Галл Аноним. Книга III (2)

[sovice_snezni]

panis defecisset, qui plus potest, quam possit facere ius civile

III.21 Война и победа над чехами

Затем воинственный Болеслав, собрав множество воинов, открыл новую дорогу в Чехию, в чем его можно сравнить с Ганнибалом и с его удивительными деяниями. Именно, как тот, собираясь завоевать Рим, первый проложил путь через гору Юпитера, так и Болеслав, намереваясь вторгнуться в Чехию, прошел через места непроходимые, по непроторенному пути. Тот, перейдя с трудом через одну гору, достиг большой славы и оставил о себе память; Болеслав же с большим трудом взошел не на одну, а на очень много гор, окутанных облаками. Тот, долбя гору, только старался выровнять горные вершины; этот, валя стволы деревьев и скалы, всходя на крутые горы, не переставал прокладывать путь по густым лесным зарослям и настилать гати в глубоких болотах. Болеслав из чувства справедливости по отношению к Борживою, сохраняя к нему дружбу в течение трех дней и ночей, с большим трудом проходя путь, совершил в Чехии такие дела, что всегда о нем будут вспоминать как о победителе. После того, как Болеслав, наконец, с таким трудом вторгся в Чехию, он не стал, подобно хищному волку, опустошать ее, как чехи Польшу, но, подняв знамена, под звуки труб, с построенными в ряды полками, с громкими тимпанами, не спеша, шел по открытым равнинам Чехии и искал сражения, не находя его, и не столько желал добычи и пожаров, сколько стремился положить конец самой войне. Между тем чехи несколько раз появлялись толпами, но сейчас же после стычки с поляками поспешно убегали. Из соседних гродов также выходило много рыцарей, которые при встрече с поляками, обрушившимися на них, возвращались обратно и этим давали удобный случай поджигать предместья. Младший же брат Борживоя, о котором я раньше сказал, своими просьбами мешал Болеславу брать добычу, предавать все огню, разрушать страну, так как вследствие юношеской доверчивости, полагаясь на слова изменников, верил, что он может приобрести королевство без войны и без победы. И когда уже на четвертый день, ожидая столкновения, Болеслав спешил прямой тропой к Праге и приблизился к какой-то речке, правда, не большой, но трудной для перехода, на другой стороне реки, собрав войско, обосновался вождь чехов, который именно здесь (не осмеливаясь где-нибудь в другом месте), полагаясь на естественную неприступность места, ожидал Болеслава, собираясь помешать его переходу. А Болеслав, найдя врагов, которых искал, рассвирепел, как лев, увидевший, что добыча спряталась за ограду, так как не имел возможности дать сражение. Как только поляки собирались перейти реку в верхнем или нижнем ее течении, сейчас же на другой стороне реки, напротив них, появлялись чехи. Была эта речка, по ложным уверениям чехов, находившихся вместе с Болеславом, очень болотиста и чрезвычайно опасна для такого большого войска, даже если бы никто не препятствовал его движению. Болеслав же, видя, что он, поступая так, лишь зря проводит время и что день уже кончается, так как солнце склоняется к западу, предоставляет чешскому князю по-рыцарски сделать выбор, а именно: или Болеслав предоставит ему место для перехода через реку, или сам перейдет через нее, если князь чешский очистит ему переправу. Он уверял даже, что пришел в Чехию не ради захвата ее столицы, а потому, что по обыкновению взял на себя защиту изгнанников и несчастных, как когда-то он поступил и по отношению к нему. Поэтому пусть он или мирно призовет своего брата для участия в отцовском наследстве, или справедливый судья всех людей установит истинную справедливость путем сражения на поле. На это князь чешский ответил: "Я охотно готов принять моего брата, если ты примешь своего; но я не осмеливаюсь разделить с ним королевство, кроме как по решению императора. Если бы я имел возможность или желание сразиться с вами врукопашную, я бы не ожидал вашего разрешения, поскольку прежде имел полную возможность переправы".

