Продолжение путоранского похода.

Nov 04, 2010 15:15

С лёгкой руки Антона Кротова описание моего похода получило имя ЖЮП (Женщины Ю. Похождения)
Итак, продолжение ЖЮПы (Часть ТРЕТЬЯ. Мой Таймырский поход.):

...Какое сегодня число? Шестое? Какой сегодня день? Двенадцатый?
Я не знаю... После утопления я перестала считать дни и часы. Времени на наручных часах всё так же около восьми вечера.

В один из дней я вышла к водопаду Хонна-Макита. Я шла берегом, ступая по прибрежным камням, проламываясь сквозь густые ольшаные заросли, всё время ориентируясь на довольно чёткие и широкие оленьи тропы со свежими следами волков. Каждый изгиб реки, каждый валун мог быть пристанищем моего уплывшего имущества, моей лодки, поэтому я только ореинтировалась на тропы, а идти мне приходилось ближе к кромке воды, чтобы заметить всё то, что бурная река выкинула из своего русла. Выкинула, - но где?

Тогда мне ещё казалось, что все мои 32 стартовых килограмма груза были действительно нужны, казалось, что без них я могу пропасть.

Газовая горелка, 5 газовых баллонов, пила походная, нож, дополнительный комплект одежд для сна, ремнабор (клеи, скотчи, ножницы, куски тканей, нитки и пр.), блёсны, грузила, кружка, котелок, ложка, две пластиковых ничего не весящих тарелки, 15 метров репшнура, ботинки Garmont, апетчка (бинты, пластыри, жгут, уголь активированный, мезим, спирт для растираний, мазь «Спасатель», йод, успокоительное) какие-то ещё мелочи, которыми вместе с перечисленным, под завязку, битком был забит рюкзак. Даже два рюкзака - 85+10 литров и маленький передний.

Сейчас вес найденного составлял 8 кг (восемь килограмм), включая еду.
И вот, пробравшись по скалам, нависающим над Хонна-Макитом, изучив все заболоченные, песчаные и галечные излучины, я увидела облако брызг над руслом впереди.

Неужели водопад? Но ведь не прошло ещё и суток от места крушения, до водопада, по моим рассчетам, идти я должна была 2 дня. Но на каменистой площадке противоположного берега уверенно стояла конструкция, напоминающая триангулятор, и красная тряпка на конструкции заявляла - «Остерегайся, водник! Водопад!».

Берега в этом месте представляли собой монолитную скалу, совершенно плоскую, как стол. Такая же плоскость продолжалась и за водянистым облаком. Звук падающей воды всё нарастал,- я приближалась.

И вот, я уже на краешке этого «стола», а Хонна-Макит, такой большой, широкий и полноводный сегодня, c пенным белым грохотом мощно падает с десятиметровой высоты в каньон. Если стоять чуть поодаль, то можно вообще не заметить, что здесь есть каньон и река внизу его - берег за каньоном на точно таком же уровне продолжается точно таким же плоским столом. А вот внизу... Внизу водоворот среди скал, внизу вода бунтует, скачет и уходит дальше, к новому водопаду, возможно, разбивая в клочья и унося мои вещи. Возможно, рабивая и унося иногда чьи-то жизни...

Затаив дыхание от восторга увиденной картиной, сажусь на краешек, свесив ноги вниз. Светит тёплое солнце. Достаю и распаковываю празднично-перевальную радость - большой батончик «Сникерс». Я обещала себе половинку его на водопаде. Найдя с большим трудом на плоскости стола ручеёк, заливаю воду в пачку лапши «Ролтон», слегка надрезав эту пачку с угла. Мне повезло - в отличие от большинства людей, я люблю «Ролтон» и наедаюсь им, тем более, что даже упаковка его гласит «448 ккал», из которых большая часть углеводы. Это гораздо более калорийно, чем гречка, горох, соевое мясо (вообще имеющее чуть более 120 ккал), прочие лапши быстрого приготовления (типа «Доширак») и, тем более, калорийнее (на 100 г.), чем тушёнка в банке. К тому же - при заливании воды в пачку «Ролтона», он разбухает точно по величине пачки - таким образом, лишив меня нужды в посуде.

