Лев Диакон. История. Книга IV.
Русский текст по Лев Диакон. История. В переводе М.М. Копыленко. 1988 год.
Английский - The History of Leo the Deacon: Byzantine military expansion in the tenth century / introduction, translation, and annotations by Alice-Mary Talbot and Denis F. Sullivan; with the assistance of George T. Dennis and Stamatina McGrath. 2005 Английский перевод, на мой любительский взгляд, лучше.
Сноски, ссылки и примечания убрал. А их много.
Русский текст.
Я рассказал, как василевс Никифор взял Мопсуэстию и овладел расположенными вблизи от нее укреплениями; сам же он провел зиму в Каппадокии, испытывая горе и досаду. Его терзала мысль о том, что он не взял одним приступом Таре, что он был отброшен от стен этого города, как тупая стрела, попавшая на крепкий предмет, - не свершив ничего благородного или мужественного. Обидою, прямым бесчестием и неизгладимым позором представлялось ему то, что он, Никифор Фока, будучи сначала стратигом, а потом назначенный доместиком схол, разрушал и сжигал, обращая в пепел, бесчисленные города, завоевывал цветущие страны, заставлял убегать с поля битвы воинственные племена и устрашал их так, что они не смели противостоять его силе и непреодолимому вооруженному натиску, - теперь, когда его мужеству и разуму покорилась ромейская держава, когда он ведет за собою войско, достигающее 400 тысяч, сразился столь безуспешно и был отброшен - отброшен не от Вавилона, который Семирамида укрепила семью стенами, не от древнего Рима, который был воздвигнут римской мощью, не от иудейских стен, столь плотных и высоких, что рассказ о них может показаться тем, кто их не видел, лишенной истины басней, а от Тарса, небольшого города, расположенного на доступной для конницы равнине, [населенного] и местными уроженцами, и пришельцами. Вот над чем размышлял и что обдумывал [Никифор], беспрестанно сокрушаясь и негодуя. Неужели, думал он, одни только тарсийцы избегнут своей участи, насмехаясь над его мужеством и презирая его военную опытность? Ведь все окрестные жители перебиты в боях, а те, которые уклонились от острия меча, сменили свободу на рабство... Вот почему он в ожидании [удобного] времени года усиленно готовил к военным действиям находившихся при нем [воинов]. Как только засияла весна и зимняя стужа совершенно растворилась в летней теплоте, к василевсу стали по его приказу стекаться войска. Он превосходно вооружил воинов, число которых превысило 400 тысяч, поднял знамя и вступил на дорогу, ведущую к Тарсу.
Во время похода один из легко вооруженных воинов, утомленный трудностью пути (войско проходило в то время по глубочайшему ущелью, зажатому между утесами и обрывами), сбросил с плеч свой шит и оставил его на дороге. Государь, проезжая мимо, увидел этот щит и велел одному из сопровождавших подобрать его. Едва только войско прибыло на привал, как он стал доискиваться, у какого лохага находится в подчинении воин, который прежде сражения, не встретившись еще с опасностью, бросил шит и лишился своего оружия. Виновный не прятался и был немедленно обнаружен. Устремив на него грозный и суровый взгляд, государь произнес: «Скажи-ка, негодный, если бы на нас сейчас неожиданно напал неприятель, каким оружием ты, бросивший щит на дороге, стал бы обороняться от врагов?» Воин застыл от ужаса и стоял с раскрытым ртом. Василевс приказал лохагу отстегать его, обрекшего себя на смерть, розгами, отрезать ему нос и водить на показ всему лагерю. Но лохаг, то ли охваченный жалостью к этому человеку, то ли смягченный дарами, отпустил его невредимым. На следующий день государь увидел этого воина, позвал к себе лохага и обратился к нему с такими словами: «О упрямый наглец, как посмел ты не выполнить мой приказ? Или ты думаешь, что я меньше тебя забочусь о войске? Ведь я велел наказать того, кто бросил свое оружие, в назидание прочим. Пусть никто не подражает его беззаботности и слабости и не повторяет его проступка, чтобы не оказаться безоружным на поле боя и не погибнуть тотчас же от руки неприятелей!» Затем он жестоко наказал лохага розгами и отрезал ему нос, чтобы все войско остерегалось впредь небрежного отношения к своему оружию.