Латынь

Inde belliger Bolezlauus, collecta multitudine militari, novam viam aperuit in Bohemiam, quo potest Hannibali facto mirabili comparari. Nam sicut ille Romam impugnaturus per montem Iouis primus viam fecit, ita Bolezlauus per locum horribilem, intemptatum prius, Bohemiam invasurus penetravit. Ille montem unum laboriose transeundo tantam famam et memoriam acquisivit, Bolezlauus vero non unum sed plures nubiferos quasi supinus ascendit. Ille solummodo cavando montem, coequando scopulos laborabat, iste truncos et saxa volvendo, montes arduos ascendendo, per silvas tenebrosas iter aperiendo, in paludibus profundis pontes faciendo, non cessabat. Tanto itaque labore Bolezlauus pro iustitia Boriuoy et amicitia tribus diebus et noctibus iter faciens fatigatus, tale quid in Bohemia fecit, unde semper erit triumphali memoria recordatus. Postquam tandem Bolezlauus tanto discrimine Bohemiam est ingressus, non statim, predam faciens, ut Bohemi de Polonia, quasi lupus rapiens est regressus, immo vexillis erectis, tubis canentibus, agminibus ordinatis, tympanis resonantibus, paulatim per campos Bohemie patentes, bellum querens et non inveniens, incedebat, nec predam, nec incendia prius, quam finem bello fieri, cupiebat. Interim Bohemi per turmas aliquociens apparebant, sed statim Polonis irruentibus cursu prepeti fugiebant. De castellis quoque contiguis multi milites exiebant, qui Polonis irruentibus obviantesa occasionem suburbia comburendi faciebant. Frater vero Boriuoy minimus, quem predixi, predas capi, incendia fieri, terram destrui, Bolezlauo supplicans prohibebat, quia regnum acquirere sine bello puerili simplicitate verbis traditorum sine victoriis se credebat. Cumque iam die quarto bellum expectans Bolezlauus ad Pragam recto tramite properaret, fluvioque cuidam, non magno quidem sed difficili transitu, propinquaret, ex altera parte fluminis exercitu congregato dux Bohemorum residebat, qui Bolezlauum ibi, non ausus alibi, difficultate loci confisus, transitum prohibiturus expectabat. At Bolezlauus repertis hostibus, quos querebat, quasi leo visa preda septis conclusa stomachabatur, quia pugnandi copiam non habebat. Nam sicubi Poloni modo sursum, modo deorsum transire reputabant, ex altera parte fluminis ibi Bohemi contra stabant. Erat enim fluvius Bohemis, qui cum eo erant, mentientibus, paludosus, tante multitudini nullo resistente periculosus. Videns autem Bolezlauus, quod sic agens tempus in vacuum expendebat et quod dies sole ad occasum vergente declinabat, eleccionem audacie militaris duci Bohemico proponit, videlicet: aut Bolezlauus sibi locum dabit, ut transeat, vel illuc transibit, si dux Bohemicus loco cedat; asserens etiam occupandi causa sedem se Bohemicam non venisse, sed more solito iustitiam fugitivorum causamque miserorum, sicut quondam sibi fecerat, defendendam suscepisse. Quapropter aut suum fratrem in sorte hereditatis paterne pacifice revocaret, aut iustus iudex omnium inter sese prelio campestri veram iustitiam declararet. Ad hec dux Bohemicus respondit: Fratrem quidem meum libens recipere, si tuum receperis, sum paratus, sed cum eo regnum dividere, nisi consilio cesaris, non sum ausus. Si vero voluntatem vel facultatem habuissem vobiscum cominus confligendi, non vestram licentiam expectarem, cum longe habuerim prius licentiam transeundi.

Английский

After such perils Bolesław entered Bohemia at last, but he did not plunder and then, like a wolf seizing its prey, at once retreat, as the Czechs did in Poland. Instead, he raised his banners and to the sound of trumpets and the beating of drums he advanced slowly with orderly ranks through the open plains of Bohemia, inviting battle but not finding it, and not wishing to burn or plunder until he had brought the war to a close. ... When Bolesław saw that he was wasting his time in these efforts, and that the day was declining and sunset approaching, Bolesław proposed a chivalrous challenge to the duke of Bohemia: either Bolesław would give him the opportunity to cross, or he would cross to him, if the duke would move back.

Насколько смог разобрать - в эпизоде с вызовом точнее русский перевод.

eleccionem audacie militaris duci Bohemico proponit - у меня получилось что-то похожее на "предоставил герцогу Богемии благородный воинский/рыцарский выбор". По контексту - как раз скорее "благородный рыцарский"/audacie militaris.

III.22 Опустошение поляками земли Чешской

Болеслав же, видя, что князь чешский в своих ответах ничего определенного, кроме пустых слов, не давал, с рассветом, еще в часы отдыха, поднял лагерь и спустился к реке Лабе, однако, не отдалившись от берега той реки по которой шел. Там же, возле реки Лабы, он перешел без препятствий через эту речку и поспешил к битве на то место, где ее прервал. Когда же он подошел к стоянке чехов, он нашел там только их следы. Созвав совет старейших, он разумно предложил осуществить то, что казалось ему более полезным и почетным. Некоторые из старейших говорили: "Вполне достаточно того, что мы в течение трех дней мужественно стояли на земле врагов и не дождались войны, хотя все их войско было собрано и находилось здесь". Другие же говорили: "Справедливы суждения Божьи и скрыты они от людей. До сих пор дела наши шли хорошо, но если мы и дальше здесь задержимся, то еще неизвестно, куда повернется наша судьба". Напротив, Болеслав и младшие отвергали решения старцев и предлагали идти в Прагу, как и прежде. И, конечно, совет младших победил бы решение старцев, если бы не нехватка хлеба, который имеет больше значения, чем права человека. Согласившись с планом возвращения, Болеслав дал разрешение во время обратной дороги все сжигать и опустошать. Сам он постоянно шел с построенными по-боевому отрядами, большей частью находясь в последних рядах, прикрывающих все войско. У него были также рыцари, построенные в боевые ряды, чтобы идти впереди поджигателей и опустошителей и смотреть, как бы не появились неожиданно чехи. И когда он так мудро и предусмотрительно вел войско и туда и обратно, в пятницу, разбив стоянку у входа в лес, он приказал установить более частую стражу, всем быть наготове и каждому легиону, если случайно произойдет нападение, оставаться на своем месте. Этой же самой ночью после появления утренней зари, когда Болеслав предался молитвам, внезапно весь лагерь охватила какая-то паника, вызвавшая у всего войска неожиданный крик. Тогда также и провинции, наподобие вооруженных когорт (как было установлено), расположились каждая на своем месте, готовые его защищать; дворцовая же дружина, вооруженная по-придворному, стала вокруг Болеслава, с тем, чтобы биться на жизнь или смерть. А Болеслав, услышав крик народа, сейчас же поднялся, окруженный дружиной юношей, на более возвышенное место, чтобы произнести речь, и там своими словами поднял мужество у храбрых, у трусливых же подавил их страх и боязнь. Он сказал так.

