Шувалов, Казанский и Нефедкин.
Шувалов П.В. Оружие ранних славян // Культурные трансформации и взаимовлияния в Днепровском регионе на исходе римского времени и в раннем Средневековье. Доклады научной конференции, посвященной 60-летию со дня рождения Е.А. Горюнова (Санкт-Петербург, 14 - 17 ноября 2000 г.). 2004
Здесь опорой служит хороший обзор находок оружия на славянских поселениях и могильниках V-VII вв. (культуры типов Прага-Корчак, Колонии, Пеньковка и ряд памятников Румынии), сделанный Μ. Μ. Казанским [Kazanski 1999]. Из этой работы мною заимствованы данные о находках и их типологическом делении. Предствления же автора о функции того или иного типа и тем более социологические реконструкции пересмотрены мною заново. Раннеславянский археологический материал не может быть ещё разделён однозначно между доаварским, раннеаварским и более поздними периодами (хотя подходы к хронологическому членению уже разработаны И. О. Гавритухиным), так что привлекаемые археологические аналогии выходят за верхний хронологический рубеж нашего исследования и захватывают VII в.
К сожалению, интересная и очень важная работа Μ. Μ. Казанского носит скорее проблемный, нежели систематический характер: в ней учтены не все известные находки (например, с памятников Румынии), нет серьёзной критики источника (так, не все учтённые находки могут быть однозначно отнесены к выделенной им эпохе), имеются досадные ошибки в рисунках (например, топор из Хангу-Нямц, наконечник копья из Колочина). Между тем необходима работа по каталогизированию всех находок оружия V-VII вв. с территории востока Европы (от Одера и Карпат до Дона и Ильменя), а не только предположительно славянских культур. Только после проведения такого сплошного каталогизирования можно будет сделать серьёзные выводы о вооружении раннего славянства. Предлагаемые же сейчас (мною или коллегами) построения могут пока претендовать лишь на первое приближение к цели.
В свою очередь - "археологическая часть" статьи А.К. Нефедкина Тактика славян в VI в. (по свидетельствам ранневизантийских авторов) // Византийский Временник. Том 62 (87). 2003 большей частью базируется на указанной статье П.В. Шувалова.
При описании копий славян я опираюсь на разработки П.В. Шувалова (Шувалов П.В. Военное дело ранних славян (VI век) // Нефёдкин А.К., Никоноров В.П., Шувалов П.В. Военное дело народов Юго-Восточной Европы в І-ѴІ вв. (по материалам античных источников). СПб., 2000. С. 148-153 (рукопись)), за возможность ознакомления с которыми выражаю автору искреннюю благодарность.
Базовая на начало 2000-х статья по археологии предметов славянского вооружения - Kazanski M. 1999. L’armement slave du haut Moyen-Age (Ve-VIIe siècles). A propos des chefs militaires et des guerriers professionnels chez les anciens Slaves // Pøehled výzkumù, № 39, P. 197-236.
В середине-второй половине 2000-х (там не очень понятно соотношение написано/издано) М.М. Казанский написал статью/статьи
M. Kazanski, La cavalerie slave à l’époque de Justinien. Archaeologia Baltica 11, 2009, p. 229-239 (la version russe, intitulée «О раннеславянской коннице», est publiée dans Stratum Plus 5, Kichenev, 2009, p. 457-471.).
Казанский М.М. О раннеславянской коннице // Stratum plus. 2005-2007. No 5.
Статьи именно в содержательной части идентичны, но в русской версии в примечаниях автор пространно дискутирует с П.В. Шуваловым и А.К. Нефедкиным, о чем ниже.
Работ по отдельным узким темам у М.М. Казанского пачка. Отмечу, что во второй половине 2010-х он выпустил переработку своей обобщающей статьи 1999-го года.
М.М. Казанский. Вооружение и конское снаряжение славян V-VII вв // Stratum plus 5, 2015, c. 43-95.
М.М. Казанский. О военной организации славян в V-VII веках: вожди, профессиональные воины и археологические данные // Stratum Plus, Kichenev, 2019
Дополнительно - Каинов С.Ю. Начальные этапы формирования древнерусского комплекса боевых средств // Воинские традиции в археологическом контексте: от позднего латена до позднего средневековья. Тула. 2014.
До сих пор нет работы, где была бы обобщена информация о находках восточноевропейских предметов вооружения VIII-IX вв.
