Пора сказок. Тюрьма
Может быть подойдёт к проекту "День огня, воды и медных труб" в Заповеднике Сказок.
Это была очень хорошая тюрьма. Как приют перед приездом строгих смотрителей.
Хотя тремя годами раньше Томми сразу невзлюбил приют. Впрочем, ему там тоже не сильно обрадовались. Он ведь сразу стал мстить всему свету за то, что родители оставили его одного в этом мире. Эпидемия «серой липучки» в тот год многих не пощадила.
В приюте не рассказывали сказок, а пытались отвлечь Томми образованием и ремёслами, но он всё равно сбежал, чтобы не портить там никому жизнь. Городской рынок принял его как родного. Рынки любят одиноких, неприкаянных и голодных. С повадками мангуста парню было довольно легко прокормить себя за счет рассеянных и ленивых толстосумов с хорошо торчащими кошельками. Томми никогда не попадался с поличным и смотрел на городового с усами на ширине плеч, невинным взглядом. Тот грозил ему кулаком, но ничего поделать не мог. Не попавшийся на нарушении закона - закона не нарушает.
Но и у жуликов бывают чёрные дни. Целую неделю удача ловко уворачивалась от вора.
На восьмой день, поступившись принципами, Томми отобрал у хилого сына сапожника краюху хлеба. Прознав про это, от него отвернулись даже добродушные продавщицы овощей, прикрывавшие его в былые времена. Никто не вступился за Томми, когда городовой, схватив его за загривок, привел в дом пострадавшего и тот кивнул в подтверждение ограбления. Зачитывая приговор, судья постоянно вздыхал и в конце зачем-то добавил, что, мол, у нас очень хорошая тюрьма.
Камера была свежевыкрашенная, с большим, но решётчатым окном. Кровать, тумбочка, табуретка и стол. На столе лежала стопка чистой бумаги, толщиной в две буханки пышного хлеба. Тюремщик объяснил, что таковы правила в этом заведении - чернил и перьев, сколько понадобится, а бумаги больше не будет. Не потому что дорогая, а таковы правила.
Томми было плевать на всё, в том числе и на правила. Он рвал и портил листы и даже использовал их по крайне неприятному для дорогой бумаги назначению.
Потом начал сочинять паскудные пасквили на короля, мол у того волосы до ушей и мешают услышать глас народа и бородавка на огромном пузе. Худой и лысый король очень сильно смеялся, читая.
Дальше Томми представил себя героем, пострадавшим в борьбе с режимом и перешёл к пламенным памфлетам и гневным призывам к восстанию и свержению ужасной власти. Огонь революции стекал с его листовок и воззваний. Говорят, королева лично разносила их по рынку, и торговцы охотно разбирали эти сочинения, поскольку бумага была очень добротная и практичная при упаковке колбас и сыра. Опять же кульки для семечек выходили из неё отменные.
Томми начал составлять планы освобождения, расчерчивая листы хитроумными уловками. И даже пытался парочку применить. Тюремщик, собирающий коллекцию всевозможных способов побега, очень радовался каждой новой находке. В награду посылал Томми леденцы или гороховый суп. Это была очень хорошая тюрьма.
Томми утомился. Он стал писать прошения о помиловании. Он каялся, перечисляя свои страдания и мучения. Жаловался на условия содержания и еду. Городовой еле читал мокрые от слёз послания заключённого. Вызвал Тюремщика на предмет правильности режимного распорядка и меню. Тот явился с кипой положительных заключений от проверок всех уровней надзора. К рецепту киселя, приложил жалобу генерал-маршала о том, что в тюрьме кормят лучше, чем в штабе. Это и вправду была очень хорошая тюрьма.
И вот у Томми остался последний чистый лист. Его было жалко. Целый год Томми смотрел на него и думал о том, что все чистые листы - мёртвые. Они начинаются со смерти, но кто-то им дарит жизнь. А жизнь она разная бывает, и многое зависит от того, кто водит пером. Томми решил ничего не писать, никогда. И это «никогда» напугало его так сильно, что в тот же вечер он написал сказку о Маленькой Пони, которая случайно наступила на Ужика, отдавив ему хвост. Он не мог ползать и добывать себе пропитание, сородичи смеялись над ним и обзывались обидно. Ужик от отчаянья выкатился на дорогу, чтобы его раздавило телегой или склевали орлы. Но тут Маленькая Пони вернулась за ним. Всю жизнь потом катала на себе, и он смог увидеть то, чего никогда бы не удалось увидеть с земли. Они там даже пели в конце дуэтом.
Томми сложил исписанный лист самолётиком и запустил сквозь решётку на волю.
Впервые за долгое время он смог спокойно уснуть, улыбаясь самому себе.
Наутро булочник, доставлявший в тюрьму свежий хлеб, подобрал в канаве заблудившийся самолётик и, прочитав, сразу же отнёс его к судье. Судья облегчённо вздохнул и, не надевая мантии, тут же вынес постановление об освобождении Томми.
Хорошая тюрьма, это та, которую ты покидаешь, думал Томми, широко шагая по дороге к рынку. Он всё-таки оглянулся и долго смотрел на то и дело вылетающие из окон сурового здания бумажные самолётики. Отчего тюрьма казалась крутым берегом реки, истыканным гнёздами ласточек. На развилке он свернул к приюту. Буду рассказывать сказки, и учить детей складывать бумажные кораблики, решил Томми.