Вскоре [Никифор] подошел к окрестностям Тарса, разбил лагерь и возвел вокруг города укрепление. Он приказал вырвать цветы и срубить деревья, которыми обильно поросли поля и луга, чтобы сражение происходило на открытом месте и чтобы варвары не имели возможности, устраивая в лесистых местах засады, внезапно нападать на ромейское войско. Вся округа лишилась своей природной красы; она была раньше плодородна, богата пастбищами и украшена разнообразными растениями, плоды которых давали различные соки.
Английский.
Thus the emperor Nikephoros captured Mopsuestia and reduced the neighboring fortresses by force in the manner I have related. Then he spent the winter in Cappadocia, vexed and worried and disheartened because he had not captured Tarsos at the first assault, but had been driven away from it, like a blunt dart falling on something harder, and had accomplished nothing mighty or courageous. He considered the matter a disgrace, a downright insult and an ineradicable reproach; for when he, Nikephoros Phokas, had previously been a general and was later proclaimed domestikos of the Schools, he had destroyed untold numbers of cities, plundered them, and reduced them to ashes. He had enslaved prosperous regions, and routed and subdued warlike peoples in pitched battle, nor had they been able to withstand at all his power and invincible force of weapons; but now that he had assumed leadership of the Romans through his courage and wits, and was leading an army numbering four hundred thousand, he was driven back, having done nothing but shadow-fight. Furthermore, he had been driven off, not from Babylon, which Semiramis fortified with seven circuit walls, nor from Old Rome, which was built by the might of the Romans, nor from the walls of Judaea, whose solid height seemed to be a tall tale, devoid of truth, to those who had only heard about it with their ears and not seen it, but he had been repelled from Tarsos, a city of modest size, on a plain suitable for cavalry, with a combined population of immigrants and natives. As he brooded on this, trying to reach a decision, he was annoyed and uncontrollably angry that, when their neighbors had been killed, and those who had escaped the point of the sword had exchanged freedom for servitude, the Tarsians alone had gone scot-free, and were laughing loudly at his bravery, making fun of his military experience. Therefore he drilled his men rigorously in battle skills, while he waited for the right time of year. As soon as spring shone forth, and the bitter cold of winter changed considerably to the warmth of summer, the troops started to assemble round the emperor following his orders. He arrayed the army, which was composed of over four hundred thousand men, in compact fashion, and, after raising the standard, set off toward Tarsos.
2. In the course of this march, one of the lightly armed soldiers, who was exhausted by the rough terrain (for it so happened that the army was marching through a very deep defile, which was hemmed in by cliffs and caves), took off the shield he was carrying on his shoulder, and dropped it on the path. The emperor saw this with his own eyes as he passed by, and ordered one of his attendants to pick up the shield. When he arrived at their halting place, he asked to which captain was assigned the man who threw away his shield and tossed away his own arms, when there was no danger of battle. The guilty party did not escape detection, but was quickly seized. The emperor gave him a grim and baleful look, and said, "Tell me, you scoundrel, if there were an unexpected attack, what defense would you use to ward off the enemy, since you threw away your shield on the path?" The man remained speechless, paralyzed with terror. The emperor ordered the captain to flog the soldier, who was bent on his own destruction, to cut off his nose and parade him through the camp. But, whether seized with pity for the man, or softened by bribes, [the captain] let the man go unharmed. The next day the emperor saw him passing by, and summoned the captain, and said, "O, stubborn and bold man, how dare you not carry out my order? Or do you think that you have greater concern for this army than I do? I ordered that the man who tossed away his arms receive such a punishment as a lesson for the others, so that none of them might do the same thing in imitation of his carelessness and laziness, and be caught at the time of battle without their arms, and fall easy prey to the enemy." Then he flogged the captain severely, and cutting off his nose, he instilled fear in all the army, so they would no longer be careless about their own equipment.
3. Upon arrival in the vicinity of Tarsos, he pitched camp there and surrounded it with a palisade; he then ordered his men to clear-cut and mow down thoroughly the fields and meadows, which were filled with flowers and all sorts of trees, so that he could launch an attack in the open, and it would be impossible for any of the barbarians to set up an ambush in thickly grown areas, and attack the Roman army from a concealed spot. Thus one could see the area losing its inherent beauty; for it was all fertile and abounding in pasture, and thickly grown with all kinds of trees, which produced every sort of succulent fruit.
Греческий текст.
