Когда деревья были маленькими...
Когда-то давным-давно, в годы нашей молодости, когда русскоговорящие бааль-тшувы были в диковинку, в моду вдруг вошли охмурятельные семинары. Все началось довольно буднично, с того, что двое студентов-психологов из израильского университета тшуванулись. Но они были не философски настроенными русскими, расслаблено ждущими, кто бы их подобрал и накормил, а крепкими деловитыми израильтянами, которые к тому же по роду своей профессии были готовы из разговоров делать неплохие деньги. Они разработали научную систему семинаров, на которых публика за три дня постепенно превращалась из циничной и равнодушной к любой не приносящей денег информации массы в пламенных верующих еврейского вероисповедания. Естественно, под такой успех уже легко можно было, умеючи, подвести финансовый фундамент, что и было сделано. Семинары гремели на всю округу, каждый викенд завезенная туда разномастная толпа, соблазнившаяся бесплатным культурным отдыхом с четырехразовым питанием разъезжалась по домам, по дороге прикидывая, что кошерного на ужин можно соорудить из содержимого своих холодильников, новые ученики текли в ешивы, их жены - на женские занятия, и все было хорошо. Но то у дисциплинированных и до безобразия собранных миснагедов, и наши хабадники тоже забеспокоились и решили: а чем мы хуже? Это же мы пионеры в деле работы с неверующим населением! Да вот у нас в Иерусалиме целая ешива таких, можно сказать, штаны просиживает! Ведь чему-то же их учат! Значит, есть у нас кадры и пора нам тоже включиться в эту увлекательную и полезную деятельность, к тому же, эффективно пополняющую бюджет. И вот в издаваемом на хабадские деньги (и совсем неплохом по тогдашним временам) журнале "Алеф" стали появляться заманчивые объявления о грядущем семинаре. На зеленой травке Кирьят-Малахии... ну, вы сами понимаете. Раздача слонов в конце сеанса.
...А тем временем за кулисами данного действа происходил подбор кадров. Из "Шамира" были избраны наиболее крепкие студенты. Платить, конечно, не собирались, но зато приглашали с женами и детьми. Типа, работа на энтузиазме за жилье и еду. И мы поехали, потому как были молоды и свято верили в важность заявленной задачи. Первым делом нас сфотографировали под сооруженным на скорую руку транспарантом, потом заселили, накормили, а там и пришло время зажигания свечей. Кормили нас на убой, так что потом в кулуарах я слышала, что пришел главный начальник и отобрал у оставленных при кухне дам ключи от холодильников. Вообще организаторы, и до сих пор профессионально занимающаяся благотворительной деятельностью семья, не очень хорошо понимали, кто все эти люди, которых они созвали, и что с ними надо делать. Наверно, поэтому в число лекторов, помимо наших мужей, были приглашены наряду с равом Зильбером и равом Гинзбургом, с одной стороны, совершенно безвестный тогда Лайтман, который, я думаю, при помощи своего таланта везде пролезать как-то напросился сам.
Каюсь, что на все лекции я не ходила. Прошло как раз две недели после того, как родился Мошик, наш четвертый сын, а второй и третий были, соответственно, в возрасте одного и двух лет. Но на две лекции я все же, не помню как исхитрившись, попала. На ней, по замыслу организаторов, должны были присутствовать все гости и лекторы семинара, а читать ее должен был Лайтман. Что-то там о душах и туманна даль. Нас усадили амфитеатром, а лектор вышел на середину. И начал говорить о том, что всех душ на еврейский народ имеется столько, сколько присутствовало при Синайском откровении, и не более того. Народ прикинул и из рядов публики кто-то задал вопрос:
- Так что же, значит, не у всех есть душа?
- Не у всех, - согласился лектор.
Народ притих, а затем тот же самый активный слушатель поинтересовался:
- А можно узнать, у кого она есть, у кого нету? Вот вы, например, можете определить?
Оратор со сдержанным удовлетворением, пряча лицо в бороду и поблескивая глазками, отвечал:
- Я это знаю, но мне запрещено рассказывать...
Тут из круга слушателей раздался голос рава Зильбера:
- Позвольте! В сэфер Тания написано, что у каждого еврея есть душа!
Не выдержав, рав Зильбер выскочил на арену рядом с Лайтманом и начал с ним спорить. Занавес.
