***
Мы всё ещё здесь, и всё ещё говорим словами.
Зашёл в кафе позавтракать, помахал официантке, постучал согнутым пальцем по нужной картинке в меню, дождался ответного взмаха рукой и откинулся на спинку стула. По радио передавали какую-то энергичную, жизнерадостную музыку, вот насчёт радио - это, честно говоря, ему даже очень нравилось, это, серьёзно, стало намного лучше, чем раньше, ведь какие жуткие были тексты, вспомнить тошно, хорошо, что они даже и не вспоминаются толком. Обратил внимание: за окном, над входом в метро, уже висела новая вывеска, со стрелкой вниз, лестницей и тоннелем, из которого выезжал поезд, и без всяких слов сразу было понятно, что это именно метро, вот и хорошо.
Не так уж страшно оказалось в итоге, они быстро приспособились, люди вообще так устроены, ко всему практически быстро приспосабливаются. А сколько шума было. Паниковали, призывали спасаться, подумать только. Требовали опомниться, не допустить, всем подряд совали листовки - одна такая листовка, отпечатанная на тонкой голубой бумаге, до сих пор валялась у него дома. Прочитать, что на ней написано, конечно, больше было нельзя, со дня наказания слова на голубом листочке, как и все прочие, потеряли смысл, превратились в набор не имеющих значения закорючек, он всё собирался выбросить ненужную бумажку, да как-то забывал.
Ну и зря, по большому счёту, они шумели, жить-то, как оказалось, было вполне можно. Цифры, к счастью, не затронуло, цифрами по-прежнему разрешено пользоваться, картинки тоже выручали. Многие вещи, конечно, пришлось сильно переделать, а кое-чего было ужасно жаль, ну что ж теперь.
Официантка принесла ему кофе и булочку, показала экран со стоимостью заказа, он кивнул, расплатился и улыбнулся. Интересно, кем она работала раньше, многим ведь пришлось менять работу. Ему, например, пришлось, а куда деваться. Он понимал, и все понимали, что сейчас везде требуются рабочие руки, а та жизнь, которая была раньше - ну, что ж теперь.
Он поднял чашку с кофе, оказалось, что под чашкой лежала сложенная голубенькая салфетка. Развернул салфетку: на ней был нарисован ярко-красный круг, который перечёркивали две косые черты, тоже красные, а внутри этого круга, за этими чертами, мельтешило чёрное, он не успел толком рассмотреть это чёрное, потому что быстро перевернул салфетку и бросил на стол.
Нет, с тоской подумал он, нет-нет-нет, только не это, неужели они не понимают, что будет, если и картинки у нас тоже отберут, мы же только-только приспособились, научились, смогли, да что ж им всё неймётся, не живётся нормально, ну, просто нелюди какие-то, что тут ещё скажешь.
Зашёл в кафе позавтракать, помахал официантке, постучал согнутым пальцем по нужной картинке в меню, дождался ответного взмаха рукой и откинулся на спинку стула. По радио передавали какую-то энергичную, жизнерадостную музыку, вот насчёт радио - это, честно говоря, ему даже очень нравилось, это, серьёзно, стало намного лучше, чем раньше, ведь какие жуткие были тексты, вспомнить тошно, хорошо, что они даже и не вспоминаются толком. Обратил внимание: за окном, над входом в метро, уже висела новая вывеска, со стрелкой вниз, лестницей и тоннелем, из которого выезжал поезд, и без всяких слов сразу было понятно, что это именно метро, вот и хорошо.
Не так уж страшно оказалось в итоге, они быстро приспособились, люди вообще так устроены, ко всему практически быстро приспосабливаются. А сколько шума было. Паниковали, призывали спасаться, подумать только. Требовали опомниться, не допустить, всем подряд совали листовки - одна такая листовка, отпечатанная на тонкой голубой бумаге, до сих пор валялась у него дома. Прочитать, что на ней написано, конечно, больше было нельзя, со дня наказания слова на голубом листочке, как и все прочие, потеряли смысл, превратились в набор не имеющих значения закорючек, он всё собирался выбросить ненужную бумажку, да как-то забывал.
Ну и зря, по большому счёту, они шумели, жить-то, как оказалось, было вполне можно. Цифры, к счастью, не затронуло, цифрами по-прежнему разрешено пользоваться, картинки тоже выручали. Многие вещи, конечно, пришлось сильно переделать, а кое-чего было ужасно жаль, ну что ж теперь.
Официантка принесла ему кофе и булочку, показала экран со стоимостью заказа, он кивнул, расплатился и улыбнулся. Интересно, кем она работала раньше, многим ведь пришлось менять работу. Ему, например, пришлось, а куда деваться. Он понимал, и все понимали, что сейчас везде требуются рабочие руки, а та жизнь, которая была раньше - ну, что ж теперь.
Он поднял чашку с кофе, оказалось, что под чашкой лежала сложенная голубенькая салфетка. Развернул салфетку: на ней был нарисован ярко-красный круг, который перечёркивали две косые черты, тоже красные, а внутри этого круга, за этими чертами, мельтешило чёрное, он не успел толком рассмотреть это чёрное, потому что быстро перевернул салфетку и бросил на стол.
Нет, с тоской подумал он, нет-нет-нет, только не это, неужели они не понимают, что будет, если и картинки у нас тоже отберут, мы же только-только приспособились, научились, смогли, да что ж им всё неймётся, не живётся нормально, ну, просто нелюди какие-то, что тут ещё скажешь.