Τὸν μὲν δὴ τρόπον, ὃν εἴρηταί μοι, πρὸς τοῦ αὐτοκράτορος Νικηφόρου ἥ τε Μόψου ἥλω ἑστία, καὶ τὰ πρόσοικα φρούρια ἐξ ἐφόδου ἠνδραποδίσθη. αὐτὸς δὲ κατὰ τὴν Καππαδοκῶν διαχειμάζων, ἤσχαλλέ τε καὶ ἤλυεν ἀνιώμενος, τῷ μὴ καὶ τὴν Ταρσὸν αἱρήσειν αὐτοβοεὶ, ἀλλὰ ταύτης ἀποκρουσθῆναι ὡσπερεὶ βέλος κωφὸν ἰσχυροτέρῳ προσπεσὸν, μηδέν τι γενναῖον ἢ νεανικὸν ἐργασάμενος. καὶ τὸ πρᾶγμα προπηλακισμὸν καὶ ὕβριν ἄντικρυς ἐλογίζετο, καὶ ὄνειδον ἀνεξάλειπτον, εἰ Νικηφόρος ὢν ὁ Φωκᾶς, καὶ πρώην ἐν στρατηγοῖς τελῶν, καὶ αὖθις ἀναῤῥηθεὶς ∆ομέστικος τῶν σχολῶν, τοτὲ μὲν μυριάδας πόλεις κατέσκαψε καὶ δῃώσας ᾐθάλωσε, τοτὲ δὲ εὐδαίμονας χώρας ἠνδραποδίσατο, καὶ μάχιμα ἔθνη τρεψάμενος ἐκ παρατάξεως ὑπήγετο, μηδὲ ἀντοφθαλμεῖν ἐξισχύσαντα πρὸς τὴν τούτου ἀλκὴν καὶ τὴν ἀκαταγώνιστον ἐν τοῖς ὅπλοις ὁρμήν· τὰ νῦν δὲ, τὴν τῶν Ῥωμαίων ἡγεμονίαν ἀνδρείᾳ ἀγχινοίᾳ παρειληφώς, καὶ στρατὸν εἰς τετταράκοντα μυριάδας ἀριθμούμενον ἐπαγόμενος, ἀπεκρούσθη τὴν ἄλλως σκιαμαχήσας. ἀπεκρούσθη δὲ οὐχὶ Βαβυλῶνος, ἣν ἡ Σεμίραμις ἑπτὰ περιβόλοις ὠχύρωσεν· ἢ τῆς πρεσβυτέρας Ῥώμης, τὸ τῶν Ῥωμαίων σθένος ἥνπερ ἐπολίσατο· ἢ τῶν τῆς Ἰουδαίας τειχῶν, ὧν τὸ ναστὸν ὕψος, ὠσὶν ἀκουόμενον, μῦθος τάχα, τῆς ἀληθείας γεγυμνωμένος, τοῖς οὐχ ἑωρακόσι δοκεῖ· ἀλλὰ Ταρσοῦ, εὐπεριγράπτου πόλεως, ἐφ' ἱππηλάτου πεδίου συνῳκισμένης, τῶν ἐπηλύδων τε καὶ ἰθαγενῶν. ταῦτα δὴ ἀνελίττων καὶ γνωματεύων δυσφορῶν διετέλει, καὶ ἀπαρηγόρητα δυσθυμῶν, εἰ Ταρσεῖς, τῶν προσοίκων αὐτοῖς ἔργον πολέμου γεγενημένων, καὶ δουλείαν ἐλευθερίας ἀλλαξαμένων, ὁπόσοι τὸ τῆς μαχαίρας στόμα διέδρασαν, αὐτοὶ μόνοι τῶν ἄλλων ἀπέλθοιεν, πλατύ που τῆς ἐκείνου ἀνδρείας ἐπικαγχάζοντες, καὶ τῆς πολεμικῆς ἐμπειρίας καταμωμώμενοι. τῷ τοι καὶ τὰ ἐς τὰς μάχας τοὺς περὶ αὑτὸν διεγύμναζεν ἀκριβῶς, καὶ τὴν τοῦ ἔτους ὥραν ἧστο προσεκδεχόμενος. ἦρος δὲ εὐθὺς διαλάμποντος, καὶ τῆς χειμερινῆς δριμύτητος εἰς θερινὴν θάλψιν μετακιρναμένης ἐπιεικῶς, κατὰ τὸ προστεταγμέ νον αἱ δυνάμεις ἐπὶ τὸν αὐτοκράτορα συνηγείροντο. ὁ δὲ ἀραρότως καθοπλίσας τὴν στρατιὰν, συναγομένην ὑπὲρ μυριάδας τὰς τετταράκοντα, τὸ σημεῖον διάρας ἐπῄει τὴν ἐπὶ τῆς Ταρσοῦ.
