Из принципа Ле Шателье следует, что системы меняются дискретно (скачкообразно). Так как любая система стремится к равновесию и сопротивляется переменам, то ее трансформация невозможна эволюционным путем, а только революционно (привет марксистам!).
Длительность и уровень дальнейшего развития определяется силой импульса, которую получит система. Так, империя Петра родилась из смуты 17-го века и просуществовала до следующей смуты три века.
А вот как выглядят с системной точки зрения русские революции 20-го века.
Главный вопрос последних десятилетий царской России - аграрный.
России в международном разделении труда и растущей мировой торговле досталась роль поставщика зерна. Это был тот самый внешний вызов, который требовал перемен: модернизации сельского хозяйства и соответствующих аграрных отношений. Чему помещики сопротивлялись изо всех сил. У них было две опоры: помещичье землевладение и дешевая рабочая сила. Все крестьянские реформы должны были эти опоры сохранить. Поэтому реформа 1861-го предусматривала непомерные выкупные платежи и сохранение для бывших крепостных статуса временнообязанных с исполнением все той же барщины (или оброка) до полной выплаты выкупа. Та же самая цель была у столыпинской реформы. Милюков пишет о том, что Столыпин взялся выполнять именно помещичью программу, даже кадеты предлагали по сравнению с ней действительно радикальные преобразования. Таким образом и помещичье землевладение, и крепостные пережитки благополучно дожили аж до 1917-го.
И только мировая война стала тем внешним толчком, который похоронил устаревшие отношения. Архаичная система не могла выдержать войну на истощение и закономерно надорвалась.
По иронии судьбы Февраль 1917-го должен был успокоить подозрения союзников насчет стремления России к сепаратному миру, но выбив из системы одну подпорку, февралисты привели к полной потере управляемости. В наступившем хаосе на первый план вышло «революционное творчество масс». Два вопроса владели умами народа: вопрос о мире и вопрос о земле. Ответом были дезертирство и черный передел.
Только та сила, которая отражала эти два устремления, имела шанс взять власть, и таких сил в России было только две: левые эсеры и большевики. Причем, большевикам пришлось принять по земельному вопросу программу левых эсеров, ибо отменить черный передел уже в 1917-м было никому не под силу. Троцкий вспоминает, что Ленин назвал это ошибочной, но вынужденной уступкой.
И уже через 10 лет противоречия вылезли с новой силой. Если помещики не проводили модернизацию из-за наличия дешевых сельских батраков, то крестьяне-нэпманы не могли обеспечить города и армию товарным хлебом из-за малых размеров своих хозяйств. С 1928-го в городах вводят продовольственные карточки. Но на коллективизацию система отреагировала сопротивлением, которое было подавлено массовым раскулачиванием.
И оставалась проблема индустриализации - по сути войны и мира, ибо способность страны обороняться и обеспечивает мир. На начальном этапе ее проводили иностранные специалисты - за нехилые деньги, нужно сказать. К концу 30-х выросли и собственные кадры, но они уже стали конкурентами заслуженным, проливавшим кровь на майдане колчаковских фронтах. Понадобился большой террор, чтобы преодолеть их сопротивление избирательной и партийной реформам. Благодаря этому СССР успел таки подготовиться к войне.
Обе насущные для России проблемы были решены при Сталине. Но и только.
И реформа аграрная, и реформа оборонная были давно перезревшими. В отличие от Петра Сталин не придал системе импульса развития. Поэтому новые критические противоречия вылезли сразу после смерти Сталина, когда выяснилось, что демагогия «научного коммунизма» прикрывает идеологическую пустоту.