Латынь

Videns autem Bolezlauus, quia dux Bohemicus in hiis responsionibus, quas mandaret, nullam certam rationem nisi verba solummodo nuda daret, crepusculo diei, tempore requiei, castra movit, nec ab illius ripa fluminis ad Labe flumen descendendo se removit. Ibi vero iuxta Labe flumen illum fluviolum sine obstaculo pertransivit et festinans ibi bellum, ubi dimiserat, requisivit. Cum autem ad Bohemorum staciones perveniret, nec aliud de ipsis, quam vestigia, reperiret, convocatis senioribus consilium inivit, ubi satis, quod salubrius et honestius esse videbatur, cum ratione diffinivit. Quidam enim de senioribus aiebant: Tribus diebus satis sufficit per virtutem in terra hostium nos stetisse, nec bellum illis omnibus congregatis et presentibus invenisse. Iterum alii dicebant: Iudicia Dei vera sunt et hominibus occultata; bene processimus usque modo, sed si diucius immoramur, in dubio pendet, quo se verterint ista fata. Econtra Bolezlauus et iuvenes seniorum consilia postponebant et ire Pragam ut in antea conlaudabant. Et vere vicisset seniorum consilia consilium iuvenile, nisi panis defecisset, qui plus potest, quam possit facere ius civile. Collaudato vix itaque consilio Bolezlauus redeundi, redeundo comburendi dedit licenciam et predandi. Ipse vero semper ordinatis cohortibus incedebat, plerumque cum extremis agminibus pro subsidio subsistebat. Habebat etiam acies militum ordinatas, qui combustoribus et predatoribus anteirent et a Bohemis supervenientibus providerent. Cumque tam prudenter tamque sagaciter exercitum duxisset ac reduxisset et ad silvarum introitum VIa feria iam stationem posuisset, vigilias crebriores fieri, paraciores esse unamquamque legionem, si tumultus forte fieret, in sua stacione persistere precepit. Eadem nocte Bolezlauo post matutinas orationibus persistente, forte quidam horror universam stacionem occupavit et clamorem subitaneum per totum exercitum excitavit. Tum queque provincia, queque cohors armata, sicut constitutum fuerat, in sua stacione perstitit, suum locum defensura; acies vero curialis curialiter armata circa Bolezlauum astitit, ibi victura, vel ibidem moritura. At Bolezlauus audito clamore populi statim iuvenum multitudine circumstantium coronatus, ascendit in locum locuturus aliquantulum altiorem, ibique sua locucione probis auxit audaciam, timidis horrorem ademit pariter et timorem, sit exorsus:

Английский

In fact, the younger faction would have prevailed over their elders had it not been that bread was running out - and bread always prevails over politics. So the decision to return was reluctantly approved, and Bolesław gave permission to loot and burn as they did. He himself, however, was always careful to advance in ordered ranks, and for most of the way he stayed behind with the last columns to protect them. For he kept his divisions in formation, to go ahead of those responsible for looting and burning, and also kept an eye out for a sudden attack from the Czechs. So he led his army there and back so cautiously and prudently, and on the Friday set up a camp by the entrance to the forest. He gave orders for more watches to be kept and for each division to remain at their posts on the ready in case any disturbance broke out. The same night while Bolesław was still at prayer after matins, by chance some panic seized the whole camp and the entire army broke into sudden uproar. Then each province and each body of men at arms remained at their posts as they had been ordered, ready to defend their position. The court guard in princely armor rallied around Bolesław, prepared to win or die there. But when Bolesław heard the uproar among his people, he at once ascended an elevation, ringed about by the multitude of his young followers, in order to address them. His words gave fresh courage to his seasoned men and allayed the fears and panic of the fearful ones.

panis defecisset, qui plus potest, quam possit facere ius civile - нехватка хлеба, каковая имеет влияние большее, чем создаваемое законом.

Болеслав шел в хвосте колонн или отрядов/agminibus с построенными когортами/ordinatis cohortibus. Впереди также были построенные полки/acies militum ordinatas, которые предшествовали поджигателям и опустошителям/combustoribus et predatoribus.

Tum queque provincia, queque cohors armata - в это время каждая провинция, каждая вооруженная когорта... Это оборот лучше в английском переводе.

acies vero curialis curialiter armata - "дворцовый полк". Вооруженный по-придворному, насколько понял.

matutinas orationibus - это "утреня". В то время, насколько понимаю, совершалась в ночь глухую, после полуночи.

