Лохи (ч.39)
Дед Семён:
"У деревьев есть память. Если нацарапать на стволе: "Коля + Оля", дерево запомнит надолго. Но лучше нацарапать самую умную мысль самого мудрого из людей, а ещё лучше - формулу какого-нибудь великого научного открытия, например, фотосинтеза. Дерево выживет, если царапать не слишком глубоко, не разрушить ту удивительную глубинную память, которая творит одно из самых совершенных существ.
И у воды есть память. Если влить в воду мазут или лучшие в мире духи, вода запомнит надолго. Но в течении своём она хранит глубинную, только ей присущую память - быть чистой водой. Если её разрушить - вода умрёт, но если позволить воде течь бесконечно, ничего в неё не вливая, то станет она живою водою. Но живая вода не нужна живым.
У человека очень много памяти. Он помнит вкус брусники и запах духов, стон погибшего дерева и сияние радуги, помнит множество мудрых мыслей и формул - сколько всего и нацарапано и налито! Есть ли подо всем этим, там, в самой глубине, хоть кусочек, хоть зёрнышко той единственно ему присущей памяти, где он не мыслитель или воитель, не раб и не царь, но одно из самых совершенных существ?"
"У деревьев есть память. Если нацарапать на стволе: "Коля + Оля", дерево запомнит надолго. Но лучше нацарапать самую умную мысль самого мудрого из людей, а ещё лучше - формулу какого-нибудь великого научного открытия, например, фотосинтеза. Дерево выживет, если царапать не слишком глубоко, не разрушить ту удивительную глубинную память, которая творит одно из самых совершенных существ.
И у воды есть память. Если влить в воду мазут или лучшие в мире духи, вода запомнит надолго. Но в течении своём она хранит глубинную, только ей присущую память - быть чистой водой. Если её разрушить - вода умрёт, но если позволить воде течь бесконечно, ничего в неё не вливая, то станет она живою водою. Но живая вода не нужна живым.
У человека очень много памяти. Он помнит вкус брусники и запах духов, стон погибшего дерева и сияние радуги, помнит множество мудрых мыслей и формул - сколько всего и нацарапано и налито! Есть ли подо всем этим, там, в самой глубине, хоть кусочек, хоть зёрнышко той единственно ему присущей памяти, где он не мыслитель или воитель, не раб и не царь, но одно из самых совершенных существ?"