Очень хорошо вот так сидится с «Ролтоном» и сникерсом (ах, какой вкусный сникерс, это самый вкуный сникерс в моей жизни, и только для того, чтобы узнать вкус сникерса, стоит идти так далеко и так автономно), но горный заполярный ветер пробирается сквозь мою одежду и напоминает мне - время!

Расход времени у меня чётко лимитирован находящейся в рюкзаке едой, путоранской погодой и беспокойством каких-то возможно близких людей.

Я встаю, запаковываюсь и продолжаю свой маршрут, теперь уже счастливый.
Взбираюсь вверх по скале. Хочется спать. Пора уже. Нахожу отрешеек скалы с плоской моховой подстилкой, там, где отсутствуют свежие волчьи следы, и, засунув в палатку вместо уплывших дуг молодые лиственнички, бивачусь.

Какой-то из дней. Аян.

Я намеренно решаю нарушить хронологию - так мне легче морально. Теперь я уже точно знаю, что мне не удаётся догнать группу, шедшую впереди меня - я не видела свежего кострища уже много дней - значит, они ушли другим берегом - на озеро Аян, или вообще другой рекой.

С высокой горы, на которую я вынужденно забралась, обходя отвесы каньона, мне открылся вид на долину реки Аян, вытекающую из озера Аян, самой центральной части Путоран. Смотрю завороженно на озеро.

Здравствуй, сердце плато Путорана! Я здесь, я пришла... Я знаю, там, на озере, есть заброшенный кордон - его посещают почти все группы, проходящие здесь, а некоторые даже забрасываются сюда на вертолётах.

Сейчас начало августа, и если я выйду к кордону, у меня есть большая вероятность увертолётиться или присоединиться к какой-то попутной группе, уходящей куда-нибудь на Оран. Вероятность большая, но не стопроцентная. Я колебаюсь. Взвешиваю. Время лимитировано. Оцениваю своё имущество - около 3 кг еды, палатка с тентом, спальник, спасательное космическое одеяло, зажигалка, дневник с ручкой, сапоги и одежда на мне. Чего же мне не хватает, чтобы идти дальше?

Здесь, у озера Аян, у меня необъяснимое чувство близости людей. Может быть, оттого, что слишком уж ярко воспоминание описания этого озера в многочисленных отчётах, может быть, оттого, что здесь кордон и людской дух сохранился ещё с тех времён, когда вертолёты сюда были более часты. Мне кажется, что я уже совсем почти спаслась и поход мой почти подошёл к концу. Это всё только мои ощущения, ощущения за гранью осознания крайней удалённости этого дикого озера от любых населённых пунктов.

Посидев на уютном солнечном берегу реки Аян среди зелёных столовых гор, с чувством готовности к появлению в любую минуту людей, я прохожу и тщательно изучаю все рукава впадающего в Аян Хонна-Макита, в надежде, что на песчаных плёсах в этом спокойном месте лежат мои вещи. Если они преодолели водопад и прошли весь путь от места крушения до устья - они должны быть здесь, обязательно должны быть - по законам физики их выбросило бы на берег именно там, где стремина успокаивается и течение мягко выносит всё к берегам. Но ничего нет. Зато целый день потрачен на поиски. Здесь же, в устье, нахожу развалины каких-то советских бараков - сгнившие брёвна да нары, вкопанная в землю печка для копчения рыбы и множество пустых бутылок из-под водки. Из полезного нахожу разве что полурассыпавшуюся в труху консервную банку - пригодится кипятить воду. Вечером дохожу до р. Малый Хонна-Макит, бивачусь у её устья, оставив брод на следующий день - брод, всё-таки, это мокрое дело...

Заветная Калтамы.

