помимо правильного...
...количества букв «н» в написании названия эстонской столицы по-русски, популярна в Эстонии как тема для обсуждения такая же гипотетически допускаемая вариативность - 1 или 2 - в отношении необходимого количества в Эстонии государственных языков. Как бы я ни сторонился людей, обожающих «поговорить об этом», полностью гарантирующих избегания столкновения с ними социальных маневров я еще не освоил. Когда спрашивают, что я про это думаю, говорю всегда следующее: я считаю, что о русском языке как о государственном рассуждать примерно так же бессмысленно, как о возврате к керосиновым лампам или свечкам, и дело тут вовсе не в Эстонии, ибо в мире есть, кажется, единственная страна, в которой русский язык - государственный, и поскольку она мне кажется уже на земле свершившимся адом, я решительно не понимаю, зачем какой-то другой стране ей хоть в чем-то подражать, - неужели для того, чтобы поднять внутри себя котировки адовых сил. Пока не били, но однажды, полагаю, попробуют; однако я должен сознаться в том, что на самом деле я таким образом в большей степени срываю злость на досаждающих мне дебилах, чем достоверно проясняю истинные причины моих непримиримых возражений против любых попыток прописывания в Эстонии касающихся русского языка законодательных норм. Если я однажды захочу высказаться по этому поводу предельно искренне, то я скажу примерно то же самое, что я сейчас здесь напишу. В школе у меня был друг-одноклассник, бабушка которого жила в Сочи; каждое лето, насколько я помню, он недели на 3 ездил ее проведать. И вот однажды, уже в разгар перестройки, думаю, в 89-ом году, он в очередной раз туда поехал в июле или в августе, между нашими предпоследним и последним классами, и, будучи уже юношей лет 16 и начинающим, так сказать, рок-музыкантом (он собрал первую в нашей школе группу), он по приезду в Сочи стал тогда, быть может, впервые интересоваться не столько пляжными удовольствиями (живущему на Балтике человеку вода в Черном Море всегда кажется богом ниспосланной благодатью), а различными «неформальными» сторонами общественной жизни; любой музыкант - всегда меломан, поэтому мой друг стал ходить в Сочи по различным местам, в которых с рук торговали пластинками и прочими музыкальными или околомузыкальными товарами. Кто помнит то время, тот наверняка помнит, что в таких местах рано или поздно пластинки становились далеко не профильным предметом купли-продажи, и так называемый «клуб по интересам» неизбежно превращался в барахолку, однако поскольку пластинки все-таки окончательно оттуда не пропадали, по инерции меломанскую молодежь все равно влекло туда, тем более что она никогда не была чужда и красивым шмоткам, и, допустим, недоступному в магазинах типу алкоголя. В общем, мне мой друг рассказал, что обнаружив в то лето пару-тройку таких в Сочи мест, он замечал на них русскоязычных людей из Эстонии (чуть постарше нас, конечно), которые пытались продавать местному населению некоторые произведенные легкой промышленностью ЭССР товары, выдавая их за западные. Например, пачку эстонских сигарет «Rumba», стилизованную под мальборовский дизайн, было продавать опасно для жизни, потому что повернув пачку другой стороной, можно было прочитать «Румба» и все соответствующие надписи о никотине и смолах на русском, а вот с пачкой тоже эстонских сигарет «Ekstra» такое проканывало, потому что даже на «русской» стороне пачки слово «Экстра» было набрано таким, так сказать, авангардным шрифтом, что кириллица в нем легко не узнавалась, и эти сигареты действительно предприимчивым торгашам удавалось порой продать как минимум втридорога. Но мой одноклассник рассказал мне, что однажды видел позорную попытку продать как раз «Румбу», закончившуюся раскрытием подлога и то ли побоями, то ли погоней: сочинцы уже купили несколько пачек, расплатились, и вдруг заметили и русскоязычную часть «маркировки»; «Ах вы суки ебаные», завопили они, «щас на хуй вас поубиваем», и началось то ли битье таллиннцев, то ли преследование, не помню. Вот, собственно, в этой реакции этих людей (русских!) на русский язык, по сути, и кроется суть моего отношения к русскому языку. Единственной сферой человеческой деятельности, в которой русский язык вызывает у меня доверие и даже приятные чувства, является искусство, причем исключительно некоммерческое; во всех остальных случаях примененный и использованный для определения чего-то русский язык мне кажется верным