III.23 О смелости и прозорливости Болеслава

"О юноши, прославленные своими добрыми нравами и своей природой, вместе со мной прошедшие испытания войны, со мной привыкшие к труду! Спокойно терпите и вместе с тем с радостью встречайте сегодняшний день, который украсит вас славой победы. До сих пор чехи, издеваясь над поляками, считали за военные подвиги похитить что-нибудь из наших стад и с этим убежать в леса, подобно морским или лесным чудовищам. Вы же уже седьмой день находитесь на их земле, сжигая города и пригороды, видите вождя их и собранное войско, ищете возможности сразиться и не можете ее найти. Вот поэтому сегодня, начнут ли чехи сражение, или нет, сегодня, с помощью Бога, поляки отомстят за свои обиды. И когда вы вступите в сражение, вспомните о грабежах, о пленных, о поджогах, вспомните о похищенных ваших девушках, женах и матерях, вспомните, сколько раз они оскорбляли вас, сколько раз они, убегая, утомляли вас, преследующих их. Братья и храбрые рыцари, потерпите еще немного, юноши мои жизнерадостные, будьте мужественны на войне! Сегодняшний день принесет вам то, чего вы всегда желали; сегодняшний день положит предел печали, которую вы столько времени испытывали. Уже появляется Аврора, быстро засияет этот славный день, который откроет измену и неверность чехов, накажет дерзость и гордость их и отомстит за обиды, нанесенные нам и родителям нашим. Наступает день, говорю я, день, о котором в Польше всегда будут вспоминать с уважением; день великий, но суровый для чехов, память о котором всегда будет для них страшна. Приходит этот день, славный для поляков и ненавистный для чехов, день, говорю я, всеобщего радостного веселья, который сегодня низко склонит к земле головы чехов и в который всемогущий Господь возвысит десницей в Своем величии скромное чело наше". По окончании этой речи совершается общая месса для всего лагеря, епископы произносят своим прихожанам проповедь, весь народ получает духовное подкрепление в святом причастии. Совершив все эти обряды, построившись рядами, как обычно, поляки вышли с места стоянки и так постепенно подошли к опушке леса. Когда же к лесу пришло такое множество людей, не знакомых с местностью и не нашедших следов дороги, то каждый вынужден был прокладывать себе путь по бездорожью и, таким образом, не мог придерживаться ни своего знамени, ни боевого порядка. И так как прошел слух, что и этот путь и все другие завалены деревьями, они стали возвращаться по другой дороге, которая не могла вместить такого множества людей. Князь же Болеслав шел с правой стороны со строем дворцового отряда, как добрый пастырь позади своего войска. Комит Скарбимир укрылся с другой стороны в небольшом лесу (о чем Болеслав не знал) и там ожидал в засаде чехов, если они случайно появятся. Гнезненский же отряд, посвященный покровителю Польши, с некоторыми знатными и другими храбрыми рыцарями ожидал на какой-то небольшой равнине появления князя; а равнина эта разделяла большие леса от небольшого леса, находившегося впереди. И когда Болеслав, следуя сбоку через небольшой лесок за своим войском, увидел своих и его увидели свои, он принял своих за врагов и теми также был принят за врага; но, подойдя ближе и внимательнее разглядев оружие, они узнали польские знамена и, таким образом, едва избежали почти начавшегося преступного кровопролития. Между тем чехи, как бы уже уверившись в победе, спешили, не построившись, как прежде, рядами, а один за другим, и полагали, что они захватят в лесу поляков не готовыми к сражению, не построенными, скрывающимися, рассеянными, подобно зайцам. А бесстрашный Болеслав, увидев врагов уже поблизости, воскликнул: "Юноши мои, пусть будет нашим начало сражения, пусть будет нашим и конец!" Сказав это, сейчас же свалил копьем с коня первого в строю врагов, и одновременно с ним виночерпий Дирсек поднес "смертоносное питье" другому. Тогда же польская молодежь наперебой обрушивается на врагов и начинает сражение сначала копьями, а потом пускает в ход и мечи; немногих из подошедших чехов спасают их щиты, панцири же не помогают им, а мешают своим весом, шлемы придают им почет, но не спасают их голов. Там меч точится о меч, там познается храбрость рыцарей, там мужество побеждается мужеством. Лежат распростертые тела, лица и груди увлажняются от пота, ручьи наполняются кровью. Юноши польские восклицают: "Вот какое мужество признается мужами, вот какую должно приобрести славу, а не заниматься грабежами и обшариванием лесов, наподобие хищных волков!" Там сверкающий строй чешских и тевтонских рыцарей, будучи первым, первым и рушится под тяжестью своих панцирей, не получая помощи. Все еще, однако, вождь чехов, несмотря на то, что весь цвет его воинства был повержен, во второй и в третий раз пытался отомстить за свой урон, бросая вперед свои отряды, но всегда лишь увеличивал этим число погибших. Скарбимир также с воеводским полком сражался по ту сторону леса с другими отрядами чехов, так что ни Болеслав о Скарбимире, ни Скарбимир о Болеславе ничего не знали, где находится тот и другой и ведет ли сражение. С обеих сторон Марс развивает свои силы. Судьба играет, поворачивается колесо судьбы чехов, Парки режут нить их жизни, Цербер разевает прожорливую пасть, перевозчик трудится, переплывая через Ахеронт, Прозерпина смеется, Фурии выкладывают перед чехами змеиные одежды, а Евмениды готовят серные ванны, Плутон приказывает Циклопам изготовить рыцарям короны, достойные их заслуг, с зубами и языками змиев и драконов. Но что же мы медлим? Чехи, видя, что их дело по божественному велению успеха не имеет и побеждает смелость и справедливость поляков, а вместе с тем, что лучшие из них лежат грудою трупов, поодиночке обращаются в бегство, но поляки думают, что они не бегут, а только делают вид, что бегут. В самом деле, чехам помогла долина, находившаяся между врагами, и лес, которые скрыли их бегство и хитрости. Поэтому князь поляков Болеслав мешал воинственным рыцарям легкомысленно преследовать их, опасаясь засады чехов и их хитрости. Наконец, поляки, удостоверившись в бегстве чехов, сейчас же пускаются преследовать их, отпустив поводья своих лошадей. Итак, поляки, одержав блестящую победу, не откладывают первоначального плана возвращения в Польшу; своих, раненных в Чехии, возвращаясь, они берут с собой и, прибавив к семи дням еще три, затрачивают на поход десять дней. До такого поражения и позора дошел воинственный народ чешский, что по вине изменников был растоптан под ногами поляков, лишившись почти всех храбрых и благородных рыцарей. В этой битве с чехами участвовал и Збигнев, которому было полезнее бежать, нежели оставаться на месте. Поляки же, возвращаясь из Чехии с большой радостью, приносят вечную благодарность всемогущему Господу, восхваляя победителя, славнейшего князя Болеслава.

