"Васильна, зайди ко мне".
"Васильна, зайди ко мне", - мама вспоминала эту фразу и улыбалась. Фраза была для неё, как водораздел, вот тут настоящее, а тут хамство и бескультурье, пускай даже меценатствующее.
"Он что, возомнил себя Саввой Морозовым ? Деньги на возрождение театра он жертвует. Где он и где "Васильна". Это хоть он понимает? “
Я слушал её и улыбался, плохо понимая, о ком идёт речь. Мама была настоящей ленинградкой, ей и осталась навсегда, а я давно уже потерял интерес к новейшей питерской истории, персонажи которой были мне совершенно незнакомы.
"Банановый король", ставший меценатом, был ей уже сам по себе неприемлем.
"Мам, пускай лучше в культуру вкладывает", - говорил я.
"Ну, допустим... Только пусть не лезет в неё. Оркестр, видите ли ему медленно и тихо играет в "Лебедином озере". У вас в Израиле кто-то вот так лезет в культуру ?"
Кроме Мири Регев вспомнить никого не удалось. Да и то... она ведь комиссарша от культуры, а не меценат.
"И больше всего противно, когда еврей принимает христианство. Ну ещё при царях это можно было понять, ради карьеры, ради детей... Я родилась еврейкой... А тут в 50 или даже в 80 лет вдруг их пробивает. "Абрамович", "Рахмиэлевич", "я как человек верующий, крещеный, православный, как еврей.." Что они из себя посмешище делают!? "
Мама посмотрела на Стену.
" Мам, может подумаешь...? "
Мама устало покачала головой.
"Васильна, зайди ко мне", - она опять улыбнулась.