о современной российской социальной графике
Предложили написать о современной российской социальной графике для сайта Открытая Россия. Статей на эту тему, написанных искусствоведами и арт-критиками, практически нет, если знаете хорошие тексты, пришлите, пожалуйста, ссылки. Решила, что нужно браться за эту задачу и писать самой. Это фрагментарный обзор, все интересные работы упомянуть в нем было невозможно.
о современной российской социальной графике
http://openrussia.org/post/view/797/
В нашей стране, чтобы иметь более или менее неискаженные представления о действительности и транслировать их дальше, надо самим становиться исследователями. В общем поле с независимыми журналистами, правозащитниками, социологами начинают работать социальные художники. Я попробую кратко рассказать о социальной графике и о том, чем она может помочь в формировании гражданского общества.
Легче начать рассказ с собственного опыта. Соглашусь со словами художника Петрова-Водкина: «Если твоя работа не совершенствует тебя - другого она бессильна усовершенствовать, а иной социальной задачи как улучшения человеческого вида нет…» Долгое время мне мешала закрытость художественной среды и особенно собственный страх выйти за ее пределы. С 2008 года я начала вылазки в другие социальные среды и рисование графических репортажей - документальных историй в картинках. Получились истории про работников совхоза, учителей сельских школ, мигрантов, православных активистов, ЛГБТ-сообщество, секс-работниц, малолетних заключенных и т. д. Я увидела, что другие среды не менее изолированы друг от друга, что приводит к взаимному презрению, страху, ненависти.
Из серии «Черные портреты», 2010
Эти два портрета я нарисовала в один день: с православным активистом познакомилась на молебне против Генплана Москвы, а с «интеллигентом» - в рюмочной на Большой Никитской. Сам собой сложился диптих - иллюстрация нашей предельной разобщенности и взаимного неуважения.
Это рисунок из графического репортажа «Сельская школа», действие происходит в деревне под Тулой. Когда я удивилась, что дети не знают «столицу Родины», мне ответили: «Москва - большая помойка, в которой живут уроды».
Ситуация усугубляется официальными СМИ, которые создают отталкивающие образы-шаблоны многих социальных групп. Так, я боялась первый раз ехать в детскую колонию, ожидая увидеть малолетних дегенератов. В реальности черное и белое оказались переплетены, выносить приговор чужим поступкам стало невозможно.
Из проекта «Урок рисования в детской колонии», 2010-14
До встречи с секс-работницами в моей голове тоже жил образ, созданный медиа: наглая, вызывающая, накрашенная проститутка. А в жизни они оказались усталыми женщинами в обычной одежде, многие - матерями-одиночками, пришедшими в проституцию, чтобы кормить своих детей.
Из графического репортажа «"Девочки" Нижнего Новгорода», 2013
Когда я только начинала делать графические репортажи, это воспринималось как что-то очень маргинальное. В последние годы ситуация изменилась - появляется все больше графических документальных историй на социальные темы, вот несколько из них:
Татьяна Фасхутдинова, «Неизвестные истории из жизни Лени Родина», 2012
«Леня Родин - мой друг. Он инвалид с рождения. <…> Хотелось рассказать не столько о тех нелепых, выбешивающих ситуациях, которые то и дело случаются с ним от равнодушия людей, от неготовности и нежелания общества воспринимать инвалидов, сколько о его способности дружить, мечтать, строить планы и исполнять их, о его увлеченности делом, о совершенном отсутствии обиды на судьбу, о внутреннем спокойствии и гордости, несмотря на жесткость и даже жестокость обстоятельств».
Яна Сметанина, «Обитатели 5-й психиатрической больницы в Хотьково», 2013
«В детстве я очень боялась "сумасшедших". <…> Когда, спустя почти три десятилетия, волею судьбы я познакомилась с обитателями 5-й психиатрической больницы в Хотьково, каково же было мое удивление, когда я осознала, что почти все эти женщины были жертвами насилия и именно из-за этого либо потеряли рассудок, либо подорвали силы и волю к жизни. <…> Ранние изнасилования, в том числе инцест, нападения на улице, избиения собственным мужем».
Болотян Ильмира (иллюстрации), Милантьева Наташа (тексты), «ЖИТИЕ ОДНОЙ МОНАХИНИ», 2013
«Наташа Милантьева - двоюродная сестра моей подруги - провела в монастыре более 18 лет. Она - монахиня Русской Православной Церкви - вынуждена была покинуть свою обитель, поскольку жизнь там угрожала ее здоровью и начальствующие более не желали видеть ее в рядах своих насельниц. Ее уникальный опыт лег в основу коротких рассказов и пьес о монастырской жизни. Наташа - свидетель событий, которые ни один журналист не сможет ни снять, ни показать».