Возвращаясь к дискуссии Шувалова, Казанского и Нефедкина. Любительское ИМХО - но в "археологической части" более убедительно выглядит Казанский. У Шувалова как-то слишком заметна подгонка трактовок и объяснений "под Псевдо-Маврикия", без продуманной аргументации. Далее несколько цитат из Казанский М.М. О раннеславянской коннице // Stratum plus. 2005-2007. No 5.
Археологические данные в целом подтверждают описания древних авторов, хотя дают более сложную картину (Kazanski 1999). Правда, надо учитывать специфику археологических находок, происходящих с раннеславянских поселений, где очень часто трудно предложить дату более узкую, чем V-VII вв. С сожалением констатирую, что моя работа 1999 г., не претендовавшая на полную инвентаризацию всех находок раннеславянского оружия, так и осталась единственной на сегодняшний день сводкой, которую и используют П.В. Шувалов (2004) и А.К. Нефедкин (2003), хотя первый и отмечает ее неполноту. Количество опубликованных находок действительно увеличилось, в частности к востоку от Днепра, некоторые из них приведены в данной работе на рис. 2 (Болваново-1: Веретюшкин и др. 2005: рис. 6.1; Чернечина: Приходнюк 1998: рис. 61.5). К сожалению, П.В. Шувалов не указал, какие именно, учтенные мной предметы, «не могут однозначно отнесены» к V-VII вв. и какие находки «например, с памятников Румынии» мной не приняты во внимание (Шувалов 2004: 258). На карте, прилагаемой к работе П.В. Шувалова, для Румынии указаны лишь находки трех топоров. Всего П.В. Шувалов учел 8 топоров, но «…В большинстве случаев эти находки не привязаны жестко к контексту…» (Шувалов 2004: 260), что и обьясняет их отсутствие в моей работе 1999 г. Из указанных П.В. Шуваловым румынских топоров, мной не учтены Йонешти-Говории и Арборя-Сучава, поскольку принадлежность этих памятников славянам V-VII вв. мне не очевидна, что в отношении Йонешти-Говории признает и П.В. Шувалов (2004: 260). С территории Румынии я учитывал лишь памятники с несомненным доминированием раннеславянских культурных черт. По той же причине мной не приняты во внимание и топоры Пастырского, отмеченные на карте П.В. Шувалова (2004: рис. 1.17). Славянская принадлежность данного памятника, вопреки мнению некоторых украинских коллег, мне не кажется надежно аргументированной. В частности, при просмотре коллекции керамики Пастырского, из раскопок М.Ю. Брайчевского, ныне находящейся в ИА НАНУ, мною не замечено ни одного бесспорно пеньковского сосуда. Кроме того, из не учтенных мной находок, П.В. Шуваловым процитирована лишь находка стрелы с многослойного славянского поселения Одая в Молдавии (Шувалов 2004: 260). Стрела с Одаи найдена вместе с гончарной керамикой, по П.В. Шувалову «примерно VII века» (sic!). Поскольку гончарная керамика распространяется на славянских памятниках Восточной Европы не ранее конца VII в., уже в рамках культур Луки-Райковецкой и Роменско-Волынцевской, подобные находки мною, естественно, не привлекались. Не представляется правомерным разделение П.В. Шуваловым раннеславянских топоров на боевые и «плотницкие» (2004: 260). Любой из перечисленных в моей работе топоров при насадке на длинное древко мог быть использован как эффективное оружие ближнего боя.
С топорами, кстати, ситуация показательная. Никаких внятных указаний на использование славянами 5-7 века боевых топоров нет. Но характер источников таков, что удивляться этому не приходится, там почти ничего нет. С другой стороны - рутинно повторяются описания постройки славянами осадных машин, временами - упоминается шанцевый инструмент. То есть - рабочие топоры, в принципе, у них были. Были ли боевые?
Для сравнения - можно посмотреть на тех же римлян. Ни в эпоху поздней Республики, ни в эпоху Принципата легионеры боевыми топорами в массе не пользовались. При этом топоры, кирки и кирко-секиры были обычной частью снаряжения. И в случае острой необходимости - в ход шли и они.
