(no subject)
Мы остановились на лужайке. Впечатление было такое, словно кто-то налил целое озеро изумрудной травы в чашу из гор. Пурпурные облака окутали догорающий закат.
Швейцария, - тут же подумал я, - мы приземлились на открытке со швейцарским пейзажем. В низу, в долине, среди деревьев были разбросаны домики с остроугольными крышами, высился купол церквушки. По сельской дороге катила телега, но ее тянул не трактор и не лошадь, а животное, похожее на быка.
Поблизости не было ни души, а на лугу - ни тропинки, ни козьего следа. Только озеро травы, усыпанное кое-где полевыми цветами, в полукольце скалистых гор, увенчанных снежными шапками.
- Как ты думаешь, почему… - сказал я. - Где это мы?
- Во Франции, - ответила, не задумываясь, Лесли, и прежде, чем я успел поинтересоваться, откуда она это знает, она, затаив дыхание, прошептала: - Смотри!
Она указала на расщелину в скале, где у небольшого костра стоял на коленях старик в грубом полотняном коричневом одеянии. Он занимался сваркой. Скалу позади него озаряли яркие белые и желтые вспышки.
- Что здесь делает сварщик? - недоуменно спросил я.
Лесли пригляделась повнимательнее.
- Это не сварка, - сказала она так, словно эта сцена не происходила у нее перед глазами, а всплывала в памяти. - Он молится.
Она направилась к старику, я последовал за ней, решив пока не вмешиваться. Может быть, моя жена увидела себя в этом отшельнике так же, как я увидел себя в Аттиле?
Мы подошли ближе и убедились, что никакого сварочного аппарата там действительно нет. Ни звука, ни дыма, вместо этого в метре от старика поднимался от земли яркий пульсирующий столб солнечного света.
- …и в мир отдашь ты то, что было тебе передано,- услышали мы мягкий голос, доносящийся из света. - отдашь тем, кто жаждет узнать истину о том, откуда мы приходим сюда, смысл нашего существования и тот путь, который ведет в наш вечный дом.
Мы остановились в нескольких шагах позади него, пораженные увиденным. Однажды я уже видел этот яркий свет много лет назад. Тогда я был совершенно поражен, случайно взглянув на то, что до сегодняшнего дня я зову Любовью. И теперь мы смотрели на тот же самый свет, и по сравнению с ним мир вокруг казался призрачным, погруженным в сумерки.
В следующее мгновение свет исчез, а на том месте, из которого он исходил, остался лежать ворох золотистых страниц, исписанных исключительно ровным и красивым почерком.
Старик все еще стоял на коленях с закрытыми глазами, не догадываясь о нашем присутствии.
Лесли ступила вперед и подняла с земли сияющий манускрипт. В этом загадочном месте ее рука не прошла сквозь страницы.
Мы ожидали увидеть руны или иероглифы, но обнаружили английский текст. Разумеется, - подумал я, - старик прочтет это по-французски, а перс - на языке фарси. Так и должно быть со всяким откровением - язык не имеет значения, важно восприятие идей.
Вы - существа света,- начали читать мы. - Из света вы пришли, в свет вам суждено вернуться, и на каждом шагу ваc окружает свет вашего безграничного бытия.
Лесли перевернула страницу.
По своей воле вы оказались в мире, который создали для себя сами. Что держите в сердце своем, то и исполнится, чем больше всего восхищаетесь, тем и станете.
Не бойтесь и не поддавайтесь смятению, увидев призраков тьмы, личину зла и пустые покровы смерти, поскольку вы сами выбрали их, чтобы испытать себя. Все это - камни, на которых оттачивается острие вашего духа. Знайте, что вас повсюду окружает реальность мира любви, и в каждый момент у вас есть силы, чтобы преобразить мир в соответствии с тем, чему вы научились.
Страниц было очень много, сотни. Мы листали их, охваченные благоговением.
Вы - это жизнь, создающая формы, и погибнуть от меча или от старости вы можете не более, чем умереть на пороге двери, проходя из одной комнаты в другую. Каждая комната дарит вам свое слово - вам его сказать, каждый переход - свою песню, вам ее спеть.
Лесли посмотрела на меня. Глаза ее сияли. Если это писание так тронуло нас, людей двадцатого века, - подумал я, - то какое впечатление оно должно произвести на живущих… в каком же это?... двенадцатом!