Латынь

O iuventus inclita moribus et natura, mecum semper erudita bello, mecum assueta labore; securi sustinete, pariter expectate leti diem hodiernum, qui vos triumphali coronabit honore. Hactenus Bohemi sicut monstra marina vel silvatica de gregibus nostris aliquid rapuisse et cum eo per silvas aufugisse Polonis insultabant et pro militia reputabant. Vos vero iam die VII° terram eorum circuistis, villas et suburbia combussistis, eorum ducem et exercitum congregatum vidistis, bellum quesistis nec invenire potuistis. Quippe aut hodie Bohemi si bellum non commiserint, aut si commiserint, hodie Deo iuvante Poloni suas iniurias vindicabunt. Et cum prelium inieritis memores estote predarum, captivorum, incendiorum; memores estote puellarum raptarum, uxorum et matronarum; memores estote quociens vos irritaverunt; memores estote quociens, ipsi fugientes, vos inse quentes fatigaverunt. Ergo sustinete modicum fratres et milites gloriosi, estote fortes in bello iuvenes mei letabundi. Hodierna dies vobis conferet, quod semper optastis, hodierna dies dolorem delebit, quem tanto tempore comportastis. Iam aurora apparet, cito dies illa gloriosa exardebit, que tradicionem et infidelitatem Bohemorum revelabit et presumptionem et superbiam eorum conculcabit et que nostras et parentum iniurias vindicabit. Dies inquam, dies illa, dies semper in Polonia recolenda; dies illa, dies magna et amara semper Bohemis et horrenda; dies illa, dies Polonis gloriosa; dies illa, dies Bohemis odiosa; dies, inquam, omni tripudio letabunda, que frontes hodie Bohemorum humotenus inclinabit, in qua Deus omnipotens cornu humilitatis nostre dextera sue magnitudinis exaltabit. Hac oratione completa missa generalis per omnem stationem celebratur, sermo divinus suis parrochianis ab episcopis predicatur, populus universus sacrosancta communione confirmatur. Quibus rite peractis, cum ordinatis agminibus more solito de stationibus exierunt et sic paulatim ad silvarum introitum pervenerunt. Cum autem ad silvas tanta multitudo pervenisset, neque loci notitiam, neque vie vestigium habuisset, unusquisque sibi viam per devia faciebat et sic signa vel ordinem retinere iam nequiebat. Obstrusam enim viam, qua venerant, et omnes alias audiebant et ideo per viam aliam, non capacem tante multitudinis, rediebant. Dux vero Bolezlaus retro de latere dextro cum acie curiali subsistebat, totumque suum exercitum sicut pastor egregius premittebat. Comes quoque Scarbimirus ex altero latere in silva tenui Bolezlauo nesciente latitabat, ibique Bohemos, si forte sequerentur, in insidiis expectabat. Gneznensis etiam acies, patrono Polonie dedicata cum quibusdam palatinis aliisque militibus animosis in planicie quadam parva dominum subsistentem expectabat, que planities silvas maiores a minori silva prostante dividebat. Cumque Bolezlauus ex obliquo suum exercitum per silvam tenuem sequeretur, videns suos et a suis visus, hostes reputavit suos, a suis etiam hostis similiter estimatus; sed propius ad invicem accedentes et arma subtilius contemplantes, signa Polonica cognoverunt et sic a pene cepto scelere desierunt. Interim Bohemi, quasi iam certi de victoria, non ordinati uta prius catervatim, sed unus ante alium properabant, quia Polonos in silva iam receptos, ad prelium irrevocabiles, inordinatos, latitantes, dispersos se capere sicut lepores reputabant. At belliger Bolezlauus, visis hostibus iam vicinis, exclamavit: Iuvenes, feriendi nostrum sit inicium, noster quoque finis. Hoc dicto, statim venabulo primum in acie de dextrario supinavit et cum eo simul Dirsek pincerna potum alteri mortiferum propinavit. Tum vero iuventus Polonica certatim irruunt, lanceis prius bellum inferunt, quibus expletis enses exerunt; clipei paucos de Bohemis accedentes ibi clepunt, lorice pondus non subsidium illis reddunt, galee honorem ibi capitibus non salutem acquirunt. Ibi ferro ferrum acuitur, ibi miles audax cognoscitur, ibi virtus virtute vincitur. Corpora strata iacent, sudore vultus et pectora madent, sanguine rivi manant, iuvenes Poloni clamant: sic est virtus approbanda viris, sic famam querendo non predam furtim rapiendo silvamque petendo rapidorum more luporum. Ibi fulgens loricatorum acies Bohemorum et Theutonicorum, que prima fuit, prima corruit, gravata pondere, non adiuta. Adhuc tamen dux Bohemorum vice secunda, tercia, iam flore milicie prostrata iacente, suum dampnum catervas retorquens vindicare nitebatur, semperque suorum congeries corruencium augebatur. Scarbimirus quoque cum acie palatina, silvula dividente, cum aliis Bohemorum agminibus dimicabat, ita quod Bolezlauus de Scarbimiro vel Scarbimirus de Bolezlauo penitus, ubi staret, vel si prelium ageret, ignorabat. Ex utraque parte Mars suas vires exercet, fortuna ludit, rota Bohemorum eversatur, a Parcis fila Bohemorum secantur, Cerberus ora vorantia laxat, portitor Acheronti navigando laborat, Proserpina ridet, Furie viperinas illis vestes explicant, Eumenides balnea sulphurea parant, Pluto iubet Ciclopes dignas fabricare coronas militibus merito venerandis, dentibus anguinis, linguis nec non draconinis. Quid multis moramur? Videntes Bohemi suam causam divino iudicio non placere et Polonorum audaciam cum iusticia prevalere, suorum ibi meliorum acie prostrata, catervatim, divisim fugam arripiunt, nec eos fugere Poloni statim percipiunt, sed fugam simulare credunt. Convallis enim media quedam et silva Bohemos adiuvabat, que fugam eorum vel insidias occultabat. Ideo dux Polonorum Bolezlauus milites impetuosos presumptuose persequi prohibebat, quia cautelam Bohemorum et insidias dubitabat. Comperta tandem Poloni vera fuga Bohemorum, insequentes statim laxant suorum habenas equorum. Ergo potiti Poloni victoria triumphali, redeundi Poloniam iter inceptum non differunt, suos sauciatos in Bohemia redeuntes secum ferunt, superioribus adiectis denarium profectionis numerum impleverunt. Ad hoc enim detrimentum et dedecus bellica gens Bohemorum traditorum faccionibus est redacta, quod pene militibus probis et nobilioribus, Polonorum conculcata sub pedibus, est exacta. Ibi quoque cum Bohemis Zbigneus interfuit, cui fugisse similiter, quam ibi stetisse, plus profuit. Poloni vero de Bohemia cum ingenti tripudio remeantes, omnipotenti Deo grates rependunt eternales et Bolezlauo triumphanti laudes referunt triumphales.