указанием на этого чего-то дурное качество и уебищность. Вернее, если на пачке макарон среди шести или семи инструкций по их приготовлению на разных языках присутствует и русскоязычная, я не начинаю автоматически думать, что они несъедобные, но вот если на табличке с указанием адреса на жилом доме наряду с названием улицы на каком-либо использующем латиницу языке набрано и русскоязычное, я моментально начинаю думать, что уровень жизни на этой улице как минимум в два раза хуже, чем он мог бы быть, если для набирания ее по-русски на табличке на ней не было бы повода. Русский язык в бытовой сфере - это язык совка, правопреемницей какового современная Россия самым закономерным образом является, упоенно наследуя от него убожество советского мироуклада, поэтому я решительно настаиваю на том, что русский язык в бытовом обслуживании хорош только тогда, когда он является актом доброй воли со стороны обслуживающего персонала, а не следованием прописанного в законодательстве требования. Потому что само по себе «обслуживание по-русски» - это, увы, чаще всего означает вовсе не просто обслуживание на русском языке, а присущее совковому сервису полное пренебрежение к интересам клиента, иногда диктуемое просто хронической русской ленью (это еще не худший вариант; ты тогда просто не получаешь того, на что вправе был рассчитывать, но тебе, по крайней мере, не хамят), или русской же наглостью (когда или с тобой ведут себя развязно, или открыто тебя оскорбляют). Повторюсь, я по аду не скучаю и в нем нужды не испытываю, так что меня способна лишь испугать мысль о том, что мой родной язык мог бы уравняться в статусе в стране моего проживания, допустим, со шведским языком в Финляндии. Скажу больше: я вообще считаю, что для человека, занятого в абсолютно любом ремесле, предполагающем общение с людьми (я имею в виду отнюдь не только продавщиц или официанток, но и, например, врачей или адвокатов), владение языком хотя бы одной цивилизованной нации является куда более важным качеством, чем его собственно профессиональная состоятельность, то есть для меня говорящий только по-русски даже самый что ни на есть «хирург от бога» кажется человеком, способным быть востребованным по своим профессиональным заслугам только в аду (в России или в месте компактного проживания русскоязычного населения, в каковых это население чаще всего устраивает по подобию своей т.н. «исторической родины» микроады), а это значит, что он, будучи способен заработать себе репутацию и, возможно, даже какие-то деньги, все равно оказывается обречен жить среди варваров, что, как мне представляется, ужасно печально (даже быт самых благоустроенных в жизни светил Боткинской больницы мне все равно кажется адом, потому что им же все равно приходится дышать московским воздухом), так что повторюсь, - владение русским языком (который является родным все-таки не только у варваров, а это означает, что он может служить самым комфортным средством коммуникации и не с варваром) - это - если вы «работаете с клиентами» - только лишь полезное дополнение к какому-либо неварварскому языку, языку народа, в массовом порядке проявляющего вкус и волю к высокому уровню жизни, высокой степени бытового комфорта (использование языком латиницы - не верный, но высоковероятный признак того, что на нем говорит именно такой народ). Вспомните тех жителей Сочи, которых разгневал русский язык на сигаретной пачке, которую они сочли полной хороших сигарет: заметив русские слова, они тут же поняли (абсолютно справедливо), что сигареты эти - плохие. И ничего с тех пор не изменилось: русский язык и кириллица ничего хорошего не предвещают; четверть века назад большинство вменяемых людей в СССР знали и понимали, что надпись на иностранном языке служит правдоподобным указанием на высокое качество товара или услуги, но тогда русские советские люди склонны были объяснять такую ситуацию не собственной национальной проклятостью, а насажденным политическим строем, однако ныне, когда формально Россия является «демократией» и «рыночной экономикой», но фактически остается таким же анусом мира, как и в советские времена (в то время как даже самые близкие к ней и разделяющие с ней общее советское прошлое использующие латиницу страны существеннейшим образом приблизились к некогда так вдохновлявшим русских советских людей «евростандартам»), и среди собственно россиян, и среди русскоязычных диаспор освободившихся от русского ига соседних с