Мы снова принялись читать манускрипт. В нем не было ни слова о ритуалах. Поклонении, никаких призывов обрушить огонь и разорение на головы врагов, не было упоминания о каре за неверие, не было жестоких богов Аттилы. Там не упоминалось о храмах, священниках, раввинах, братствах, хорах, рясах и священных праздниках. Эта рукопись была написана для полного любви существа, живущего у нас внутри, и только для него. Стоит лишь выпустить эти идеи в мир, - подумал я, - дать людям этот ключ к осознанию власти над воображаемым миром, к раскрытию силы любви, как исчезнет всякий ужас.
И тогда мир сможет обойтись без Темных Веков в своей истории!
Наконец старик открыл глаза, увидел нас и поднялся, ничуть не испугавшись, словно рукопись была его сутью. Он скользнул по мне взглядом, задержал его на Лесли.
- Я - Жан Поль Ле Клерк, - представился он. - А вы - ангелы.
Прежде, чем мы оправились от изумления, он радостно рассмеялся.
- А вы заметили, - поинтересовался он, - Свет?
- Это было вдохновение! - сказала моя жена, вручая ему золотистые страницы.
- Воистину, вдохновение. - он поклонился так, словно помнил ее, и она, как минимум, была ангелом. - Эти слова - ключ к истине для тех, кто их прочтет, они подарят жизнь каждому, кто их услышит. Когда я был маленьким ребенком, мне было обещано Светом, что эти страницы попадут ко мне в тот вечер, когда явитесь вы. Теперь, когда я стал стар, наступил этот вечер - вот вы, вот и они.
- Они изменят этот мир, - сказал я.
Он как-то странно посмотрел на меня.
- Нет.
- Но ведь они были даны тебе…
- …в испытание, - закончил он.
- Испытание?
- Я много путешествовал, - сказал он. - Я изучил писания сотен верований, от Китая до земель северных викингов. И, не смотря на все свои изыскания, я научился вот чему. Каждая из великих религий уходит корнями в свет. Писания этого сделать не могут.
- Но у тебя в руках… - начал я. - Ты должен их прочесть. Это великолепно!
- В моих руках бумага, - сказал старец. - Если отдать эти слова в мир, их поймут и оценят те, кто уже знает истину. Но прежде, чем это сделать, нам придется дать им название. А это их погубит.
- Разве дать имя чему-то прекрасному - значит погубить его?
Он удивленно посмотрел на меня.
- В том, чтобы дать имя какой-либо вещи, нет ничего плохого. Но дать имя идеям - означает создать религию.
- Почему?
Он улыбнулся и вручил мне манускрипт.
- Я отдаю эти страницы тебе, …?
- Ричард, - сказал я.
- Я отдаю эти страницы, пришедшие прямо из Света Любви, тебе, Ричард. Желаешь ли ты, в свою очередь, подарить их миру, людям, жаждущим узнать, что в них написано, тем, кому не выпала честь быть на этом месте, когда явился сей дар? Или ты хочешь оставить эту рукопись лично для себя?
- Конечно, я хочу отдать их в мир!
- А как ты назовешь сей дар?
Интересно, куда это он клонит, подумал я.
- Какая разница?
- Если ты не дашь ему название, это сделают другие. Они назовут их Книгой Ричарда.
- Ага, я понял. Ладно, тогда я назову это… ну хотя бы просто Страницы.
- Будешь ли ты оберегать Страницы? Или позволишь другим править их, изменять то, что им непонятно, выбрасывать то, что им не понравится?
- Нет! Никаких изменений. Они появились из самого Света. Какие могут быть изменения!
- Ты уверен? Ни единой строчки? Даже из самых благих побуждений? «Многие этого не поймут», «Это их обидит», «Здесь непонятно изложено»?
- Никаких изменений!
Он изогнул брови вопросительной дугой.
- А кто ты такой, чтобы так на этом настаивать?
- Я был здесь, когда они явились, - не унимался я. - я сам видел, как они были даны миру.
- Итак, - продолжил он, - ты станешь Хранителем Страниц?
- Не обязательно я. Пусть будет любой другой, кто пообещает следить, чтобы не было никаких изменений.