Английский

After this speech was finished a general mass was celebrated throughout the camp, the bishops delivered the divine word to those of their diocese, and the whole people were strengthened by Holy Communion. When all this was properly performed, they advanced from the encampments in their ordered ranks according to custom and so gradually made their way to the entrance of the woods. But when so large a multitude reached the woods, having no knowledge of the area and finding no trace of a path, each man had to make his own way through the pathless terrain. Thus they were unable to keep to their ranks or standards. For they heard that the way they had come along and all the others were blocked, so they went back by another path, which could not accommodate such a multitude. But Duke Bolesław remained behind with the princely guard on the right flank, ushering the whole of his army through like a faithful shepherd. But as well on the other side and unbeknown to Bolesław Comes Skarbimir was in hiding in light woodland, in wait to ambush any Czechs who might be following. The unit from Gniezno as well, dedicated to the patron of Poland, with certain of the palatines and other doughty warriors stood in wait on a small plain for their lord as he stayed back. This plain separated the main forest from a smaller wood that stood out. As Bolesław moved obliquely through this light woodland to keep up with his main force, he could see his men and they could see him. But he mistook his own men for the enemy and his men similarly thought that he was the enemy. But as they drew closer to each other and could see their arms more distinctly, they recognized the Polish standards just in time to avoid committing a terrible deed. Meanwhile the Czechs, now feeling almost certain of victory, were racing ahead of each other, no longer in rank and units as before, imagining that now that the Poles had retreated into the forest they could not be called back to fight, and dispersed, out of their ranks, and cowering, they could be caught like hares. But Bolesław the warrior, seeing the enemy close by, cried out, “My young men, let us be the ones to strike first, and us the ones to finish.” So saying, immediately with his hunting spear he struck the first man in the enemy line to the ground from his horse, while at the same time as he did so, his cup-bearer Dzier¢ek served a fatal drink to another. Then indeed the Polish youth fell upon them in earnest, clashing first with lances, then when these gave out drawing swords. Shields shielded few of the Czechs who approached, their armor was more weight then help, their helmets gave their heads distinction but no safety. Iron on iron is sharpened here, the daring warrior is recognized here; brave men by brave are vanquished here. Bodies lie in heaps, faces and chests are pouring sweat, streams run with blood, the young Poles cry, “This is how men’s courage is proven, by thus winning fame and not stealthily snatching plunder and running for the woods in the way of greedy wolves.” Those Czechs and Germans in their gleaming armor who were the first in line were the first to fall, encumbered rather than helped by the weight. Yet the duke of the Czechs, though the flower of his knighthood lay fallen, attempted a second and still a third time by turning round his troops to make good his losses; but ever the heap of his slain grew higher. Skarbimir, too, with the palatine guard was battling other Czech detachments, but they were separated by a small wood, so that Bolesław had no idea where Skarbimir stood nor Skarbimir Bolesław, or even if the other was engaged in battle. On both sides Mars showed his strength, Fortune played, the wheel turned against the Czechs, the Fates cut the threads of the Czechs. Cerberus opened his devouring mouths, the ferryman of Acheron labored at his portage, Proserpina laughed, the Furies spread their viper garments, the Eumenides made ready baths of sulphur, Pluto commanded the Cyclops to fashion fit crowns for soldiers who truly deserved them, with the teeth of serpents and the tongues of dragons. Why go on at length? When the Czechs saw that their cause was not favored by the judgment of God and that the boldness of the Poles as well as justice was prevailing and the ranks of their best soldiers had fallen, they broke in flight, unit by unit and man by man. The Poles at first did not realize they actually were fleeing, and thought the rout was feigned. For a valley in the middle and the woods helped the Czechs, hiding whether this was a rout or a trick. Consequently Bolesław duke of the Poles checked his eager soldiers from overconfidently pursuing them, fearing deceit on the part of the Czechs and an ambush. When at last the Poles discovered that the Czech flight was genuine, they at once set off in pursuit as fast as their horses could carry them. The Poles, having thus won a triumphant victory, made no delay in continuing their journey home to Poland, taking back with them their comrades who had been wounded in Bohemia and making, with the addition of those above, the number (of days) for their journey to ten. For the warlike Czech race had suffered such loss and shame through cliques of traitors that it was practically bereft of its experienced and nobler fighting men after being crushed beneath the feet of the Poles. There, too, among the Czechs was Zbigniew, who like them found it more advantage to flee than to stand firm there. The Poles arrived back from Bohemia with enormous celebration, offering up eternal thanks to Almighty God and voicing praises in triumph to Bolesław the triumphant.