Другая из запомнившихся мне лекций была назначена после исхода субботы. Муж посоветовал мне пойти, говоря, что читать ее будет один из крупнейших кабалистов нашего времени, рав Гинзбург. Я пошла и не пожалела. Кажется, он говорил что-то по недельной главе, но сейчас я уже не помню, какая была глава и в чем была суть его слов. Я помню, меня поразила его манера говорить - как будто то, что он произносит, исходит не от его разума или личности, а имеет другой источник, а он только выполняет роль передаточного звена. Было шумно, потому что аудитория была совершенно не подготовлена к подобному уровню лекции, я сидела в последнем ряду, но у меня было странное ощущение, как будто меня загипнотизировали, и я не могу пошевелиться. А то, что говорил рав Гинзбург, попадало в какое-то место внутри меня, с которым у меня очень мало контакта. Я просто была передаточным звеном, как и он сам. Ушла я только после того, как лекция закончилась, совершенно очумевшая, тряся головой и пытаясь прийти в себя. Я больше никогда не видела рава Гинзбурга с такого маленького расстояния, но всегда старалась попасть на его лекции, когда он давал их в Иерусалиме.
...А тем временем за кулисами данного действа происходил подбор кадров. Из "Шамира" были избраны наиболее крепкие студенты. Платить, конечно, не собирались, но зато приглашали с женами и детьми. Типа, работа на энтузиазме за жилье и еду. И мы поехали, потому как были молоды и свято верили в важность заявленной задачи. Первым делом нас сфотографировали под сооруженным на скорую руку транспарантом, потом заселили, накормили, а там и пришло время зажигания свечей. Кормили нас на убой, так что потом в кулуарах я слышала, что пришел главный начальник и отобрал у оставленных при кухне дам ключи от холодильников. Вообще организаторы, и до сих пор профессионально занимающаяся благотворительной деятельностью семья, не очень хорошо понимали, кто все эти люди, которых они созвали, и что с ними надо делать. Наверно, поэтому в число лекторов, помимо наших мужей, были приглашены наряду с равом Зильбером и равом Гинзбургом, с одной стороны, совершенно безвестный тогда Лайтман, который, я думаю, при помощи своего таланта везде пролезать как-то напросился сам.
Каюсь, что на все лекции я не ходила. Прошло как раз две недели после того, как родился Мошик, наш четвертый сын, а второй и третий были, соответственно, в возрасте одного и двух лет. Но на две лекции я все же, не помню как исхитрившись, попала. На ней, по замыслу организаторов, должны были присутствовать все гости и лекторы семинара, а читать ее должен был Лайтман. Что-то там о душах и туманна даль. Нас усадили амфитеатром, а лектор вышел на середину. И начал говорить о том, что всех душ на еврейский народ имеется столько, сколько присутствовало при Синайском откровении, и не более того. Народ прикинул и из рядов публики кто-то задал вопрос:
- Так что же, значит, не у всех есть душа?
- Не у всех, - согласился лектор.
Народ притих, а затем тот же самый активный слушатель поинтересовался:
- А можно узнать, у кого она есть, у кого нету? Вот вы, например, можете определить?
Оратор со сдержанным удовлетворением, пряча лицо в бороду и поблескивая глазками, отвечал:
- Я это знаю, но мне запрещено рассказывать...
Тут из круга слушателей раздался голос рава Зильбера:
- Позвольте! В сэфер Тания написано, что у каждого еврея есть душа!
Не выдержав, рав Зильбер выскочил на арену рядом с Лайтманом и начал с ним спорить. Занавес.
Другая из запомнившихся мне лекций была назначена после исхода субботы. Муж посоветовал мне пойти, говоря, что читать ее будет один из крупнейших кабалистов нашего времени, рав Гинзбург. Я пошла и не пожалела. Кажется, он говорил что-то по недельной главе, но сейчас я уже не помню, какая была глава и в чем была суть его слов. Я помню, меня поразила его манера говорить - как будто то, что он произносит, исходит не от его разума или личности, а имеет другой источник, а он только выполняет роль передаточного звена. Было шумно, потому что аудитория была совершенно не подготовлена к подобному уровню лекции, я сидела в последнем ряду, но у меня было странное ощущение, как будто меня загипнотизировали, и я не могу пошевелиться. А то, что говорил рав Гинзбург, попадало в какое-то место внутри меня, с которым у меня очень мало контакта. Я просто была передаточным звеном, как и он сам. Ушла я только после того, как лекция закончилась, совершенно очумевшая, тряся головой и пытаясь прийти в себя. Я больше никогда не видела рава Гинзбурга с такого маленького расстояния, но всегда старалась попасть на его лекции, когда он давал их в Иерусалиме.