Тацит. Анналы. III.43-46
У эдуев восстание приобрело больший размах, поскольку их община была могущественнее и военные силы для ее усмирения находились гораздо дальше. Главный город этого племени Августодун захватывается вооруженными толпами Сакровира, рассчитывавшего увлечь за собой обучавшихся там юношей из виднейших галльских родов и, располагая такими заложниками, - их отцов и родичей; в этих целях он раздает молодежи тайно изготовленное оружие. Всего у него набралось сорок тысяч, из которых одна пятая имела оружие римского образца (legionariis armis), а у остальных были только рогатины (venabulis - охотничьи копья), ножи (cultris) и прочее вооружение, каким пользуются охотники (venantibus tela). К ним были добавлены предназначенные для гладиаторских игр рабы, по обычаю племени облаченные в сплошные железные латы (continuum ferri tegimen - полностью укрытые железом), так называемые круппелларии (cruppellarios), малопригодные для нападения, но зато неуязвимые для наносимых врагом ударов. Численность этих полчищ непрерывно росла и благодаря притоку проникнутых тем же рвением из еще не примкнувших открыто к восставшим соседних племен, и вследствие соперничества между римскими военачальниками, спорившими о том, кому из них возглавлять руководство военными действиями, пока отягченный старостью Варрон не уступил полному сил и решимости Силию. ... Наконец, в открытом поле, у двенадцатого милиария, показался Сакровир со своими полчищами. Впереди он поставил латников (ferratos - укрытые железом), с боков - правильные когорты (cohortis - просто "когорты", без "правильные"), сзади - толпу кое-как вооруженных (semermos - полувооруженные). ... Разгром эдуев несколько задержали латники (ferrati), так как их доспехи (lamminis - пластины) не поддавались ни копьям, ни мечам (pila et gladios - пилумам и гладиям); впрочем, воины, схватившись за секиры (securibus) и кирки (dolabris), как если бы они рушили стену, стали поражать ими броню и тела; другие при помощи кольев и вил (trudibus aut furcis - заостренные колья или/и фурки) валили эти тяжелые глыбы, и они, словно мертвые, продолжали лежать на земле, не делая ни малейших усилий подняться.
Толком не работает ни "соображение", что "железа не было". Топоры у славян были. Ни "раз топоры были - значит часть была боевыми". Могла быть, могла не быть...
Далее.
Совершенно беспочвенными представляются заявления, вроде: «кузнечное ремесло славян в VI-VII вв. не обеспечивало все мужское славянское население железным оружием» (Поляков 2005: 25). Никакими сведениями по этому вопросу исследователи просто не располагают. Пока можно лишь утверждать, что у славян в V-VII вв. существовало кузнечное ремесло, о чем, собственно, и свидетельствуют находки железных предметов на славянских памятниках, и была налажена выплавка железа. Так, железоделательный центр пеньковской культуры был исследован на Южном Буге, на Солгутове острове (Бидзиля 1963). Сопоставление количества находок предметов вооружения на славянских, германских и кочевнических памятниках (Поляков 2005: 27) представляется не корректным. У славян, как и у некоторых других народов, например готов, континентальных саксов или северокавказских алан и протоадыгов, оружие редко помещалось в могилы, в отличие от степных кочевников, финнов*, балтов, апсилов или многих германских народов. Поэтому сравниваются, с одной стороны, находки на раннеславянских поселениях, где вещи попадали в землю случайно, и с другой - погребения кочевников и германцев, где предметы вооружения часто были обязательными в сопровождающем инвентаре. Ясно, что при такой, с позволения сказать, «методике», славянские памятники будут выглядеть беднее. Если же сопоставить находки на раннеславянских селищах V-VII вв. и, скажем, одновременных им меровингских сельских поселениях (см. напр. L’habitat rural 1995; Peytremann 2003), то славянские памятники окажутся, бесспорно, богаче металлом. Еще менее обоснованны заявления А.С. Полякова о том, что «бедность» славянских памятников обьясняется тем, что это, дескать, лесные жители, вооруженные «дубинами и заостренными обожженными кольями», а также деревянными и костяными стрелами (Поляков 2005, 26-28). Не знаю, из каких источников черпаются сведения про костяные и деревянные стрелы, колья и дубины у славян, мне таковые не известны, но что касается пресловутой «бедности» лесных народов, то можно порекомендовать А.