Ἐν ᾧ δὲ τὴν πορείαν διήνυε, τῶν ψιλῶν τις στρατιωτῶν, πρὸς τὴν δυσχωρίαν ὀκλάσας (ἔτυχε γὰρ δι' αὐλῶνος τὴν στρατιὰν βαθυτάτου, εἰς ἀποῤῥῶγας καὶ σήραγγας κατακλειομένου, διαπορεύεσθαι), τὸν ὃν ἐπὶ τῶν ὤμων ἔφερε θυρεὸν, κατὰ τὴν ὁδὸν ἀπέῤῥιψεν ἀποφορτισάμενος. ἐπεὶ δὲ παροδεύων ὁ βασιλεὺς τοῦτον τοῖς ὀφθαλμοῖς καθεώρακε, τῶν ἑπομένων τινὶ διᾶραι τὸν θυρεὸν ἐγκελεύεται· ἄρτι δὲ φθάσας πρὸς τὴν καταγωγὴν, ὑπὸ τίνα τῶν λοχαγῶν διηρευνᾶτο ταττόμενος ἂν εἴη ὁ διαμάχης καὶ κινδύνων χωρὶς ἀποφανθεὶς ῥίψασπις καὶ τὸ ἴδιον ὅπλον ἀποβαλών. ἐπεὶ δὲ οὐ διέλαθεν ὁ τοῦτο δεδρακὼς, ἀλλὰ τὴν ταχίστην συνελαμβάνετο, βλοσυρόν τι τούτῳ καὶ λοξὸν ἀντωπήσας ὁ βασιλεὺς καὶ, λέγε μοι, ἔφη, ἀγεννέστατε σὺ, εἴ γε τις ἐπῆλθεν ἐξ ἀπόπτου πολέμου καταδρομὴ, τίνι ἂν ἕρκει πρὸς ἀποτροπὴν ἐχρήσω τῶν δυσμενῶν, τὸν θυρεὸν ἀποβαλὼν παρὰ τὴν ἀταρπιτόν; ὁ δὲ, πεπηγὼς ὑπὸ τοῦ δέους, διέμενεν ἀχανής. ὁ δὲ αὐτοκράτωρ αἰκίαις καταξᾶναι τὸν αὐτοφονευτὴν ἑαυτοῦ τῷ λοχαγῷ ἐγκελεύεται, ἐκτεμόντι τε καὶ τὴν ῥῖνα θεατρίσαι κατὰ τὸ στρατόπεδον. Ἐκεῖνος δὲ, εἴτε οἴκτῳ ληφθεὶς πρὸς τὸν ἄνθρωπον, εἴτε καὶ δώρων ἐπιβολῇ χαυνωθεὶς, ἀσινῆ διαφῆκε τὸν ἄνδρα. τῇ δὲ ὑστεραίᾳ διϊόντα τοῦτον ὁ βασιλεὺς ἑωρακὼς, τὸν λοχαγὸν εἰσκαλεῖ καὶ, ὦ, φησὶν, ἀτέραμνε καὶ θρασυκάρδιε σὺ, πῶς ἔτλης μὴ παραγαγεῖν εἰς ἔργον τὸ κελευσθέν; ἦ δοκεῖς πλεῖον ἐμοῦ τουτουῒ κήδεσθαί σοι τοῦ στρατοῦ; εἰς παιδείαν ἐγὼ τῶν λοιπῶν τὴν τοιαύτην διωρισάμην ἐκτῖσαι ποινὴν τὸν τὸ ἑαυτοῦ ὅπλον ἀποῤῥιψάμενον· ὡς μήτινες τὸ τούτου ἀμελὲς καὶ νωθρὸν μιμησάμενοι ταὐτὸ τοῦτο διαπράξοιντο, κἀν τῷ καιρῷ τῶν ἀγώνων γεγυμνωμένοι τῶν ὅπλων καταλαμβάνοιντο, καὶ οὐκ ἂν φθάνοιεν πρὸς τῶν ἐναντίων ἀναιρούμενοι. σφοδρῶς οὖν αἰκίσας τὸν λοχαγὸν καὶ τῆς ῥινὸς ἀφελόμενος, δέος ἐνῆκε παντὶ τῷ στρατῷ, μηκέτι ἀμελῶς διακεῖσθαι περὶ τὸν οἰκεῖον ὁπλισμόν.