Эти работы и многие другие были показаны на выставках социальной графики «Феминистский карандаш» (кураторы проекта В. Ломаско и Н. Плунгян).
Документальная, репортажная графика особенно уместна в суде, так как во время заседаний запрещено фотографировать и снимать видео. Художники-активисты в разных российских городах и на постсоветском пространстве рисуют происходящее в залах суда на политических процессах.
Радик Вильданов, «Судебные приставы перекрыли коридор», процесс «Узники 6 мая», 2014
Я и Злата Понировская ведем сайт «Рисуем суд», представляющий из себя архив рисунков с политических судов и информационных текстов об этих процессах.
Появляются инициативы, связанные с рисованием и не на политических процессах. Например, петербургский Кризисный Центр для женщин стал приглашать художниц документировать суды своих клиенток, связанные со случаями партнерского и сексуального насилия.
Белорусская художница Марина Напрушкина рисует в Германии суды, на которых беженцы из разных стран просят убежища, и собирает материалы в «Библиотеку для беженцев». Этот проект только частично связан с Россией (много историй беженцев из Чечни и Дагестана), но было невозможно пропустить в обзоре такой удачный синтез социального рисования и правозащитной деятельности. Рассказывает Марина: «Я подготавливаю тетради с судов, а потом люди переводят их на разные языки. Основная наша задача, чтобы страница служила информационной платформой для самих беженцев. Зачастую они не подготовлены к суду, не знают, как он проходит и что там стоит ожидать. Уже сейчас тетради читают во многих странах мира». Историю беженцев из Дагестана полистать можно здесь.
Так же, как и судебные рисунки, графика, создаваемая для митингов, должна быть ясным и эмоциональным высказыванием. Многие художники-активисты участвуют в оппозиционных митингах со своими рисованными плакатами или даже помогают с оформлением целых колонн. Например, на митинге 2012 года в поддержку «Узников 6 мая» колонна «Левого Фронта» вышла с портретами политзаключенных, нарисованными художником Николаем Олейниковым. Этот же художник в 2014 году организовал «Творческую антифашистскую мастерскую», на которой помог активистам коллективно создать плакаты для акции 19 января.
Фотография Василия Петрова
На большинстве графических плакатов были портреты.
Правда, портреты политических активистов - это скорее политическая, а не социальная графика. Также только с натяжкой к социальной графике можно отнести многочисленные графические образы, появившиеся на протестных митингах 2012-13 годов. Основные темы - критика Путина и поддержка Pussy Riot, плакатов о социальных проблемах я не помню.
Выделяются на общем фоне работы петербургской художницы Елены Осиповой. Еще до протестной активности 2012 года художница начала ходить на акции и одиночные пикеты с большими рисованными плакатами. Есть у нее плакаты и против сноса старинных домов, и о проблеме туберкулеза, и против бытового расизма, и о детях, втянутых в наркоторговлю, и против убийства журналистов, и на многие другие социальные темы.
Фотография Аси Ходыревой
Даже тему войны в Украине художница раскрывает социально. Ее плакаты - «Не ходи, сынок, на войну», «Матери и жены, остановите войну» и монументальный цветной «Не верь в справедливость войны» - трактуют войну не как абстрактное зло, а как личную трагедию женщин, потерявших сыновей и мужей.
Еще одно подходящее для социальной графики пространство - городские стены. В последние два года заметным явлением в социальном стрит-арте стали работы петербургской группы Gandhi. Чаще всего группа делает крупные трафареты в лаконичном плакатном стиле. Например, так выполнена серия с женщинами-мигрантками и последняя работа Gandhi - фреска на заборе в московском Центре социальной адаптации для бездомных.
Трафареты группы Gandhi, сделанные в рамках АРТФЕСТИВАЛЯ СОЛИДАРНОСТИ, фото Антона Андросова, 2014
Gandhi принадлежит одно из немногих художественных высказываний на тему войны в Украине. В Музее уличного искусства они сделали монументальную фреску «Бабы новых нарожают» и объяснили ее так: «Мы видим и слышим все, что происходит вокруг - война, которая формально не была объявлена, но перманентно ведется на внешних и внутренних фронтах. <…> Наша героиня - женщина с коктейлем Молотова, внутри которой светится младенец-солдат, обреченный воевать из-за денег и власти незнакомых ему людей. Она выбрала бунт, понимая, что в случае неудачи ее ребенок в будущем сам пойдет на нее с оружием».