С. Полякову ознакомиться с материалом достоверно лесных памятников V-VII вв., например, в западной Финляндии или в верхнем и среднем Прикамье. Весьма относительна и «бедность» славян V-VII вв. Напомним, что на территории и пеньковской и колочинской культур найдены так называемые клады «антов» (Корзухина 1996). Их принадлежнсть этим двум культурам у серьезных исследователей, непосредственно занимающихся раннеславянскими древностями, сомнений не вызывает, особенно после находки клада с серебряным поясом в Вильховчике, в пеньковском лепном горшке и на пеньковском поселении (Приходнюк 1980: 129, рис. 19.1 и 61.1-15) или после обнаружения Гапоновского клада на колочинском поселении (Гавритухин, Обломский 1996). Неславянскую принадлежность этих находок отстаивают лишь отдельные венгерские и австрийские археологи, плохо информированные о реальном состоянии изучения славянских древностей Восточной Европы. Некоторые из этих кладов, как например Мартыновский (Pekarskaja, Kidd 1994), по богатству относящийся к разряду «княжеских», явно начал формироваться еще в VI в., если судить по итало-лангобардским параллелям. Клады с серебряными вещами VI-VII вв. известны и на территории пражской культуры, на Западной Украине, например в Крылосе (Кропоткин 1971) и в Залесье (последняя публикация: Ugrin 1987). Они содержат набор престижных «интернациональных» вещей и ничто не противоречит их славянской аттрибуции, поскольку инокультурных памятников в VI-VII вв. в данном регионе нет.
Для сравнения - Sebastian Steinbach. King Wamba’s Campaign against dux Paulus (673). Narration of Military and Royal Power in the Late Visigothic Kingdom // The Visigothic Kingdom. The Negotiation of Power in Post-Roman Iberia. 2020
The Historia Wambae regis mentions swords (gladii), arrows (sagittae), and lances (spicula). However, these terms are not capable of saying anything about the actual arming of Visigothic warriors in the seventh century, since they are too unspecific to reveal anything about the nature of the equipment actually used. Since only few pictorial testimonies are preserved and these illustrations strongly bound to ancient traditions, archaeology, and in particular the evaluation of grave goods are a help here. However, the use of weapons as grave goods was not widespread from the fifth to the eighth century and is limited to certain regions of the Iberian Peninsula. Already at the cemeteries of the Černjachow culture in the Danube region a development of burial habits can be observed with few or no grave goods at all. The only exception are graves of the ruling elite.
Еще - Martijn A. Wijnhoven. European Mail Armour. Ringed Battle Shirts from the Iron Age, Roman Period and Early Middle Ages. 2022
Overall, the archaeological record gives the impression that mail was not common among Roman soldiers during the Republic. The material evidence is scarce and what little there is could be from a later date or non-Roman in origin. However, when the deposition processes are considered, together with the information offered by other sources, this impression alters significantly.
...
Despite that, very few mail items from the Republic have been preserved. The explanation may be found in the specific processes of artefact deposition. In general the Republican period has rendered relatively few finds of militaria, compared to the Empire. Only a handful of examples of Roman body armour from the last three centuries of the Republic are known, other than mail. These include a (possible) round breastplate from Numantia in Spain and a scale armour at the Royal Ontario Museum, said to come from Lake Trasimene. The scarcity of mail finds from the Roman Republic is therefore not an exception, but consistent with the general pattern of body armour and larger pieces of militaria from that period.
...
We can identify three main factors of why Republican mail armour did not survive in great quantities. First is Roman funerary traditions, which differed from those observed beyond the borders. Depositing militaria in graves was not a generalized practice among the Romans, even if it sometimes occurs, like at the tomb of the Scipios. This is a stark contrast with Iron Age mail, where the burial deposition of mail armour is the main process that allowed it to survive to this day.
The second factor is that the Romans rarely used militaria as a (votive) offering in sanctuaries or in lakes and rivers, despite being familiar with the practice. Weaponry did have an important place at a Roman worldview and tradition, as exemplified by the Roman triumph or the erection of a tropaeum in the battlefield. However, the votive deposition of mail armour did not play a significant role during the Roman Republic. The few instances that we do find from Roman Gaul are likely a continuation of pre-Roman traditions, where the practice of offering weaponry had been well established since the Late Iron Age.