iuventus - юноши, отроки. Далее в описании сражения будет регулярно мелькать при описании польских войск.

ordinatis agminibus more solito - построенными отрядами в обычной манере

signa vel ordinem - знамена или отряда

Obstrusam - забаррикадированы, завалены

Далее занятное - Болеслав идет с acie curiali/полком дворцовым. И Скарбимир совершенно в другой части строя идет с acie palatina/полком дворцовым. С учетом нестрогого использования слов у Галла - даже не ясно - являются ли curiali и palatina у него полными синонимами или нет. Так-то Скарбимира Галл ранее обозначал "палатином" и comes Polonie palatinus (II.30). И acie palatina может быть его собственным отрядом/suis commilitonibus, что бы это тогда не означало.

Gneznensis etiam acies, patrono Polonie dedicata cum quibusdam palatinis aliisque militibus animosis - гнезненский полк, патрону Польши посвященный, с некоторыми придворными (?)/palatinis и другими отважными милитес.

Богемцы не построились по отрядам/catervatim, но мчались один за другим/sed unus ante alium properabant.

Болеслав свалил первого противника с помощью venabulo - это или "охотничье копье", или "дротик". Но я не уверен, что Галл использовал это слово именно в этом значении. =/ Польские "отроки"/iuventus Polonica сначала атакуют с ланцеями/lanceis, потом берутся за клинки/enses.

В последующем бою - богемцев и немцев лорики отягощают, но не помогают [им]/lorice pondus non subsidium. Немецкие и богемские полки описаны как fulgens loricatorum acies - сверкающие окольчуженные полки. Опять - gravata pondere, non adiuta, насколько понимаю - [лорики их] тяжело отягощали, но не поддерживали/не помогали.

Это вот подчеркивание отягощенности броней противника особенно занятно выглядит на фоне того, что ранее дворцовый полк Болеслава чуть не сцепился с гнезненским полком, опознали друг друга только вблизи по польским знаменам/signa Polonica. Не забываем - Галл утверждал, что кольчуги в войске поляков в ходу не были, они от них отказались.

При этом - смотрели поляки на оружие/arma, а рассмотрели знамена... Это если Галл тут не использовал слово signa в качестве обозначения каких-то нанесенных на оружие знаков. Рисунков на щитах, к примеру.

Отступление богемцев поляки изначально полагают ложным, обманным/fugam simulare и активно не преследуют, опасаясь засад и ловушек/insidias. Занятно, что сдерживает порыв поляков, по Галлу, премудрый Болеслав, который парой строк выше никак битву не контролировал. Панегирик такой панегирик.

laxant suorum habenas equorum - отпустив поводья своих лошадей.

В битве богемцы потеряли своих испытанных и благородных милитес - militibus probis et nobilioribus.