«Бабы новых нарожают», 2014, фото со страницы группы Gandhi в фейсбуке
Для распространения левых идей всегда использовался самиздат. Художники-графики активно сотрудничают с этими независимыми изданиями.
Уже много лет издается газета «Что делать?», ее выпускает одноименное объединение левых художников, философов, арт-критиков, писателей, социальных исследователей и активистов. Часть номеров выложена на сайте группы. Газета оформляется графикой, но это не иллюстрации, а художественные серии, объединенные с текстами только общей тематикой.
Много графики печатается в анархистской газете «Воля».
Особенно визуально интересным был номер 2013 года, выпущенный к 8 марта и оформленный работами феминистских художниц. Такое разнообразие графических жанров не встретишь в официальной прессе: плакаты, трафареты, комикс, графический репортаж, эмблемы, рисованная обложка.
Постепенно появляются феминистские зины (зин - независимое малотиражное издание). В 2013 году была презентация первого номера «Молота ведьм».
На днях выходит первый номер квир-феминистского зина «Наглая рванина», в качестве анонса здесь представлен один из разворотов выпуска.
Квир-феминистский зин «Наглая рванина», 2014
Особенно меня интересует, как социальная графика может стать частью правозащитных, образовательных проектов. С 2010 года я сотрудничаю как волонтерка с Центром содействия реформе уголовного правосудия и участвую в творческих поездках в детские колонии. Мой проект «Урок рисования» - часть правозащитной и образовательной инициативы Центра, он включает в себя конспекты уроков, специально разработанных для детских колоний; рисунки, сделанные воспитанниками на этих уроках; мои зарисовки из колоний; различный самиздат (календари, открытки, брошюры).
Календарь для девичьей Новооскольской колонии, 2012
Большая часть материалов «Уроков рисования» выложена в моем блоге.
Другой пример - проект петербургской художницы Ольги Житлиной «Конкурс анекдота Ходжи Насреддина». Каждую неделю на протяжении нескольких месяцев художница организовывала неформальные встречи с мигрантами в чайхане. За чашкой чая все вместе разбирали конфликты на национальной почве, которые случаются мигрантами в России, и придумывали емкие, остроумные ответы - так, чтобы и обидчика поставить на место, и не спровоцировать насилие против себя. Художница Анна Терешкина рисовала для проекта комикс о современном Ходже Насреддине и его сестре Дильфузе, попавших в России в типичные конфликтные ситуации. Баблы («пузыри») были пустые или только с репликами обидчиков, мигранты сами придумывали ответы Ходжи и Дильфузы, самые остроумные реплики вписывались в комикс.
Одна из встреч в чайхане, 2014. Фото Виктории Ломаско
Надеюсь, что даже этот фрагментарный обзор отечественной социальной графики дает представление о ее разнообразии, особенно по сравнению с ситуацией в нулевые годы. Однако из-за ужесточения цензуры круг тем, на которые можно публично высказываться, не опасаясь штрафа, уголовного наказания или еще какого давления со стороны государства, начинает стремительно сужаться.
Еще хуже официальной цензуры внутренняя цензура организаторов социальных проектов. Например, в одном из них мне предложили оставить в графическом репортаже жалостливые истории мигрантов, но убрать все про виновников их злоключений - российских полицейских, судей и чиновников, злоупотребляющих властью. Подобные решения объясняются тем, что кастрированные социальные работы - «все же лучше, чем ничего», в результате вместо анализа явлений в их целостности зритель опять получает искаженные образы.
В 2012-13 годах художники реагировали на происшествия в политической и социальной жизни потоком работ, во многих из которых недостаток профессионализма и поверхностность искупались оперативностью и актуальностью темы. Сейчас придется меньше реагировать, больше рефлексировать. В принципе, на любой социальной теме можно раскрыть основное зло российского общества - наше тотальное отчуждение друг от друга и неуважение. А для самых радикальных работ остаются социальные сети, улицы и самиздат.
и на английском, перевод Томаса Кэмпбелла -- http://therussianreader.wordpress.com/2014/12/11/lomasko-socially-engaged-graphic-art-russia/
*