Дубровский. Два исследования по истории устной культуры Московского царства
И.В. Дубровский. Два исследования по истории устной культуры Московского царства // Русский Сборник: Исследования по истории России. XXIX. 2020
Как читать записки иностранцев о Московии и пользоваться ими как историческими свидетельствами - вопрос непраздный, потому что многие, очевидно, этого недопонимают. Во-первых, конечно, - скажем банальность - необходимо читать оригиналы. Большинство существующих русских переводов сочинений иностранцев о Московском государстве далеко не идеальны. Вот вопиющий пример: к свидетельству, которое А.Л. Топорков и Н.С. Борисов приписали Поссевино, знаменитый иезуит не имеет отношения. Об этой истории даже неловко рассказывать. Оба исследователя находят волнующее нас место в русском переводе латинского сочинения «Московское посольство», который помещен в книге, подготовленной сотрудницей кафедры древних языков исторического факультета МГУ Л.Н. Годовиковой. Латинский источник с рассказом о поездке Антонио Поссевино к Ивану Грозному содержался в закрытом иезуитском ежегоднике за 1582 года. Л.Н. Годовикова воспользовалась его переизданием, осуществленном П. Пирлингом в 1882 году, где текст озаглавлен: «Antonii Possevini missio Moscovitica». Название, данное П. Пирлингом, вышло немного двусмысленным: в латинской традиции имя перед заглавием в родительном падеже - обычный способ обозначения авторства сочинения. Тем не менее человек, открывший книгу, не должен ошибиться в том, кем именно это сочинение было написано. В своем предисловии П. Пирлинг ясно пишет, что составитель текста - неизвестный иезуит и что это не Поссевино. Действительно, в самом латинском тексте об этом говорится со всей определенностью: автор сетует на то, что не имел возможности познакомиться с сочинением Поссевино, о существовании которого ему известно («de Moscorum moribus… patris etiam Possevini commentarius exstare dicitur»). Однако в переводе Л.Н. Годовиковой эта фраза пропущена! Дезориентируя читателя, она то и дело заменяла третье лицо, в котором идет изложение, на первое лицо, представляя рассказчика участником посольства. После ее публикации отечественные исследователи оперируют ее нелепым утверждением об авторстве Поссевино, принимая его за установленный факт. Упомянутая кафедра древних языков прославилась такими вещами. Полагаться на переводы Л.Н. Годовиковой и ее коллег - верх легкомыслия.
Второе замечание, которым хотелось бы поделиться, касается литературной стороны дела. Европейцы, писавшие о Московии в XVI-XVII веках, естественно, были разными людьми, но те из них, кто получил более или менее систематическое образование, а таких всегда было большинство, становились людьми традиции, которая целиком предопределяла их кругозор, поглощала, управляла их наблюдательностью и пером. Чтобы грамотно оперировать отдельными свидетельствами, исследователь должен понимать и удерживать в поле зрения всю традицию. По отдельности в ней ничего не существует. Не будем бездумно пользоваться формулой «преклонение перед авторитетом». Мало кто из писателей, о которых идет речь, считал себя глупее своих предшественников, включая самых прославленных. Тут дело скорее в такой способности помнить, которая людям нашего времени давно не свойственна. Это память, способная крепко удерживать прочитанное иной раз много лет назад. Повторяет ли автор сказанное до него или спорит с устоявшимся мнением, разъясняет и дополняет, он никогда не теряет эту нить. Других описаний в записках иноземцев о Московии не бывает.
Ругаемое издание - Поссевино А. Исторические сочинения о России XVI в. ("Московия", "Ливония" и др.). Москва. Издательство Московского университета. 1983. Ответственный редактор - В.Л. Янин. Рецензенты - А.Л. Хорошкевич и А.Ч. Козаржевский.
Paul Pierling. Missio Moscovitica. 1882
В качестве дополнительного чтения указана статья Рыбаков В.В. О русском переводе сочинения Александра Гваньини «Описание Московии» // Средние века. М., 2008. Вып. 69 (4). Там билингвальное издание поругивается за опечатки в латинском тексте и огрехи в переводе.
Латинский текст Поссевино с описанием поездки - Annuae litterae Societatis Iesu anni MDLXXXII ad Patres et Fratres eiusdem Societatis. Romae, 1584.
P.S. Разнос там, конечно, И.В. Дубровский устроил...
- Неумение справиться с материалом никому нельзя поставить в вину. Непростительно другое: когда исследователь не желает в этом признаться и делает вид, что разобрался.
- Это выступление филологов наши историки, писавшие на ту же тему, проигнорировали. Трактовку Р. Г. Скрынникова можно назвать стихийным возвращением к тому способу рассмотрения фольклора, которого придерживались представители «исторической школы». Художественный вымысел в интересующей нас песне он без объяснения причин отрицает. «В действительности содержание песни было далеко не вымышленным», - парирует он с царственной краткостью. Реальностью, нашедшей отражение в «Песне о гневе Ивана Грозного на сына», Р.Г. Скрынников объявляет свою рискованную гипотезу о конфликте царя со старшим сыном Иваном, якобы имевшем место около 1570-1571 годов. В пользу этой гипотезы он находит три аргумента. Один из них - сама песня, точнее сказать, одна из ее кратких версий, которую он произвольно выбирает из целого ряда других. В том варианте памятника, которому отдает предпочтение Б.Н. Путилов, царь-отец гневается на своего младшего сына Федора. В истории песни такое распределение ролей - вообще самый распространенный случай. Р.Г. Скрынникову удобнее принять как изначальный тот вариант, где в измене обвинен царский сын, не названный по имени, ибо он подразумевает под ним Ивана. Основанием для такого выбора называется «историческая достоверность». На деле это не значит ничего другого, кроме того, что считать данную редакцию исходной, а все другие поздними и испорченными Р. Г. Скрынникову удобнее всего.
