?
-- А что, не надо было?
-- Я сейчас умру, -- сказал Роман. -- Газета называется "За
передовую магию". Покажи мне там хоть одну букву "К"!
Дрозд уставясь в стену, пошевелил губами.
-- Как же так? -- сказал он наконец. -- Откуда же я взял букву "К"?
Была же буква "К"!
Роман рассвирепел и приказал Почкину разогнать всех по местам. Меня
со Стеллой отдали под команду Корнеева. Дрозд лихорадочно принялся
переделывать букву "К" в стилизованную букву "З". Эдик Амперян пытался
улизнуть с психоэлектрометром, но был схвачен, скручен и брошен на
починку пульверизатора, необходимого для создания звездного неба. Потом
пришла очередь самого Почкина. Роман приказал перепечатывать заметки на
машинке с одновременной правкой стиля и орфографии. Сам Роман принялся
расхаживать по лаборатории.
Некоторое время работа кипела. Мы успели сочинить и забраковать ряд
вариантов на банную тему: "В нашей бане завсегда льет холодная вода",
"Кто до чистоты голодный, не удовлетворится водой холодной", "В
институте двести душ, все хотят горячий душ" -- и так далее. Корнеев
безобразно ругался, как настоящий литературный критик. "Учитесь у
Пушкина! -- втолковывал он нам. -- Или хотя бы у Почкина. Рядом с вами
сидит гений, а вы не способны даже подражать ему... "Вот по дороге едет
ЗИЛ, и я им буду задавим..." Какая физическая сила заключена в этих
строках! Какая ясность чувства!" Мы неумело отругивались. Саня Дрозд
дошел до буквы "И" в слове "передовую". Эдик починил пульверизатор и
опробовал его на Романовых конспектах. Володя Почкин, изрыгая проклятья,
искал на машинке букву "Ц". Все шло нормально.
3. Стр. 151-152
Мы пришли в отличное настроение и начали разбирать новую задачу
Хунты, и очень скоро он сказал, что и раньше иногда считал себя
побрекито, а в том, что я математически невежествен, убедился при первой
же встрече. Я с ним горячо согласился и высказал предположение, что ему,
пожалуй, пора уже на пенсию, а меня надо в три шеи гнать из института
грузить лес, потому что ни на что другое я не годен. Он возразил мне. Он
сказал, что ни о какой пенсии не может быть и речи, что его надлежит
пустить на удобрения, а меня на километр не подпускать к лесоразработке,
где определенный интеллектуальный уровень все-таки необходим, а
назначить учеником младшего черпальщика в ассенизационном обозе при
холерных бараках. Мы сидели, подперев головы, и предавались
самоуничижению, когда в зал заглянул Федор Симеонович. Насколько я
понял, ему не терпелось узнать мое мнение о составленной им программе.
-- Программа! -- желчно усмехнувшись, произнес Хунта. -- Я не видел
твоей программы, Теодор, но я уверен, что она гениальна по сравнению с
этим... -- Он с отвращением подал двумя пальцами Федору Симеоновичу
листок со своей задачей. -- Полюбуйся, вот образец убожества и
ничтожества.
-- Г-голубчики, -- сказал Федор Симеонович озадаченно, разобравшись
в почерках. -- Это же п-проблема Бен Б-бецалеля. К-калиостро же доказал,
что она н-не имеет р-решения.
-- Мы сами знаем, что она не имеет решения, -- сказал Хунта,
немедленно ощетиниваясь. -- Мы хотим знать, как ее решать.
-- К-как-то ты странно рассуждаешь, К-кристо... К-как же искать
решение, к-когда его нет? Б-бессмыслица какая-то...
-- Извини, Теодор, но это ты очень странно рассуждаешь. Бессмыслица
-- искать решение, если оно и так есть. Речь идет о том, как поступать с
задачей, которая решения не имеет. Это глубоко принципиальный вопрос,
который, как я вижу, тебе, прикладнику, к сожалению, не доступен.
По-видимому, я напрасно начал с тобой беседовать на эту тему.
4. Стр. 268-269
Фарфуркис, к моему
удивлению не возражал. Выяснилось, что он полностью до-
веряет моей водительской интуиции, более того, он был
всегда высокого мнения о моих способностях, ему очень
приятно будет и работать со мной в клопиной подкомиссии,
он давно меня держит на примете, он вообще всегда держит
на примете нашу чудесную, талантливую молодежь. Он серд-
цем всегда с молодежью, но он не закрывает глаза на ее
существенные недостатки. Нынешняя молодежь мало борется,
мало уделяет внимания борьбе, нет у нее стремления бо-
роться дальше, больше, бороться за то, чтобы борьба
по-настоящему стала главной, первоочередной задачей всей
борьбы, а ведь если она, наша чудесная, талантливая мо-
лодежь, и дальше будет так мало бороться, то в этой
борьбе у нее останется мало шансов стать настоящей борю-
щейся молодежью, всегда занятой борьбой за то, чтобы
стать настоящим борцом, который борется за то, чтобы его
борьба...