Россией стран (представители которых чувствуют себя обделенными «западными благами», в таком - как им кажется - изобилии достающимися «титульным нациям» восстановивших независимость экс-имперских территорий) возникла сильная потребность в максимально возможном расширении присутствия в их жизненном пространстве русского языка во всяких возможных формах. Я же чувствую потребность в этого присутствия сужении, а не расширении, потому что, не имея ничего против культивирования русского языка как языка великих писателей и поэтов, я отчетливо осознаю, что на уровне и бытовой, и массовой культуры русский язык по-прежнему служит средством эдакой легитимации разнообразной хуйни и всевозможного дерьма; о сфере обслуживания уже было пространно сказано, так что напоследок - касаясь не бытовой, а как раз массовой культуры - я замечу, что точно так же, как каждый вменяемый русский человек в СССР периода застоя и перестройки сознавал, что певцы Кобзон, Ротару, Хиль, Пьеха, Леонтьев - это тотальная и невыносимая ебань (находя выгодную альтернативу им в непредставленной в советских теле- и радиоэфирах западной поп-музыке), с моей точки зрения, каждый современный вменяемый русский человек должен крайне негативно воспринимать фигурантов современной российской поп-сцены, предпочитая им представителей западной, однако, по всей видимости, число вменяемых людей в России существенно сократилось, поскольку в условиях уже не госзаказа, а подлинной диктатуры рынка в шоу-бизнесе масса обескураживающе бесталанных людей в диапазоне от певицы Валерии до певца Михайлова оказываются в современности людьми весьма состоятельными, честно зарабатывая себя на разнообразные блага (а не будучи дотируемыми «статьями» национальной «культурной отрасли», каковыми были «патриотические» артисты в СССР); а если взять, например, Эстонию, то можно констатировать, что концерты российских артистов вызывают у местного русскоязычного населения несравненно более широкий интерес, чем концерты западных звезд, причем тот или иной русский певец может современному русскому человеку в Эстонии не так уж и сильно нравиться, но он - человек - так часто смотрит на него - певца - по российскому телевидению (каковое он - человек - инерционно смотрит каждый вечер и выходные напролет), что эстонская гастроль этого певца становится чем-то вроде приезда знакомого, если не родственника, проигнорировать который было бы просто невежливо. Вот это вообще, по-моему, свидетельствует в пользу исключительности тупости, присущей доминирующему большинству русской нации, даже дебильности, полной неспособности эволюционировать (а еще - завистливости; я несколько раз встречал в своей жизни случаи, когда русские люди в Эстонии мотивировали свой отказ от похода на таллиннский концерт той или иной западной звезды тем, что их, мол, бесит, что эстонцы в зале весь концерт без конца подпевают; уверен, подлинная причина такого раздражения - вовсе не мешающее слушать артиста пение публики, - которого никогда на самом деле не слышно, видны только открывающиеся «синхронно» рты, а «продвинутость» эстонцев в английском, которая помогает им далеко не только на таких концертах, но и вообще в жизни). Поэтому, пусть кому будет как угодно, а про себя я могу сказать следующее: чем меньше русского языка вокруг, тем легче мне дышится. Если бы до меня регулярно доносились сказанные на русском языке какие-то умные вещи, едва ли я дошел бы тогда до таких наблюдений, но поскольку я имею дело чаще всего с перманентным на нем подле себя «говорением хуйни», я констатирую: люди, которым мало в моей стране объемов представленности в ней русского языка, кажутся мне больными. Даже ебнутыми, если выразиться точнее, потому что порой от него просто спасу нет, настолько навязчивы и невежественны часто оказываются его носители. Что я слышу от незнакомых людей вокруг себя на русском языке каждый день? «Пиздят про спину Путина, не дождутся, он им еще даст всем просраться», «Навальному америкашки платят», «Удальцову Саакашвили платит», «Меркель охуела за этих баб из церкви заступаться, газ ей отключить надо, сразу заткнется». И никто из прохожих или «попутчиков», или людей в очереди в кассу в магазине никогда не скажет рядом со мной по-русски чего-нибудь прекрасного. Ни разу, например, я не слышал, чтобы разговаривающие между собой вблизи от меня по-русски люди говорили бы о том, как они восхищаются Машей Алехиной, Надей Толокно и Катей Самуцевич