Форсирование М. Хонна-Макита доствило мне массу страхов. Ведь вода - самое опасное, что может быть в моём походе. Насколько низка вероятность сломанной ноги, о которой многие говорят (где и как её сломать на этом маршруте, я вообще не представляю), низка вероятность умервщвления от голода (человек может идти 14 дней без еды, а я иду в тайге, в которой полно всего, пригодного в пищу), низка вероятность съедения меня кем-то из местных (местные: в мордах медведей, к примеру, напдают только в трёх весьма редких случаях - шатун, медведица с дитём (случай не редкий, но от людей убегающий самостоятельно), раненый; в мордах волков в ещё более редких случаях полного голодания лютой зимой, когда волки в стае), низка вероятность заблуждения (да, люди иногда гибнут от заблуждений, но заблуждения эти происходят по неопытности, а я имею лесоходный\гороходный опыт весьма неплохой и вообще иду берегом реки, всё время только берегом), ровно настолько, насколько низки вероятности перечисленных гибелей, высока вероятность гибели от воды. Я и сейчас с содроганием вспоминаю те часы на Хонна-Маките с живущим в пятках сердцем. Водный категорийный спорт, на мой взгляд, равносилен катанию на мотоциклах с препятствиями и прочему каскадёрству. Это игры со смертью. Как в казино. Игроки продумывают каждый свой шаг и ликуют после того, как увидят ЕЁ лицо - «я победил!», испытывая перед этой победой непередаваемое чувство застывшего в ужасе себя. И им будут давать так побеждать, скармливая эти выигрыши по чуть-чуть, возбуждая азарт. Но победит всё-равно хозяин казино. В воде гибнут порой очень опытные туристы даже на совсем не сложных маршрутах.

И вот я форсирую вброд Малый Хонна-Макит. Около часа я ходила по берегу, выбирая лучшее для брода место. Река вовсе не так сложна, но течение быстрое, камни скользкие и я опасаюсь. Нахожу прочную толстую палку и, упираясь на неё, поставленную впреди себя, всё же перебираюсь на другой берег.

Сегодня к вечеру я хочу выйти к Калтамы.

Два года я готовилась морально к этому походу, два года изучала километровки и двухкилометровки, читала отчёты, за эти два года я в мельчайших подробностях представила себе всё, что может быть. Поэтому, даже утратив карту, я прутиком на песке воспроизвожу её. Измеряю прутиком расстояния (карта вполне масштабная хранится у меня в голове), прикидываю - если вот это расстояние я шла столько-то, то вот это расстояние пройду за столько-то, учитывая разницу рельефа и похожесть общего ландшафта (лес, берег, лес, берег, оленья тропа, галечный пляж, лес). Целый день за каждым поворотом я жду Калтамы. Аян делает сильные изгибы, и за каждым очередным изгибом я не нахожу Калтамы, страшной реки Калтамы.

Калтамы - единственная река маршрута, непригодная для перехода вброд. Широка, глубока, быстра и холодна. Для перехода этой реки я придумывала самые разные способы. Спиливание окрестных лиственниц и изготовление плотины. Постройка плотины из камней. Переправа на микро-плоте методом излучина-верёвка (плот сложенной в два раза верёвкой привязывается к стоящему на мысу излучины дереву, течением меня уносит к противоположному берегу (закон течений на поворотах такой), где я выпрыгиваю и цепляюсь, в случае неудачи течение снова прибивает меня к берегу дерева с верёвкой). Для переправы через эту Калтамы я думала изобрести плот из лёгкого ненадёжного надувного материала, ведь всего одна река! Но в целях повышения надёжности я советовалась с самыми разнообразными людьми, и люди эти в один голос меня убеждали - «Купи лодку! Ты что, сдурела, переправляться на презервативах? Купи себе нормальную лодку и будешь плыть почти весь маршрут! Зачем тебе идти пешком там, где ты можешь плыть?!». Так под напором многочисленных более мудрых, чем я, советчиков, мой пеший маршрут, такой желанный пеший маршрут, стал пеше-водным. Одна-единственная река Калтамы стала стартом идеи о покупке лодки. Сейчас, вспоминая свою подготовку, я пришла в очередной раз к тому же выводу - никогда и ни в чем нельзя полагаться на чужой опыт и чужие советы. Одна голова хорошо, а две не бывает.

Итак, лодка, которая была не моей идей, ушла от меня в безызвестность, а я и моя идея пешего маршрута остались. И Калтамы тоже осталась, но теперь к ней я оказалась неподготовленной.

Я не дошла до Калтамы в этот день.

Всё следующее утро я ждала Калтамы. По моим рассчётам, она должна была быть к полудню. Но к полудню её не обнаружилось. Не обнаружилось и к трём часам. К пяти в мою сомневающуюся душу закралось дурное подозрение, что я ошиблась, что река, которую я перебрела, и была Калтамы, а М. Хонна-Макитом был тот крошечный ручеёк в междуречье. Я шла, так радуясь этим бредовым идеям и такому лёгкому преодолению такого опасного препятствия.