III.24

Между тем неутомимый Болеслав не находился в зимнее время, как человек ленивый, в праздности, а вошел в Пруссию, страну северную, скованную льдом, в то время как даже римские военачальники, воюя с варварскими народами, зимовали в заранее приготовленных укреплениях и не воевали в течение всей зимы. Войдя туда, он пользовался льдом озер и болот в качестве мостов, так как нельзя найти никакого другого подхода к этой стране, кроме как по озерам и болотам. Когда он перешел озера и болота и пришел в населенную страну, он не остановился на одном месте и не осаждал ни крепостей, ни городов, так как их там не было, поскольку страна эта, расположенная по островам, укреплена от природы озерами и болотами и разделена на наследственные участки (по жребию) между земледельцами и городскими жителями. Воинственный Болеслав, проходя повсюду по этой варварской стране, взял огромную добычу, поработил бесчисленное количество мужчин и женщин, юношей и девушек, рабов и служанок, сжег много домов и селений, после чего он без сражения вернулся в Польшу, хотя сражения он жаждал больше, чем чего-либо другого.

Латынь

Item inpiger Bolezlauus yemali tempore non quasi desidiosus in otio requievit, sed Prussiam terram aquiloni contiguam, gelu constrictam, introivit, cum etiam Romani principes in barbaris nationibus debellantes, in preparatis munitionibus yemarent, neque tota yeme militarent. Illuc enim introiens, glacie lacuum et paludum pro ponte utebatur, quia nullus aditus alius in illam patriam nisi lacubus et paludibus invenitur. Qui cum lacus et paludes pertransisset et in terram habitabilem pervenisset, non in uno loco resedit, non castella, non civitates, quia ibi nulla, sibi obsedit, quippe situ loci et naturali positione regio ista per insulas lacubus et paludibus est munita et per sortes hereditarias ruricolis et habitatoribus dispartita. Igitur belliger Bolezlauus per illam barbaram nationem passim discurrens predam inmensam cepit, viros et mulieres, pueros et puellas, servos et ancillas innumerabiles captivavit, edificia villasque multas concremavit, cum quibus omnibus in Poloniam sine prelio remeavit, quod prelium tamen invenire plus hiis omnibus exoptavit.

Английский

Restless Bolesław would not repose in ease during the winter season like an idle person, but marched into the frozen land of Prussia to the north. Yet even the Roman emperors when waging war among barbarian peoples would winter in fortifications prepared in advance, and did not campaign throughout the winter. So he entered their land, using the ice on lakes and marshes as his bridge, for no other way can be found into that country save by lake and marsh. And when he had crossed the lakes and marshes and reached habitable land, he did not pause in one place, nor did he besiege castles and cities, for there were none there. For by the lie of the land and its natural location this region on islands is protected by lakes and marshes, and divided among peasants and inhabitants into hereditary portions. So Bolesław the warrior marched far and wide through this barbarous nation, collecting immense plunder, seizing men, women, boys, girls, servant men and servant women in countless numbers, burnt down numerous buildings and villages, and with all these he returned to Poland without even fighting. Yet he would have given all these to be offered a battle.

У пруссов земля разделена между ruricolis et habitatoribus, т.е. "селянами и жителями". Что он тут ввиду имеет - ???

III.26

Между тем на следующий год, так как сам Святополк не сохранил ни данного слова, ни заключенного договора и, не думая об опасности, угрожавшей сыну, не стремился прийти для переговоров, назначенных Болеславом, или принести свое извинение, Болеслав собрал свое войско и покарал вероломного врага "железным бичом", но не разгромил окончательно. Когда он подошел к границам Поморья, где любой другой военачальник, даже с таким множеством войска, испытал бы страх, Болеслав, оставив основное войско, с избранными рыцарями поспешил вперед и решил стремительно захватить грод Вышегрод, в то время как горожане и не знали об этом и не строили укреплений. Когда же подошли к реке, которая, соединяясь с рекой Вислой, отделяла от них этот грод, расположенный на другом берегу, на мысу, образованном двумя реками, одни поспешно один за другим стали переплывать эту реку, другие же переправляться через реку Вислу на лодках мазовшан.

Латынь

Item anno sequenti, cum ipse Suatopolc neque fidem datam neque paccionem factam observaret, neque de periculo filii cogitaret, nec ad colloquium cum Bolezlauo constitutum venire, vel causam excusacionis mittere procuraret, suum Bolezlauus exercitum congregavit, hostemque perfidum aliquantulum in virga ferrea, sed non plenarie, visitavit. Qui cum ad confinium Pomoranie pervenisset, ubi quilibet princeps alius cum tota multitudine timuisset, exercitu relicto cum electis militibus in antea properavit et castellum Wysegrad impetuose capere, castellanis non premeditantibus, nec premunitis, cogitavit. Ubi vero ventum est ad fluvium, qui iunctus Wisle flumini castellum illud in angulo situm fluviorum1 ab eis ex altera parte dividebat, alii fluvium illum cursim, alius ante alium, transnatabant, alii vero Mazouiensium per Wislam fluvium navigio veniebant.

Английский

When he reached the borders of Pomerania, where any other prince even with a full force would have felt fear, he left the army behind and pushed ahead with selected warriors, planning to take the castle of Wyszogród by storm, for the townsmen were neither expecting it nor prepared. There, however, they reached a river, whichjoined the Vistula and separated them on one side from that castle, which was located in the confluence of the two rivers. Then some swam swiftly across, one after the other, while other Masovians came down the Vistula by boat.

relicto - оставил позади, покинул, отделился.

N.B. Традиционное уведомление - это любительские упражнения. Могут быть ошибки.