The third factor why Republican mail has not survived frequently is the location where it was produced, repaired and recycled. In contrast to the Roman Principate, these activities did not take place at Roman forts and their neighbouring settlements. The temporary military forts and camps of the Republic did not attend to the production or recycling of military equipment, which means that repeated annual campaigning left little trace of military equipment. The production and recycling of mail at this time must have happened within Roman territory, possibly in city-based workshops. Since the occupation of cities can continue for centuries, such workshops and their products are more easily lost to archaeology, through a continued process of reuse and recycling.
The combination of these three factors can largely explain why finds of mail armour, and Roman militaria in general, are so scarce during the Roman Republic. The low number of finds should not be taken for an absence of mail armour, but rather the absence of the deposition practices that would have allowed it to become more visible in the archaeological record.
From the Early Principate onwards the archaeological evidence of mail suddenly becomes very abundant. While the Republican era rendered no more than a handful of possible finds, the Principate, from 27 BC to AD 285, has 212 entries in the database. Another 44 cases are only broadly dated to the Roman period, but a substantial part of them probably belong to the Principate. ... Taken together, these categories (i.e. mail, fasteners, hybrid armour, and finds broadly dated to the Roman period) make up no less than 429 possible finds from this time.
Проблемы у М.М. Казанского начинаются в тот момент, когда он пытается рассуждать о тактике.
Тот же исследователь полагает ... что, возможно, кавалеристы вступали в бой вместе с пехотинцами, в смешанном строю (Нефедкин 2003: 88) [5].
...
[5] На мой взгляд, это верный способ перетоптать конями собственных пехотинцев
Походя отменяется довольно обычный для Античности и немалой части Средних веков прием. Тот же Тацит о германцах.
On a broad view there is more strength in their infantry, and accordingly cavalry and infantry fight in one body (mixti proeliantur), the swift-footed infantryman (velocitate peditum), whom they pick out of the whole body of warriors and place in front of the line, being well-adapted and suitable for cavalry battles (ad equestrem pugnam).
Ливий. "История". XXVI.4.
Из всех легионов выбрали юношей сильных, легких и быстрых, им выдали круглые щиты (parmae), меньше размером, чем у всадников, и по семь дротиков (iacula) длиной в четыре фута, с железными наконечниками, как на копьях у легковооруженных (hastis uelitaribus). Всадники приучили этих юношей вскакивать сзади них на лошадь и быстро по сигналу соскакивать. Ежедневно упражняясь, юноши привыкли смело прыгать; они и выступили против кампанских всадников, выстроившихся на равнине, лежащей между лагерем и городской стеной. Когда дошло до метанья дротиков, легковооруженные по данному сигналу спрыгнули с лошадей. Всадники внезапно превращаются в пехотинцев, нападают на вражескую конницу и осыпают ее градом дротиков; метали не целясь, но ранили много людей и лошадей, а главное - напугали неприятеля неожиданным и необычайным приемом. На смятенных врагов бросались всадники: бегство и избиение продолжались до самых ворот; римская конница с тех пор всегда оставалась победительницей. Решено было иметь легковооруженных (uelites) в легионах; говорят, совет объединять действия пехоты и конницы подал центурион Квинт Навий, за что военачальник и отличил его.
Цезарь. Галльская война. VII. 36, 80.
... почти ежедневно заставлял стрелков (sagittariis) сражаться в рядах конницы ... Галлы расположили в рядах своей конницы отдельных стрелков и легковооруженных пехотинцев (inter equites raros sagittarios expeditosque levis armaturae interiecerant), которые должны были подавать помощь своим при их отступлении и выдерживать атаку нашей конницы. Неожиданными нападениями они многих из наших ранили и заставили выйти из линии боя.