Самая лучшая тюрьма, это пустая тюрьма.
Это была очень хорошая тюрьма. Как приют перед приездом строгих смотрителей.
Хотя тремя годами раньше Томми сразу невзлюбил приют. Впрочем, ему там тоже не сильно обрадовались. Он ведь сразу стал мстить всему свету за то, что родители оставили его одного в этом мире. Эпидемия «серой липучки» в тот год многих не пощадила.
В приюте не рассказывали сказок, а пытались отвлечь Томми образованием и ремёслами, но он всё равно сбежал, чтобы не портить там никому жизнь. Городской рынок принял его как родного. Рынки любят одиноких, неприкаянных и голодных. С повадками мангуста парню было довольно легко прокормить себя за счет рассеянных и ленивых толстосумов с хорошо торчащими кошельками. Томми никогда не попадался с поличным и смотрел на городового с усами на ширине плеч, невинным взглядом. Тот грозил ему кулаком, но ничего поделать не мог. Не попавшийся на нарушении закона - закона не нарушает.
Но и у жуликов бывают чёрные дни. Целую неделю удача ловко уворачивалась от вора.
На восьмой день, поступившись принципами, Томми отобрал у хилого сына сапожника краюху хлеба. Прознав про это, от него отвернулись даже добродушные продавщицы овощей, прикрывавшие его в былые времена. Никто не вступился за Томми, когда городовой, схватив его за загривок, привел в дом пострадавшего и тот кивнул в подтверждение ограбления. Зачитывая приговор, судья постоянно вздыхал и в конце зачем-то добавил, что, мол, у нас очень хорошая тюрьма.
Камера была свежевыкрашенная, с большим, но решётчатым окном. Кровать, тумбочка, табуретка и стол. На столе лежала стопка чистой бумаги, толщиной в две буханки пышного хлеба. Тюремщик объяснил, что таковы правила в этом заведении - чернил и перьев, сколько понадобится, а бумаги больше не будет. Не потому что дорогая, а таковы правила.
Томми было плевать на всё, в том числе и на правила. Он рвал и портил листы и даже использовал их по крайне неприятному для дорогой бумаги назначению.
Потом начал сочинять паскудные пасквили на короля, мол у того волосы до ушей и мешают услышать глас народа и бородавка на огромном пузе. Худой и лысый король очень сильно смеялся, читая.
Дальше Томми представил себя героем, пострадавшим в борьбе с режимом и перешёл к пламенным памфлетам и гневным призывам к восстанию и свержению ужасной власти. Огонь революции стекал с его листовок и воззваний. Говорят, королева лично разносила их по рынку, и торговцы охотно разбирали эти сочинения, поскольку бумага была очень добротная и практичная при упаковке колбас и сыра. Опять же кульки для семечек выходили из неё отменные.
Томми начал составлять планы освобождения, расчерчивая листы хитроумными уловками. И даже пытался парочку применить. Тюремщик, собирающий коллекцию всевозможных способов побега, очень радовался каждой новой находке. В награду посылал Томми леденцы или гороховый суп. Это была очень хорошая тюрьма.
Томми утомился. Он стал писать прошения о помиловании. Он каялся, перечисляя свои страдания и мучения. Жаловался на условия содержания и еду. Городовой еле читал мокрые от слёз послания заключённого. Вызвал Тюремщика на предмет правильности режимного распорядка и меню. Тот явился с кипой положительных заключений от проверок всех уровней надзора. К рецепту киселя, приложил жалобу генерал-маршала о том, что в тюрьме кормят лучше, чем в штабе. Это и вправду была очень хорошая тюрьма.
И вот у Томми остался последний чистый лист. Его было жалко. Целый год Томми смотрел на него и думал о том, что все чистые листы - мёртвые. Они начинаются со смерти, но кто-то им дарит жизнь. А жизнь она разная бывает, и многое зависит от того, кто водит пером. Томми решил ничего не писать, никогда. И это «никогда» напугало его так сильно, что в тот же вечер он написал сказку о Маленькой Пони, которая случайно наступила на Ужика, отдавив ему хвост. Он не мог ползать и добывать себе пропитание, сородичи смеялись над ним и обзывались обидно. Ужик от отчаянья выкатился на дорогу, чтобы его раздавило телегой или склевали орлы. Но тут Маленькая Пони вернулась за ним. Всю жизнь потом катала на себе, и он смог увидеть то, чего никогда бы не удалось увидеть с земли. Они там даже пели в конце дуэтом.
Томми сложил исписанный лист самолётиком и запустил сквозь решётку на волю.
Впервые за долгое время он смог спокойно уснуть, улыбаясь самому себе.
Наутро булочник, доставлявший в тюрьму свежий хлеб, подобрал в канаве заблудившийся самолётик и, прочитав, сразу же отнёс его к судье. Судья облегчённо вздохнул и, не надевая мантии, тут же вынес постановление об освобождении Томми.
Хорошая тюрьма, это та, которую ты покидаешь, думал Томми, широко шагая по дороге к рынку. Он всё-таки оглянулся и долго смотрел на то и дело вылетающие из окон сурового здания бумажные самолётики. Отчего тюрьма казалась крутым берегом реки, истыканным гнёздами ласточек. На развилке он свернул к приюту. Буду рассказывать сказки, и учить детей складывать бумажные кораблики, решил Томми.
Самая лучшая тюрьма, это пустая тюрьма.