Ожидалъ ли Чаадаевъ для Россiи великаго будущаго?
Ожидалъ ли Чаадаевъ (какъ ожидали славянофилы) для Россiи великаго будущаго? Въ Первомъ философическомъ письмѣ, написанномъ въ концѣ 1820-хъ и опубликованномъ въ 1836 г., онъ настроенъ пессимистически: коренной недостатокъ Россiи и русскаго народа - отсутствiе прошлаго, отсутствiе накопленнаго опыта, отсутствiе понятiй о правѣ, законѣ, долгѣ; преодолѣть этотъ недостатокъ не получится, потому что опытъ нужно получать въ реальной жизни, а не читая книжку о чужой странѣ (напр. Францiи или Англiи); русскiй народъ можетъ прiобрѣсти опытъ только самъ, самостоятельно, а этого къ началу XIX в. ещё не произошло.
Но приблизительно черезъ нѣсколько мѣсяцевъ или черезъ годъ послѣ скандала 1836 г., то есть около 1837 г., въ «Апологiи сумасшедшаго» онъ уже сомнѣвался въ этомъ. У Россiи хотя мало, но всё-таки есть какое-то прошлое. Есть какiе-то хорошiе задатки. Изъ ситуацiи «отсутствiя опыта» можетъ быть два выхода, и Чаадаевъ не увѣренъ, какой изъ нихъ болѣе вѣроятенъ, онъ допускаетъ вѣроятность обоихъ. Пессимистическiй варiантъ - опытъ надо прiобрѣтать только самостоятельно, поэтому народъ, у котораго мало опыта, ещё надолго останется отстающимъ и никудышнымъ. Оптимистическiй варiантъ - опираясь на опытъ Европы, опытъ Запада, можно выйти на болѣе хорошую дорогу, стараясь не совершить кровавыхъ ошибокъ Запада (въ ходѣ этихъ-то кровавыхъ ошибокъ западные народы и прiобрѣли опытъ и выработали понятiя о порядкѣ, правѣ и законѣ); а Россiя въ будущемъ сама можетъ принести пользу Западу. Опираясь на чужой опытъ, мы можемъ стать на большей высотѣ и съ этой высоты многое увидѣть.
«Болѣе того, у меня есть внутреннее убѣжденіе, что мы призваны рѣшить большую часть проблемъ соціальнаго порядка, довести до конца большую часть идей, возникшихъ въ старыхъ обществахъ, отвѣтить на наиболѣе важные вопросы, которые занимаютъ человѣческій родъ. Я часто говорилъ и люблю это повторять: мы, такъ сказать, назначены по самой природѣ вещей быть настоящимъ жюри, судьями многочисленныхъ процессовъ, ведущихся передъ великими трибуналами человѣческаго духа и человѣческаго общества».
Чаадаевъ, «Апологiя сумасшедшаго» (въ пер. на русск.). Эти мысли близки къ славянофильскимъ.
О томъ, что Россiя можетъ «преподать урокъ» Западу, Чаадаевъ говорилъ и въ Первомъ философическомъ письмѣ; въ чёмъ именно могъ состоять такой урокъ, онъ не уточняетъ (можетъ быть, это вообще урокъ отрицательный - «показать, какъ не надо дѣлать»). Въ «Апологiи» Чаадаевъ въ намного большей степени надѣется на великое будущее Россiи.
Вотъ цитата изъ Перваго философическаго письма Чаадаева, въ томъ переводѣ, который былъ опубликованъ въ 1836 г. (непосредственно передъ этими словами говорится о томъ, что народъ можетъ прiобрѣсти опытъ только самостоятельно, - но не «на слухъ» съ чужихъ словъ):
«Мы принадлежимъ къ націямъ, которыя кажется не составляютъ еще необходимой части человѣчества, а существуютъ для того чтобъ со-временемъ преподать какой-нибудь великій урокъ міру. Нѣтъ никакого сомнѣнія, что это предназначеніе принесетъ свою пользу; но кто знаетъ, когда это будетъ?»
Изъ этихъ словъ не ясно, что это за «урокъ».
Чаадаевъ много разъ переходилъ отъ оптимизма въ отношенiи Россiи къ пессимизму и обратно. Вотъ что онъ писалъ во время Крымской войны, то есть предположительно около 1854 г. (25 лѣтъ прошло послѣ написанiя Перваго философическаго письма, а онъ повторилъ почти тѣ же самыя мысли, что и въ письмѣ):
«Воображаютъ, что имѣютъ дѣло съ Францiей, съ Англiей. Вздоръ, мы имѣемъ дѣло съ цивилизацiей въ ея цѣломъ, а не только съ ея результатами, но съ ней самой, какъ съ орудiемъ, какъ съ вѣрованiями, съ цивилизацiей, примѣняемой, развиваемой, усовершенствованной тысячелѣтними трудами и усилiями. Вотъ съ чѣмъ мы имѣемъ дѣло, мы, которые живемъ лишь со вчерашняго дня, мы, ни одинъ органъ которыхъ, въ томъ числѣ даже и память, достаточно не упражнялся и не развивался».