Курций Руф. "История Александра". VII.7.30-39
Однако новости, после этого доставленные царю, омрачили блеск его непрерывных успехов. Менедема, как выше было сказано, он послал осаждать Спитамена, виновника отпадения бактрийцев. Тот узнал о приближении врага и, чтобы не оказаться запертым в городе, спрятался в засаде, рассчитывая перехватить неприятеля по дороге, по которой он, по его сведениям, должен был пройти. Дорога была лесистая, удобная для засады; на ней он спрятал дахов. Они сажают на коней двух вооруженных (armatos), которые поочередно внезапно соскакивают на землю и мешают неприятелю в конном бою. Проворство воинов соответствует быстроте лошадей. Спитамен, приказав им окружить поляну, вывел их против врага одновременно с флангов, с фронта и с тыла. Менедем оказался запертым со всех сторон, и его отряд был даже малочисленное врагов, однако он долго сопротивлялся, убеждая своих, что попавшим в засаду ничего другого не остается, как искать почетной смерти, избивая врагов. У него был сильный конь; он много раз врывался на нем в клинья (cuneos) варваров, нанося им страшный урон. Но так как на него одного нацеливались все враги, он обессилел от множества ран и потребовал от одного из своих друзей, Гипсида, сесть на его коня и спастись бегством. Сказав это, он испустил дух, и его тело свалилось с коня на землю. Гипсид действительно мог прорваться, но, потеряв друга, решил и сам умереть. Единственной его заботой было отомстить врагу. Итак, пришпорив коня, он ворвался в гущу врагов и, славно сразившись с ними, погиб, погребенный под снарядами (obrutus telis). Оставшиеся в живых, увидя это, заняли холм, возвышавшийся над полем сражения. Спитамен их осадил, чтобы голодом принудить к сдаче. Пало в этом сражении 2 тысячи пехотинцев и 300 всадников. Это поражение Александр ловко скрыл, пригрозив прибывшим с места сражения казнью за распространение вести о случившемся.
Страбон. "География". III.IV.15,18.
Иберы были, собственно говоря, все пельтастами (πελτασταὶ) и носили в соответствии с разбойничьей жизнью легкое вооружение (κοῦφοι κατὰ τὸν ὁπλισμὸν), как я говорил это о луситанах, употребляя только дротики (ἀκοντίῳ), пращи (σφενδόνῃ) и махайры (μαχαίρα). С пешей силой (πεζαῖς δυνάμεσι) у них была смешана (παρεμέμικτο) конница (ἱππεία), так как их лошади были приучены ходить по горам и легко сгибать колени по команде, когда это было нужно. ... И следующий обычай не является особенностью одних иберов: они ездят вдвоем (σύνδυο) на лошади, хотя во время битвы один из пары сражается пешим (τὸν ἕτερον πεζὸν ἀγωνίζεσθαι)
Подробных описаний - множество. Мантинея, Каллиник, Тицин...
Казанский М.М. О славянском панцирном войске (VI-VII вв.) // Stratum plus. № 5. 2011
В этом случае ударные части славян делятся на четыре категории: лучники, пращники, щитоносцы, копьеметатели, при этом две последние категории, или, по крайней мере, одна из них, щитоносцы, противопоставлены легковооруженным лучникам. Скорее всего, воины с разными видами вооружения формировали отдельные отряды - выпускать в бой разномастно вооруженных людей единым скопищем просто бессмысленно.
Скорее всего, автор даже "Стратегикон" Псевдо-Маврикия за пределами цитаты о вооружении славян не удосужился прочитать... Даже не трогая конницу - книга XII, части A и B. И подобных описаний - масса по всему свету.
М.М. Казанский. Вооружение и конское снаряжение славян V-VII вв. // Stratum plus 2015. №5
наряду с легкой пехотой появляется войско, экипированное профессиональным оружием, таким как мечи или кольчужное и панцырное защитное вооружение. Это оружие требует навыков обращения с ним, которые вырабатываются только в профессиональной среде
Или Городища Демидовка и Вязовеньки на Смоленщине: об иерархии, хронологии и культурной атрибуции // Российская Археология № 1, 2021
При этом обращают на себя внимание предметы “профессионального” вооружения и снаряжения, такие как меч из Никодимова, пики для конного боя из Близнаков и Никодимова, метательный боевой топор - “франциска” - из Демидовки (Казанский, 2015. С. 47, 49, 51, 65-67). Все эти вещи не имеют отношения к повседневной мирной жизни и скорее указывают на пребывание в данных населенных пунктах профессиональных воинов (Казанский, 2019б).
Без дополнительных уточнений, в таком вот общем виде, подобные сентенции смотрятся откровенно диковато. Сюда же можно добавить бесконечное (и бессодержательное) жонглирование самим словом "профессиональный". При этом отмечу - подобные высказывания не являются монополией М.М. Казанского. Скорее наоборот - многие археологи, пишущие на околовоенную тематику, не считают нужным сколько-то разбираться в военной истории и истории военного дела. =(
К примеру - Магомедов Б.В. Черняховская культура: Проблема этноса. Lublin, 2001
Мечи, щиты, топоры являются исключительно боевыми видами оружия. Успешно его использовать могли лишь специально обученные воины. Наличие этой категории оружия в комплексе археологической культуры свидетельствует о присутствии в данном обществе социальной группы воинов-профессионалов.