Я ждала на следующий день новой реки - Порожистой, впадающей с противоположной стороны и знаменующей мою великую скорость. В каждой реке противоположного берега я стремилась узнать предшественниц Порожистой, и тут, уже к самому вечеру, Аян резко ушёл вправо поворотом с шиверой. За поворотом на моём берегу путь мне преграждала река. Я поднялась выше по её течению. Я осмотрела обстановку. Нет, сомневаться не приходилось, я не ошиблась в рисованном масштабе карты, я ошиблась в надеждах. Эта река была Калтамы.

Босые дни.

Я пробовала уйти выше по течению Калтамы - судя по карте, выше по течению был островок, довольно большой островок и глубина значилась 0,6 м. Прошла скальный отвес, заметила красный от обвисающей, только на днях созревшей смородины, куст (из экономии времени решила к кусту не подходить), стала карабкаться на отвес очередной скалы, громоздящейся над слегка бурной рекой. Через некоторое время карабкания оценила свои силы, вероятность того, что я сорвусь со скалы и что будет результатом срыва, посмотрела наверх, вниз и повернула обратно к устью. Ну уж нет, благодарю покорно, риска должно быть как можно меньше, хватит с меня. Уж лучше соорудить плот. Возвращаюсь. Думаю по пути объесть смородину - раз уж всё-равно потеряла время, забираясь на гору. Но - вот сюрприз, смородины на кусте уже нет! Объел! Как ни старнно, отношусь к этому факту вполне спокойно - ну, не успела, к следующему кусту прийду раньше его - смородиновый сезон только начался, а в таком изобилии хватит нам и на двоих с Хозяином. Папа учил меня в детстве всегда уважать его и называть только так - Хозяин. Он (Хозяин) знает, что я здесь.

Снова дошла до устья, где бурлящая по обливникам река сливается с порожка и на 150 метров до Аяна становится относительно спокойной, глубокой и вполне пригодной для переправы. Собрала со всего берега плавник. Ведь раз этот плавник такой гладкий и обтёсанный водой, значит, имеет плавучесть и из него можно сделать плот. Но как же я его свяжу? Не плести же верёвку из травы, в конце концов! Большие лиственичные лесины тонут под моим весом, я понимаю сложность всего этого предприятия. Снова иду к скале. Разглядываю отвес. Мне вообще не хочется форсировать эту реку, но другого выбора у меня нет - мне нужно идти вперёд и как можно скорее.

Засовываю мелкий ольховый плавник в накидку на рюкзак от дождя, туда же два драгоценных надувных шарика, лопнувших, так и не побывав на плаву, на весь этот плавник складываю все свои немногочисленные вещи, включая одетые на меня. Сапоги привязываю сверху стропами рюкзака. У меня есть одна небольшая верёвка - она была предназначена для растяжек тента, складываю её в четыре раза - больше верёвок нет, дёргаю, проверяя на прочность. Привязываю рюкзачный плот себе к поясу. Приплясываю на огромном прибрежном камне - и воздух, и камень довольно холодны, и я совсем никак не решусь спокойно зайти в реку. Станцевав на этом камне в абсолютно голом виде невообразимый согревающий танец, выдохнув, ныряю в ледяную глубину. Ух!... Те, кто купался в прорубях (а на Крещение очень многие люди делают это), поймут это чувство - «ух!...». Я никогда раньше не ныряла. Изо всех сил плыву к противоположному берегу. Есть даже какая-то приятность в таком плытие в ледяной воде, но только до того момента, когда тело начинает коченеть. Почти у берега, с почти начавшим коченеть телом я обернулась на рюкзак. Рюкзак плыл. Правда, плыл он совершенно отдельно от меня, спокойно и красиво, у того берега реки, с которого я только что уплыла. Верёвка в момент прыжка порвалась посередине.

Вернуться я уже не могу. Я могу окоченеть, не успев доплыть до рюкзака. Выгребаю к берегу. Рюкзак можно поймать на перекате Аяна. Доплываю, вылажу. Всё ещё коченеющее от холода тело заставляю бежать босиком по острой гальке наперерез рюкзаку, к Аяну. Камни холодные. Я голая. Вечереет. В рюкзаке всё сухое и тёплое. Бегу. Рюкзак плывёт. Заскакиваю в ледяную воду переката - порождая огромное количество брызг, не замечая остроты камней и силы течения, пытаюсь схватить уже быстро несущийся мимо меня рюкзак. Не успеваю. Дальше на Аяне - шиверы. Бегу, бегу, бегу, рыдая о том, какая я глупая и как же можно сделать столько глупостей в одной жизни... Рюкзачок!... Миленький!... Ну, пожалуйста! Господи, ну прости меня!...