Ἄρτι δὲ κατὰ τὴν περίχωρον γενόμενος τῆς Ταρσοῦ, ἐνταῦθα στρατοπεδεύεται καὶ χάρακα κυκλόθεν πηξάμενος, καρτερῶς τά τε λήϊα καὶ τοὺς λειμῶνας, τοῖς ἄνθεσι καὶ παντοίων δένδρων ἰδέαις κομῶντας, δῃοῦν καὶ ἀποκείρειν προσέταττεν, ὡς ἐξ ἀπόπτου ἡ διαμάχη τούτῳ εἴη, καὶ μή τινα τοῖς βαρβάροις ἐξῇ ἐν τοῖς ἀμφιλαφέσι χωρίοις λόχον ἐγκαθιστάνειν, καὶ τῇ Ῥωμαϊκῇ στρατιᾷ ἐκ τοῦ ἀφανοῦς ἐπιτίθεσθαι. ἦν οὖν τὴν χώραν ἰδεῖν τὸν οἰκεῖον ὡραϊσμὸν ἀποβάλλουσαν· εὐδαίμων γὰρ ἅπασα καὶ εὔβοτος καὶ φυτῶν ἰδέαις κατάκομος, ὅσα οἶδε φέρειν ὀπώρας παντοίας χυμούς.
στρατὸν εἰς τετταράκοντα μυριάδας ἀριθμούμενον - войско в сорок мириадов числом.
ὑπὲρ μυριάδας τὰς τετταράκοντα - свыше мириадов сорока.
Это просто к вопросу надежности любых чисел, которые приводит Лев Диакон.
В трактате "О боевом сопровождении" (в переводе В.В. Кучмы), автором которого с высокой вероятностью является сам Никифор Фока, для сравнения, написано следующее:
- Предводитель всей армии, насчитывающей шесть или пять тысяч конных бойцов и обеспеченной помощью Бога, уже ни в чем большем не будет испытывать нужды.
- Ὁ δὲ τοῦ ὅλου στρατεύματος ἀρχηγός, ἓξ ἢ πέντε χιλιάδας ἱππέων ἔχων πολεμιστὰς καὶ τὴν τοῦ Θεοῦ βοήθειαν, οὐ πλειόνων ἐν χρείᾳ γενήσεται.
В своей "Стратегике" Никифор Фока пишет об армии из примерно 7200 конных.
В "Обустройстве лагеря" (тоже перевод В.В. Кучмы)
Боевое кавалерийское войско, если его численность составляет восемь тысяч двести человек, следует разделить на двадцать четыре таксии, насчитывающие по триста человек. В свою очередь, эти двадцать четыре таксии следует объединить, как и пехотинцев, в четыре паратаксии, равные между собой по силе, насчитывающие каждая по шесть таксий, чтобы когда вся армия находится на марше, они следовали бы четырьмя мерами по шесть таксий в каждой, образуя авангард, арьергард и фланги. Императорская же паратаксия, насчитывающая тысячу человек, пусть будет сверх них, чтобы император мог оказывать помощь частям, потесненным в сражениях, отряжая для этого людей из собственной паратаксии.
Если кавалерия будет иметь больше людей, чем восемь тысяч двести, то паратаксии, составляющие четыре меры, должны получить усиление. Ибо когда император участвует в походе, кавалерийскому войску необходимо иметь численность не всего лишь восемь тысяч, но и более. Ведь число восемь взято нами только в качестве модели для двадцати четырех таксий, поскольку такая модель является пригодной и в сражениях, и на марше через открытые пространства при угрозе внезапных вражеских нападений.
Неплохо видно, о каких числах писали военные-практики середины 10 века. С учетом пехоты - "полевая армия мечты" это тысяч 25 бойцов, может быть даже целых 30. Армия во главе с самим василевсом - 7200-8200 конных. "А то даже и больше!" На сколько больше? ИМХО - но речь вряд ли идет о чем-то за пределами "тысяча-две конных". 9600 делить на 24 ни чем не сложнее, чем 7200, но писать про войско из 9600 + 1000 конных автор трактата не решился...
ψιλῶν τις στρατιωτῶν - псил-стратиот.