- Но все-таки нужно, чтобы кто-то стал Хранителем Страниц?
- Да, я думаю, нужно.
- Так появятся служители Страниц. Те, кто всю свою жизнь посвятят защите некоего образа мысли, сделаются служителями этого образа. Но любой новый образ мысли, любой новый порядок, означает изменение. А когда появляются изменения, наступает конец тому миру, который есть сейчас.
- Эти страницы не несут никакой угрозы, - не сдавался я. - Они несут любовь и свободу!
- А любовь и свобода - конец страху и рабству.
- Разумеется! - горячо воскликнул я. Куда же он все-таки клонит? Почему Лесли стоит молча? Разве она не согласна, что…
- Как ты думаешь, тем, кто наживается на страхе и рабстве, - продолжал Ле Клерк, - принесет ли им счастье то, что написано на этих Страницах?
- Скорее всего, нет. Но не можем же мы допустить, чтобы этот… свет… был утрачен!
- Обещаешь ли ты защищать этот свет? - спросил он.
- Конечно!
- А другие последователи Страниц, твои друзья, они тоже станут его защищать?
- Да.
- А если поборники страха и рабства убедят власти этих земель, что ты опасен, если они придут к тебе в дом с мечами, как тогда ты защитишь Страницы?
- Я убегу вместе с ними!
- А если за тобой снарядят погоню, настигнут, загонят в угол?
- Если нужно будет сражаться, я буду сражаться, - ответил я. - Есть принципы более важные, чем даже жизнь. За некоторые идеи стоит умереть.
Старик вздохнул.
- Так начнутся Страничные Войны, - сказал он. - В дело пойдут кольчуги, мечи, щиты, стяги, на улицах появятся лошади, огонь, кровь. Это будут немалые войны. Тысячи истинно верующих присоединиться к тебе, десятки тысяч ловких, сильных, находчивых. Но принципы, провозглашенные в Страницах, бросают вызов правителям всех тех государств, где власть держится на страхе и невежестве. Десятки тысяч встанут на борьбу с тобой.
Наконец, до меня понемногу начало доходить то, что пытался сказать мне Ле Клерк.
- Чтобы вас узнавали, -продолжал он, - чтобы могли отличить от других, вам понадобится символ. Какой символ ты выберешь? Какой знак изобразишь на своих стягах?
Мое сердце застонало под тяжестью его слов, но я продолжал сопротивляться.
- Символ Света, - сказал я, - знак огня.
- И будет так, - сказал он, читая еще не написанные страницы истории. - Знак Огня встретится со Знаком Креста в битве на полях Франции, и Огонь одержит славную победу. Первые города Креста будут сожжены твоим священным огнем. Но Крест объединится с Полумесяцем, и их армии вторгнутся в твои владения с юга, востока и севера; сто тысяч человек против твоих восьмидесяти.
«Стой», - хотел сказать я. Я знал, что будет дальше.
И за каждого воина Креста, за каждого солдата Полумесяца, которых ты убьешь, защищая свой дар, сотни проклянут твое имя. Их отцы, матери, жены, дети и друзья возненавидят Страничников и проклятые Страницы, которые погубили их возлюбленных. А все Страничники станут презирать всех христиан и проклятый Крест, каждого мусульманина и проклятый Полумесяц за смерть их родных Страничников.
- Нет! - воскликнул я.
Каждое его слово было чистой правдой.
- И во время этих войн появятся алтари, вознесутся шпили соборов и храмов, чтобы увековечить священные Страницы. А те, кто искал нового знания и духовного роста, вместо них получат новые предрассудки и новые ограничения: колокола и символы, правила и песнопения, церемонии и молитвы, одеяния, благовония и подношения золота. Сердце Страницизма вместо любви наполнит золото. Золото, чтобы сооружать все больше храмов, золото, чтобы купить на него мечи, которыми потом обращать неверующих, спасая их души.
- А когда ты умрешь, Первый Хранитель Страниц, понадобится золото, чтобы запечатлеть твой лик. Появятся величественные статуи, огромные фрески, полотна, своим бессмертным искусством превозносящие эту сцену. Вообрази огромный гобелен: здесь Свет, здесь Страницы, там, в небе, распахнулись ворота в Рай. Вот преклонил колени Ричард Великий в сияющих доспехах; а вот прекрасный Ангел Мудрости держит в своих руках Священные Страницы; рядом с ней старый Ле Клерк у своего скромного костра, свидетель этого чуда.