Бегу.

О, а вот и рюкзак лежит на берегу... Слава Богу, Он снова меня пожалел и спас.

Но... Но сапоги и тёплые штаны!

Я обосела. Да, я обосела на плато Путорана. Нет и палатки с тентом. Но есть еда и вещи, все вымокшие, пока их болтало в шивере. Надеваю всё это, предварительно выжав и, свернувшись клубочком, накинув жутко мокрый спальник и сверху спасательное одеяло, согреваюсь. Сегодня тёплая ночь и лежать так мне теплее, чем идти.

Лежу до утра, постукивая зубами, и, возможно, иногда засыпая.
Утром босиком на несколько раз снова обхожу берег. Сапог нет. Как в воду канули. Были, да сплыли. Прийдётся идти босиком. На мне двое носок - треккинговые (те самые, которые продаются только в турмагазинах за 800-1000 р.) и шерстяные, шерстяные напрочь стираются о камни уже к вечеру, переодеваю их нижней стороной кверху, верхняя сторона тоже стирается. Нахожу консервную банку (какая радость - консервная банка у старого кострища на берегу! Свеженькая, еще не истлевшая, как предыдущая), разрезаю свою футболку «River Kwai», делаю портянки, приматывая к ногам этими портянками толстый слой мха - мох смягчает острости земной поверхности. Иногда я захожу в лес на оленьи тропы, там нет острых камней, но на этих тропах портянки сваливаются, и долгое время у меня уходит на изобретение особого способа заворачивания.

Скорость упала невероятно. Пыталась плести лапти из ольховой лозы - получилось не ахти, эти лапти тоже либо сваливались, либо требовали мха себе в подкладку для смягчения самой лозы. Плела лапти из пучков травы. Они стирались. Каждый переход вброд многочисленных ручьёв превращал мою «обувь» в какие-то совершенно невероятные грязевые облипыши.

Но мне очень везёт с погодой - совсем тепло (20-23 градуса) и постоянное солнце. Срезая многочисленные изгибы реки и обходя скалы, взбираюсь на вершины гор, откуда открываются потрясающие дали и на которых изобилирует морошка - розовая, водянистая, похожая на пюре. Я первый раз в жизни ем морошку.

Бивачусь я на одной из вершин. Процесс забивачения сейчас невероятно упростился - если в начале пути у меня уходило 2 часа на сборы утром (проснуться, вскипятить воду, приготовить еду, поесть, запаковаться, выбраться, утрамбоваться), и пол часа вечером, если в середине маршрута уходило по часу вечером (найти подходящие ветки для дуг, соорудить моховой матрас), то сейчас вечером мне нужно было только, едва солнце озарит небо розовым, выбрать подходящий куст, иногда соорудить двускатный шалашик, а иногда ничего вообще не сооружать, и, завернувшись в спальник с головой, чтобы не пробрался ни один злодейский комар, спать. Утром встать, вылезть из спальника, замотать грязево-моховые портянки и идти. Все приготовления ко сну и сборы после сна занимают суммарно 15 минут.

При этом чувствую себя в лесу я очень хорошо и уютно.

Не даром я практически выросла в лесу.

Почти постоянно иду оленьими тропами. Даже изобрела себе золотое правило - «никогда не думать, что я умнее оленя», то есть, каждый раз, когда я, желая срезать и пройти по более удобному, как мне кажется, месту, схожу с оленьей тропы, я упираюсь в болото, в скалу или ещё в какую-то беду. Олень знает, куда он идёт, он идёт здесь не первый раз и идёт не один. «Веди меня олень, в свою старну оленью, где сосны рвутся к небу, где быль живёт и небыль, веди меня, веди, лесной олень....». Правда, олени здесь не лесные - полярные.