При этом археологическая часть у него - очень и очень интересная.
К массовым видам относилось древковое оружие: дротики, копья, стрелы. Поскольку они имели, кроме военного, и охотничье назначение, следует различать типы наконечников в соответствии с их специализацией. При этом имеют значение не только типологические особенности, но и качество металла и даже условия находки: в погребальный инвентарь попадало снаряжение воинов; охотничье оружие обычно связано с материалами поселений. ... Наши наблюдения, основанные на формальных признаках, подтверждаются серией металлографических анализов [Вознесенская 1972, 23; Розанова 1988, 99]. Все исследованные наконечники, отнесенные нами к боевым (из Успенки, Будешт, Компанийцев - 2 экз.) изготовлены из стали с содержанием углерода от 0,2-0,5% и выше (мало- и среднеутлеродистая сталь), металл чистый или с очень незначительными включениями шлака. Более низкое содержание углерода (0,1-0,2° о) показал анализ экземпляра из Оселивки. Однако, по заключению Л.С. Розановой, находившиеся в погребении-кремации 70 наконечник и упомянутый выше меч подверглись длительному нагреву в пламени погребального костра, что и привело к частичному выгоранию углерода [Розанова 1988, 99]. В отличие от боевых, „охотничьи" наконечники с поселений Журавка, Жуковны, Лепесовка (2 экз.), Великая Снитинка, Винница-Вишенка, Козлов сделаны исключительно из железа (иногда с поверхностной цементацией), в металле постоянно содержатся заметные включения шлака. Причины такого различия вполне очевидны. Оружие в бою испытывает большие механические нагрузки (удары об оружие и доспехи противника), от его надежности зависит исход сражения и жизнь воина. Охотника же вполне удовлетворяли дешевые, не требующие значительных трудовых затрат изделия общинных кузнецов.
P.S. Радюш О.А. Престижное вооружение и доспех V-VI вв. на востоке раннеславянского мира. // Балканы, Подунавье и Восточная Европа в римское время и в раннем средневековье. Нови-Сад. С. 261-288. 2019
Радюша О.А. Вооружение и кавалерийское снаряжение населения западной части Восточной Европы (II в. до н.э. - V в. н.э.). 2022.
Дополнительно - Электронная библиотека ИА РАН, особенно вот.
P.P.S. Каинов С.Ю. Комплекс вооружения Руси в свете контактов с Северной Европой
... это не простые там наконечники стрел, наконечник дротиков. Это предметы вооружения, которые можно связать с профессиональным комплексом вооружения дружинников. Вообще все оружие можно разделить на профессиональное и на универсальное. Профессиональное оружие это то оружие, которое изначально предназначается для применения в бою и служит для манифестации высокого социального положения владельца. Универсальное оружие - оно в первую очередь изготавливается для применения в быту, на охоте и вот боевое применение оно вот такое спорадическое и, скорее всего, вынужденное.
При всём уважении к лектору - еще один пример классификации с замахом на универсальность, которая мне категорически не нравится. Оружие довольно удобно делить на "универсальное" и "специализированное", да. Разница между универсальным топориком и охотничьим копьем с одной стороны и полэксом и стрелой с бронебойным наконечником с другой - понятна. "Специализированное оружие" предназначено убивать людей. Простой вопрос - зачем сюда тащить еще "манифестацию высокого социального статуса"? Не все специализированное оружие несет такие функции. Не всякий символ высокого статуса является оружием.
м) прочих,
н) разбивших цветочную вазу,
о) похожих издали на мух.
* Можно посмотреть на культуры рязанско-окских могильников, пьяноборскую или азелинскую, к примеру. Доля захоронений с теми же мечами там часто невелика, но по абсолютному количеству...
В статье С.Е. Перевощиков, О.О. Малых. К вопросу о происхождении мечей Тарасовского могильника (по данным металлографии) // Вестник ЧелГУ 2014. № 22 (351). История. Вып. 61.:
В процессе проведения археологических исследований на территории Прикамья было обнаружено 118 мечей, относящихся к периоду II-VI вв. н.э. ... На момент написания статьи известны результаты металлографического исследования 19 прикамских мечей, 11 из которых происходят из погребений Тарасовского могильника. В ходе раскопок памятника в период 1979-1993 гг. исследовано 1880 погребений, в которых было обнаружено 23 меча (раскопки Р. Д. Голдиной).