Нет! - воскликнул я мысленно, - это невозможно!
Но это было не только возможно, это было просто неизбежно.
- Отдай эти страницы в мир, и возникнет еще одна религия, новое духовенство, снова будут Мы и будут Они, настроенные друг против друга. За сотни лет миллионы погибнут за эти слова, которые мы держим в руках; за тысячи лет - десятки миллионов. И все из-за этой бумаги.
В его голосе не было даже намека на горечь, сарказм или усталость. Жан-Поль Ле Клерк был исполнен знания, которое он получил в своей жизни, спокойно принимая то, что он в ней нашел.
Лесли поежилась.
- Дать тебе мою куртку? - спросил я.
- Спасибо, Вуки, - ответила она, - я не замерзла. - Холодно? - спросил Ле Клерк. Он нагнулся, достал из костра горящую веточку, поднес ее к золотистым страницам. - Это тебя согреет.
- Нет! - Я отдернул ворох страниц. - Сжечь истину?
- Истину невозможно сжечь. Истина ждет любого, кто пожелает ее найти, - сказал он. - Сгореть могут лишь эти страницы. Выбирайте, желаете ли вы, чтобы Страницизм стал еще одной религией в этом мире? - Он улыбнулся. - Церковь объявит вас святыми…
Я в ужасе посмотрел на Лесли и прочел в ее глазах то же выражение.
Она взяла веточку из его рук, коснулась краев манускрипта. В моих руках распустился солнечно-огненный цветок, я опустил его, и на землю упали догорающие лепестки. Еще мгновение - и снова стало темно. Старец облегченно вздохнул.
- Благословенный вечер! - сказал он. - Не часто нам выпадает шанс уберечь мир от новой религии!
Затем он, улыбаясь, посмотрел на мою жену и спросил с надеждой:
- А мы спасли его?
Она улыбнулась в ответ:
- Спасли. В нашей истории, Жан-Поль Ле Клерк, нет ни слова о Страничниках и их войнах.
Они нежным взглядом попрощались друг с другом, скептик и скептик, полный любви. Затем старик слегка поклонился нам обоим, повернулся и пошел прочь, в горы, под покров темноты.
Охваченные огнем страницы все еще догорали у меня в сознании, вдохновение обращалось в пепел.
- Но как же те, кому нужно то, что говорилось на этих страницах, - обратился я к Лесли.- Как же они… как мы узнаем все, что там было написано?
- Он прав, - ответила она, провожая взглядом фигурку старца, - тот, кто хочет света и истины, сможет найти их сам.
- Я не уверен. Иногда нам нужен учитель.
Она обернулась ко мне.
- Попробуй вообразить, что ты искренне, страстно желаешь узнать, кто ты, откуда пришел и почему ты здесь оказался. Представь, что тебе не будет покоя, пока ты этого не узнаешь.
Я кивнул и вообразил, как я не покладая рук прочесываю в поисках знания библиотеки, ищу книги, изучаю рукописи, посещаю лекции и семинары, веду дневники, куда записываю свои надежды, размышления, интуитивные подозрения, пришедшие во время медитаций на горных вершинах, изучаю свои сны, ищу подсказку в случайных совпадениях, беседую с различными людьми - словом, делаю все то, что мы делаем, когда самым главным в нашей жизни становится познание.
- Представил.
- А теперь, - продолжала она, - можешь ли ты вообразить, что не найдешь того, что искал?
Вот это да! - подумал я, - как этой женщине удается открывать мне глаза!
Я поклонился в ответ.
- Моя Леди Ле Клерк, Принцесса Знания.
Она присела в медленном реверансе.
- Мой Лорд Ричард, Принц Огня.
Мы стояли рядом, нас окружала тишина и чистый горный воздух. Я обнял ее, и звезды, спустившись с небосвода, окружили нас. Мы стали одним целым со звездами, с Ле Клерком, с рукописью и полнящей ее любовью, с Пай, Тинк, Аткиным и Аттилой, со всем, что есть, что когда-либо было или еще будет. Одним. Единым.
(с)Ричард Бах