Аф. 158, с. 172 по 1987.
Но приблизительно черезъ нѣсколько мѣсяцевъ или черезъ годъ послѣ скандала 1836 г., то есть около 1837 г., въ «Апологiи сумасшедшаго» онъ уже сомнѣвался въ этомъ. У Россiи хотя мало, но всё-таки есть какое-то прошлое. Есть какiе-то хорошiе задатки. Изъ ситуацiи «отсутствiя опыта» можетъ быть два выхода, и Чаадаевъ не увѣренъ, какой изъ нихъ болѣе вѣроятенъ, онъ допускаетъ вѣроятность обоихъ. Пессимистическiй варiантъ - опытъ надо прiобрѣтать только самостоятельно, поэтому народъ, у котораго мало опыта, ещё надолго останется отстающимъ и никудышнымъ. Оптимистическiй варiантъ - опираясь на опытъ Европы, опытъ Запада, можно выйти на болѣе хорошую дорогу, стараясь не совершить кровавыхъ ошибокъ Запада (въ ходѣ этихъ-то кровавыхъ ошибокъ западные народы и прiобрѣли опытъ и выработали понятiя о порядкѣ, правѣ и законѣ); а Россiя въ будущемъ сама можетъ принести пользу Западу. Опираясь на чужой опытъ, мы можемъ стать на большей высотѣ и съ этой высоты многое увидѣть.
«Болѣе того, у меня есть внутреннее убѣжденіе, что мы призваны рѣшить большую часть проблемъ соціальнаго порядка, довести до конца большую часть идей, возникшихъ въ старыхъ обществахъ, отвѣтить на наиболѣе важные вопросы, которые занимаютъ человѣческій родъ. Я часто говорилъ и люблю это повторять: мы, такъ сказать, назначены по самой природѣ вещей быть настоящимъ жюри, судьями многочисленныхъ процессовъ, ведущихся передъ великими трибуналами человѣческаго духа и человѣческаго общества».
Чаадаевъ, «Апологiя сумасшедшаго» (въ пер. на русск.). Эти мысли близки къ славянофильскимъ.
О томъ, что Россiя можетъ «преподать урокъ» Западу, Чаадаевъ говорилъ и въ Первомъ философическомъ письмѣ; въ чёмъ именно могъ состоять такой урокъ, онъ не уточняетъ (можетъ быть, это вообще урокъ отрицательный - «показать, какъ не надо дѣлать»). Въ «Апологiи» Чаадаевъ въ намного большей степени надѣется на великое будущее Россiи.
Вотъ цитата изъ Перваго философическаго письма Чаадаева, въ томъ переводѣ, который былъ опубликованъ въ 1836 г. (непосредственно передъ этими словами говорится о томъ, что народъ можетъ прiобрѣсти опытъ только самостоятельно, - но не «на слухъ» съ чужихъ словъ):
«Мы принадлежимъ къ націямъ, которыя кажется не составляютъ еще необходимой части человѣчества, а существуютъ для того чтобъ со-временемъ преподать какой-нибудь великій урокъ міру. Нѣтъ никакого сомнѣнія, что это предназначеніе принесетъ свою пользу; но кто знаетъ, когда это будетъ?»
Изъ этихъ словъ не ясно, что это за «урокъ».
Чаадаевъ много разъ переходилъ отъ оптимизма въ отношенiи Россiи къ пессимизму и обратно. Вотъ что онъ писалъ во время Крымской войны, то есть предположительно около 1854 г. (25 лѣтъ прошло послѣ написанiя Перваго философическаго письма, а онъ повторилъ почти тѣ же самыя мысли, что и въ письмѣ):
«Воображаютъ, что имѣютъ дѣло съ Францiей, съ Англiей. Вздоръ, мы имѣемъ дѣло съ цивилизацiей въ ея цѣломъ, а не только съ ея результатами, но съ ней самой, какъ съ орудiемъ, какъ съ вѣрованiями, съ цивилизацiей, примѣняемой, развиваемой, усовершенствованной тысячелѣтними трудами и усилiями. Вотъ съ чѣмъ мы имѣемъ дѣло, мы, которые живемъ лишь со вчерашняго дня, мы, ни одинъ органъ которыхъ, въ томъ числѣ даже и память, достаточно не упражнялся и не развивался».
Аф. 158, с. 172 по 1987.