Через пару дней я добредаю до слияния двух широких долин, одна из которых - пристанище реки Аян, а другая - реки Аякли. После их слияния начинается долина спокойной и широкой Хеты. У меня было слабое воспоминание чего-то ранее прочитанного, которое я радостно принимала за внутреннее чувство, что в нескольких километрах от начала Хеты есть заброшенный кордон с баней и в кордоне этом я найду пищу и обувь. Была в этом даже странная уверенность. Поэтому как раз в месте слияния мне хотелось держаться еще ближе к берегу и меньше срезать из страха пропустить предчувствуемые сапоги на кордоне. Но берег упёрся в очередную многочисленную на этом участке стену-отвес, падяющую в реку. Обход - только поверху.
У подножия скалы раскинулся большой голубой ледник. Обойдя ледник, углубляюсь в ущелье. Стена, обрывающаяся в реку, как это ни странно, именно стена, и с другой своей стороны она точно так же обрывается вниз, образуя стену ущелья. Довольно долго я иду вдоль стены ущелья, надеясь, что она закончится и я выйду к руслу. Но такие надежды оказываются ошибочными, довольно скоро, просочившись сквозь узкое ущелье, я оказываюсь в каменной коробке, с глухими высокими отвесными стенами, с лесисто-болотистым дном и даже звуки в этой коробке глухо разносятся эхом. Меня заполняет необъяснимое чувство страха. Я пытаюсь карабкаться на одну их стен коробки, там, где на ней растут деревья и идёт чёткая оленья тропа. Собираю на отвесе среди ягеля маслята на вечер - это единственные грибы, известные мне здесь, и я, не желая рисковать, только их употребляю в пищу. Хотя, говорят, в заполярье не растут ядовитые грибы. Не проверяла.

Гора всё выше и выше, соседние стены не думают становиться положе, олени, прошедшие здесь, кажутся мне скалолазами. В одном из мест, цепляясь на сыпухе за кусты шиповника (вы когда-нибудь цеплялись за кусты ШИПОВНИКА?), я не очень уверенно нахожу ногой опору и, поскользнувшись, кубарем качусь вниз, как с ледяной горки. Пыль вокруг меня образует большое летящее облако. В какую-то секунду, уже успев порядком испугаться, врезаюсь в ствол лиственницы - так и должно было быть, это не скала, это крутой подьем, очень-очень крутой, с деревьями.

Чёрт! Я не полезу на эту гору, нет-нет-нет, я поднимаюсь из пыли, перематываю портянки и очень быстро спускаюсь на дно коробки - я думаю подняться по скальному отвесу, - так безопаснее - скалы здесь не сыпучие. Чувство страха от закрытости пространства со всех сторон не проходит. У меня выражена клаустрофобия. Выбираю хороший отвес скалы с самым большим количеством уступов и полок, выдыхаю - лезу. Держусь крепко. Продумываю каждый шаг и нет момента, чтобы хотя бы одна из моих четырёх опор не была на очень надёжном месте.

Уф-ф! Я вылезла наверх, и там, за кучкой реденьких чахлых лиственниц среди обглоданного ягеля, уведела долину сливающихся спокойно и широко Аяна и Аякли. Всматриваюсь в далёкое пространство - надеюсь там, на этой синей глади северных рек увидеть цветные байдарки, каяки, катамараны и спасжилеты шумных людей. Надеюсь потому, что многие люди выходят в Хету именно с Аякли, проходя по ущельям самые категорийные на плато реки Оран и Хибарба. Но никого там нет.

Спокойно и радостно, вдыхая свободу и невероятную умиротворённость, шагаю по краю стены, под которой шумит Аян. По одной оленьих троп всё же спускаюсь вниз, к руслу. Уже вечереет. В этот день мне очень сильно хочется помыться с мылом, и я обещаю себе сделать это хотя бы без мыла, как только доберусь до воды. За моей спиной километры пути... Уже пара сотен.

Вот и песчаные плёсы Хеты. Вихляя, Хета изрисовала весь пейзаж северной тайги старицами и просто галечными пустырями, и мне приходится проходить через эти пустыри. А ведь это так больно без обуви! В какой-то из сказок про Русалочку я читала, что, когда Русалочка из любви к какому-то там сомнительному принцу захотела жить на земле и иметь ноги, ей разрезали хвост и каждый шаг этими её разрезанными ногами был похож на ходьбу по острым лезвиям ножей. Пятки Русалочки кровоточили и по ночам она не могла спать от боли. Меня в детстве очень впечатлил этот момнент сказки и сейчас я, испытывая режущую боль в уставших ногах, напоминала себе именно Русалочку.