θυρεὸν - фирея. В "тактиках" такое определение встречается редко, и для щитов тяжеловооружнных, а не псилов.
ῥίψασπις - "бросить щит/аспис".
ὅπλον - оружие, снаряжение.
ἐνταῦθα στρατοπεδεύεται καὶ χάρακα κυκλόθεν πηξάμενος - тут/ἐνταῦθα разбил воинский лагерь/στρατοπεδεύεται и/καὶ палисад/χάρακα со всех сторон/κυκλόθεν воздвиг/πηξάμενος
Английский перевод более логичен. Потому как дальше: битва в поле, потом Никифор не видит возможности для приступа, принимает решение на блокаду - и только после этого расставляет вокруг города дозоры. Как-то странно это выглядит для уже окруженного палисадом города?
Русский.
Таким образом, он решил не подвергать опасности [своих людей] в непроходимых и опасных местах. Поэтому он отозвал войско и вернулся в Византии. Затем, возведя в достоинство патрикия Калокира, мужа пылкого нрава и во всех отношениях горячего, он отправил его к тавроскифам, которых в просторечии обычно называют росами, с приказанием распределить между ними врученное ему золото, количеством около пятнадцати кентинариев, и привести их в Мисию с тем, чтобы они захватили эту страну
Английский.
So he took the army and returned to Byzantium; and after honoring with the rank of patrikios a particularly impulsive and hot-headed man named Kalokyres, he sent him to the Tauroscythians (who are usually called Russians in the popular language) to distribute to them the gold that he entrusted to him, a sum of 15 kentenaria, and lead them to Mysian territory to conquer it.
Греческий.
ὅθεν ἀναλαβὼν τὴν στρατιὰν πρὸς τὸ Βυζάντιον ἤλαυνε, καὶ Καλοκύρην ἐκεῖνον τῷ τῶν πατρικίων τιμήσας ἀξιώματι, ἄνδρα ὁρμητίαν τὴν ἄλλως καὶ θερμουργὸν, ἐς τοὺς Ταυροσκύθας ἐξέπεμψεν, οὓς ἡ κοινὴ διάλεκτος Ῥῶς εἴωθεν ὀνομάζειν, ἐφ' ᾧ διανείμαντα τούτοις χρυσὸν, ὃν αὐτῷ ἐνεχείρισεν, εἰς κεντηνάρια πεντεκαίδεκα συγκεφαλαιούμενον, ἐς τὴν χώραν καταγαγεῖν τῶν Μυσῶν, ταύτην αἱρήσοντας.
На эту сумму (15 кентиариев, 1500 литр, 108 тысяч номисм) для оценки войска Святослава пытались опереться еще полтора века назад.
- Чертков А. Д. Описание войны великого князя Святослава Игоревича против болгар и греков в 967-971 годах [по источникам]. 1843
- Круг Ф.И. Критические разыскания о древних русских монетах. 1807
Для оценки используются сведения из сочинения Константина Багрянородного "О церемониях", книга II, главы 44 и 45.
Есть англо-греческая билингва Constantine Porphyrogennetos: The Book of Ceremonies. Translated by Ann Moffatt, Maxeme Tall. 2012. Русский перевод о походе 949 или 956 года в Филипчук А.М. Росы и их слуги в кн. II, 45 «De cerimoniis»: проблемы источников и авторского восприятия // Восточная Европа в древности и средневековье. 2009.
Во время похода 911 года на Крит 700 росов получили рогу в 1 кентиарий (7200 номисм). Рога для всего войска вышла более чем в 30 кентиариев (не считая трат на корабли, оружие, продовольствие), но там и людей было 47 тысяч (одних гребцов 34 тысяч). При походе в Италию в 935 году росов всего 415 на 7 кораблях. В 949 (или 956) росов 629 (из них 45 - слуги). Откуп от похода для византийского стратиота находился в пределах 2-6 номисм.
Проблема в том, что плата она и есть плата. Мы не знаем ни сколько войска за такие деньги надеялись набрать византийцы, ни сколько его было реально набрано. А.Д. Чертков полагал, что византийцы должны были выставить минимум несколько десятков номисм за каждого воина. Проблема в том, что особых оснований для того предположения нет. Мы не знаем, сколько было роздано и какому количеству воинов, мы не знаем сколько пришлось на долю лично Святослава (и его виднейших мужей), мы не знаем состава и структуры его войска. Единственное, что можно уверенно говорить - денег было достаточно для найма армии в тысячи копий. А перебирая вводные (при нулевой возможности их проверить) можно насчитать и 2, и 3, и 15 тысяч...