В статье Р.Д. Голдина, С.Е. Перевощиков. О клинковом оружии Тарасовского могильника I-V вв. на Средней Каме // Уральский исторический вестник. 2017. №1(54):
Из Тарасовского могильника I-V вв. на Средней Каме происходят 28 единиц подобного оружия - 3 палаша и 25 мечей. ... Большая серия клинков (28 экземпляров, в том числе 26 из 25 могил и 2 - из случайных сборов) происходит из Тарасовского могильника I-V вв. на Средней Каме - крупнейшего из исследованных финно-угорских погребальных памятников Евразии. ... На протяжении 18 лет (1980-1997 гг.) объект изучала Камско-Вятская археологическая экспедиция Удмуртского государственного университета под руководством Р. Д. Голдиной. Итогом стационарных работ стали 16 091,5 м2 вскрытой площади и 1 880 изученных могил с 2 096 захороненными и коллекция вещей, насчитывающая более 37 000 номеров.
И Ахмедов И.Р. Клинковое оружие рязанских финнов во II-VII вв. // Труды IV (XX) Всероссийского археологического съезда в Казани. Том II. 2014
Если в конце I - II в. обстановка была достаточно стабильна и эти временем датируется лишь одна находка меча в Кошибеевского могильнике, то в период этнополитических деформаций связанных с образованием черняховской общности, появляется уже 5 мечей, связанных с синтезом степной и западной традиции. Контакты рязано-окских финнов с носителями черняховской культуры не вызывают сомнений, более того, именно во второй половине III - IV в. складывается характерный облик воинской культуры местного населения. В эпоху Переселения рязано-окские финны втягиваются в общие для Центральной и Восточной Европы процессы, что отражается и в составе оружия, и его количестве - более 50 находок. Большая часть клинков находит соответствия в хрестоматийных переселенческих комплексах от Поволжья до Подунавья, перечислить здесь которые не представляется возможным. Через Среднее Поочье эти образцы оружия попадают и к представителям других поволжско-финских группировок.
Опять - многие десятки клинков на довольно ограниченной территории.
Р.В. Матвеев. Мечи из могильников III-IV вв. н.э. Волго-Вятского междуречья // Военная археология. Сборник материалов научного семинара. Выпуск 4. М.: ИА РАН, 2018.
Здесь мы рассматриваем сюжет, небезынтересный для понимания событий, происходивших в эпоху Великого переселения народов и предшествующий период на Средней Волге. Речь идет о хронологии и происхождении мечей азелинской культуры. На сегодняшний день их обнаружено 29 экз. (включая фрагменты), в большинстве своём (28 экз.) - при раскопках могильников (см. рис. 1). ... Мечи I и II типов в течение определенного времени сосуществуют в Волго-Вятском междуречье, поэтому сами по себе не могут служить основанием для узкой датировки комплексов. Это близкие формы длинных мечей, появившиеся у носителей азелинской культуры, скорее всего, в результате контактов с сарматами. Металлографический анализ позволяет разделить их по технологии изготовления полосы на две неравные группы. Группа, преобладающая в исследованной выборке, - это мечи, отличающиеся высококлассным исполнением кузнечных операций, сделанные из литой (тигельной) стали. Они могли быть произведены на Востоке (Иран, Средняя Азия, Сирия). Аналогии им можно встретить в сарматском могильнике Лебедевка VI (Северный Казахстан), что усиливает аргументацию в пользу их происхождения из среднеазиатского очага. Вторая группа представлена единственным мечом из подъёмного материала с Усть-Брыскинского могильника. Это изделие совершенно другого класса - меч сварен из двух полос железа, сильно засорённого крупными шлаковыми включениями. По всей видимости, он являлся продуктом местного производства, подражающим мечам первой группы. Воспроизведя форму орудия, местные (прикамские?) мастера не могли повторить правильно технологию изготовления вследствие незнания необходимого технологического стереотипа. ... Появление всех трёх описанных типов мечей можно считать новацией в военном деле Волго-Вятского междуречья, связанной с азелинским временем. До этого престижное длинноклинковое оружие в регионе было не столь частой находкой (см. например, Андреевку-Писералы). Здесь же мы встречаем мечи на каждом крупном могильнике.