Вот очередной пустырь бывшей старицы. Пересечь бы его, такой широкий и каменистый. Солнце уже малиново зашло за гору, и скоро будет пора спать. Но я иду, все надеясь пройти больше, еще больше, стать ближе к цели, к сапогам, к людям.

Всё! Больше не могу! Хватит! Но вот эти следы, такие свежие, огромные, волчьи, прямо на тропе, так мешают мне спокойно остановиться. Тем более, что спать мне нужно сегодня как можно ближе к воде - на случай, если группа кого-нибудь пройдёт мимо меня именно в этот период. Бивачусь уже почти затемно в каких-то кустах у берега, перед этим попытавшись отмыться относительно теплой и относительно грязной водой Хеты. Бивачусь - это значит выбираю самый неволчий участок .

...Спалось очень плохо. Всю ночь мне мерещился волк, бредущий по лесу и вдруг натыкающийся на синий спальник с Юлей. «О! Еда!» - думает голодный волк и начинает в предвкушении меня обнюхивать. Я просыпаюсь от таких ужасных снов, поднимаю голову, осматриваю кусты, убеждаюсь, что волка нет, снова пытаюсь заснуть. Снова в страхе просыпаюсь. На рассвете (а ведь рассветы летом в заполярье очень ранни) вылажу из спальника, так и не наспавшись всласть, и продолжаю галечный босой путь.

Вот тут, пожалуй, стоит упомянуть про свой организм. Конкретно - про руки. С руками в этом походе постоянно происходят метаморфозы. В первой половине похода они были опухшими от воды и холода, а может, и от смены давления (у меня бывают опухания рук в горах). Я смотрела на них и успокаивала себя: ничего страшного, руки иногда пухнут, ничего страшного. В какой-то из дней, кажется, после утопления, они посинели. Я снова успокаивала себя: ничего страшного, руки иногда синеют. Синь не проходила несколько дней. Но однажды они начали трескаться. Причём трескаться не маленькими такими трещинкми, а огромными зияющими открымым мясом дырами на сгибах пальцев. Больно и устрашающе на вид. Мне постоянно приходится карабкаться по скалам, перепрыгивать через грязевые берега ручьёв, цепляться за кусты (порой шиповника), и сгибать при этом загрязняющиеся трещины. И от этого они зияют еще более устрашающе. Поэтому большую часть пути я иду в перчатках - к счастью, в карманах куртки у меня сохранились и перчатки. Тело в целом сильно исхудало, и когда с целью помыться я снимаю часть одежды - я пугаюсь каким-то чужым рукам и ногам. На моей макушке и плечах постоянно передвигается пара-тройка десятков комаров, они почему-то ползут вверх по рукам и, остановившись наверху, тыкаются в мою одежду, то ли пытаясь ее проткнуть хоботками, то ли просто так, от скуки. Кусать в огромном количестве начинают только если я останавливаюсь. Но всё же время от времени я провожу рукой по закомаренным местам и убиваю сразу целую горсть. Во время перехода по горам я эту горсть употребляла в пищу. Они сладкие. Содержат белки. Но - вот беда - после их пережевывания остаются жесткие и весьма неприятные на вкус лапки. Лапки приходится выплевывать.

Но сейчас я иду берегом, - по узкой-узкой полосочке между границей леса и границей гальки - река вынесла сюда песок и идти здесь очень удобно. Иду неопределённое количество дней (скорее всего, два). В один из этих дней нахожу вырубку деревьев. За вырубкой - перекинутое через овраг дерево с обрубленными ветками. Мост. Значит, близок человек.

Так и есть. Вот среди густого лиственичного леса появляются серые очертания избушки и прилегающего к ней отхожего места.

Продолжение ПИШЕТСЯ. Впереди еще много-много дней пути.

Большая просьба ко всем прочитавшим текст до конца, и нашедшим его читабельно-интересным - откомменте. Хотя бы одно слово - "да", как подтверждение прочтения.

Людям, имеющим желание со мной почему-то пообщаться, сообщаю, что вы можете это сделать в день моего рождения, понедельник, 8 ноября, на тусовке для путешественников-новичков у А.Кротова. http://a-krotov.livejournal.com/270393.html, если, конечно, я успею вернуться из отдаленных мест, где буду наслаждаться своим 23-хлетием.))
Previous post Next post
Up