Русский.
«... Итак, если вы согласны со мной и доверяете мне, нам надлежит тотчас же укрепить вот этот с виду надежный и обтекаемый водою холм, расположить на нем по отряду конницы и пехоты, а затем ежедневными вылазками, набегами, расхищением съестных припасов смирить антиохийцев, поставить их в затруднительное положение и принудить против воли покориться ромеям». Закончив речь, василевс взвалил на плечи камень (в такого рода делах он был прост и скромен), взошел на холм и приказал всему войску последовать его примеру. И через три дня на холме появилось мощное вполне надежное укрепление. Он оставил в этой крепости отряд в пятьсот всадников и тысячу пехотинцев, снабдил их достаточным количеством фуража и приказал совершать ежедневные набеги на Антиохию, предавая мечу и разграблению все на своем пути.
Английский.
"... If then you are willing to listen to me, since this hill appears particularly secure, and is well-watered, as you see, it should be fortified immediately, and a squadron of cavalry and a cohort of infantry should be left on it, so that by daily attacks and raids, and by plundering of provisions, they may bring Antioch to its knees, reduce it to dire straits, and force it, albeit unwilling, to become tributary to the Romans". This was the emperor's speech; then he put a rock on his shoulder (for he was of humble nature and did not disdain to do such things), and climbed up the hill, ordering all the army to do the same. Thus one could see built on the hill in three days a town that was well-walled and very secure. He left behind in the fortress a unit of five hundred cavalry and a cohort of a thousand infantry, furnishing them with sufficient provisions, with orders to attack Antioch every day, and to put to the sword or plunder anything that came their way.
Греческий.
ἐπείπερ ὁ λόφος ὀχυρώτατος οὑτοσὶ καταφαίνεται, καὶ κατάῤῥυτός ἐστιν ὕδασιν, ὡς ὁρᾶτε, τοῦτον δὴ τειχιστέον ἐξαυτῆς, καὶ ἴλην ἱππέων καὶ σπεῖραν πεζῶν ἐν αὐτῷ ἐατέον· ὥστε καθ' ἑκάστην ἐπεξελάσεσι καὶ καταδρομαῖς, καὶ τῶν ἐπιτηδείων διαρπαγαῖς τὴν Ἀντιόχου ταπεινώσωσι, καὶ εἰς ἀμηχανίαν δεινὴν κατακλείσαντες καὶ ἄκουσαν ἀναγκάσωσι, Ῥωμαίοις γενέσθαι ὑπόσπονδον. εἶπεν ὁ βασιλεὺς, καὶ λίθον ἐπωμισάμενος (ἦν γὰρ περὶ τὰ τοιαῦτα μετριοπαθής τε καὶ ταπεινὸς), ἄνεισι ἐπὶ τὸν λόφον, πάσῃ τῇ στρατιᾷ οὕτω ποιεῖν διακελευσάμενος. ἦν οὖν ἰδεῖν ἐν τρισὶν ἡμέραις ἄστυ ἀνῳκισμένον ἐπὶ τὸν λόφον, εὐερκές τε καὶ ὀχυρώτατον. φάλαγγα τοιγαροῦν πεντακοσίων ἱππέων, καὶ σπεῖραν χιλίων πεζῶν ἐν τῷ φρουρίῳ καταλιπὼν, καὶ ἀποχρῶσαν χιλὸν αὐτοῖς ἀποσιτισάμενος, ἐντειλάμενός τε ὁσημέραι ἐκδρομὰς κατὰ τῆς Ἀντιοχείας ποιεῖν, καὶ τὸ παρατυχὸν μαχαίρας ἔργον καὶ προνομῆς ἀπεργάζεσθαι
ἴλην ἱππέων καὶ σπεῖραν πεζῶν - ила конная и спейра пеших. Тут Лев Диакон решил "умственность показать". В армии Византии не водилось ни ил, ни спейр...
φάλαγγα τοιγαροῦν πεντακοσίων ἱππέων, καὶ σπεῖραν χιλίων πεζῶν - фалангу (φάλαγγα) из 500 конных (πεντακοσίων ἱππέων) и (καὶ) спейру из 1000 пеших (σπεῖραν χιλίων πεζῶν) оставил (καταλιπὼν) в укреплении (ἐν τῷ φρουρίῳ).