- Памятуя статью А.Л. Топоркова, объясняющего все иначе, заметим, что в таких интерпретациях бывает слишком много дешевой эрудиции и мало доказательств того, что те или иные смыслы действительно воспринимаются и играют роль.
- С чего должен начинаться разбор литературного произведения? Наверное, с композиции. Как может быть по-другому? Наши исследователи «Сказания о Мамаевом побоище», кажется, совершенно безразличны к этому вопросу. Они готовы изучать все что угодно, кроме композиции.
P.P.S. И.В. Дубровский. Новые документы по истории отношений России и Италии при Иване Грозном // Русский Сборник. Т. XIV. М., 2013.
Европа большая и разная, и многие культурные особенности Московии, на первый взгляд присущие только ей, где-нибудь обязательно находят аналогию. Надо внимательнее смотреть. Закрытость Русского государства, усугубившаяся при Иване Грозном, приводившая к таким фактам поразительного невежества в европейских делах, не составляет исключения. На другом конце континента похожие тенденции воплощались в политике испанского короля Филиппа II. Филипп II запрещал своим испанским подданным путешествовать по Европе, учиться в большинстве зарубежных университетов. При нем под строгий контроль был взят ввоз книг. Последствия этих жестких мер, естественно, не могли быть сопоставимыми с тем, что происходило в Московии (хотя бы в силу географического положения испанских Нидерландов), но в стремлении отгородиться от других две страны оказываются похожи. И испанский посол в Риме граф Оливарес, не знавший ни одного языка, кроме своего собственного, в этом отношении ничем не отличается от Шевригина и Молвянинова.
Наконец, есть сферы письменной культуры, где Рим со всем его культурным богатством никак не мог претендовать на превосходство, например, в ведении служебной документации. Когда в конце зимы 1581 года в Риме объявился «посол Московита», выяснилось, что информации о приеме предшествующих русских посольствах к папе Римскому никто в Риме собрать не может. Первый посол из Московии, возможно, прибыл в Рим еще при Василии Темном. Мы точно знаем о посольствах деда и отца Ивана Грозного к папам Сиксту IV (Джан Баттиста делла Вольпе, или «Ивана Фрязина», в 1469 и 1472 годах), Иннокентию VIII (Юрия Траханиота в 1486 и Мануила Ралева в 1488 годах), Александру VI (Дмитрия Ралева и Митрофана Карачарова в 1500 году) и Клименту VII (Дмитрия Герасимова в 1525 и Еремея Трусова и Тимофея Лодыгина в 1528 годах). Папский церемониймейстер Франческо Муканцио по поручению папы тщетно ищет что-либо о приездах русских в записках своих предшественников, кому было положено фиксировать такие сведения. О посольстве Герасимова при Клименте VII вспомнили благодаря известному сочинению Паоло Джовио. Но у Джовио не нашлось информации, ради которой были затеяны поиски. Никаких сведений о приеме московитов он не приводит («quo tamen pompa, aut ritu receptus auditusque esset non exprimit», - сетует Муканцио). Кардинал Комо в письме от 4 марта 1581 года смог сообщить папскому нунцию в Польше о двух русских посольствах в Рим «во времена Климента VII и Юлия III». Информация наполовину неверная. При Юлии III в Риме действовал некто Иоганн Штейнберг, выдававший себя за агента русского царя, но посольств из Московии не приезжало. Естественно, мне захотелось проверить Муканцио и самому заглянуть в книги папских церемониймейстеров, что я и сделал. Иоанн Бурхард вел свой известный «Дневник», первый текст такого рода, с 1483 по 1506 годы и по идее должен был описать приезд в Рим трех из пяти посольств Ивана III. Однако Бурхард вскользь упоминает лишь об одном. Даже если Муканцио эту запись видел, она не могла ему пригодиться. О посольствах, отправленных Василием III, в «Дневнике» Бьяджо Барони, дяди Муканцио, состоявшего церемониймейстером при Клименте VII, не сказано ни слова. Ранние дневники папских церемониймейстеров историки сегодня читают и публикуют как бесценные хроники папского Рима. Если это служебные документы, то далеко не безупречные.
Эти провалы в памяти и ведении документации оттеняет отлично налаженное делопроизводство московских приказов. Для встречи ответной миссии Антонио Поссевино несколько месяцев спустя в Москве был подготовлен целый пакет выписок из приказных книг с самым детальным описанием приема предшествующих посольств папы Римского. Исключением были старые кормовые книги Ямского приказа, сгоревшие при пожаре, и «корм» для Поссевино установили по аналогии с информацией о содержании послов императора, зафиксированной с той же скрупулезностью. Мало того, сами эти выписки сохранены и вклеены множеством других документов в дело о приезде Поссевино. Удивляет не только сохранность документов, но и умение ими распорядиться, в нужный момент быстро найти и скопировать нужную бумагу. 28 июля 1581 года Грозный пишет из Старицы в Москву И. Ф. Мстиславскому и А. Щелкалову, веля доискаться «в старых книгах, каковы наказы дававылися преж сего приставом, которые бывали у папиных посланников в приставех». На другой день 29 июля они ему отвечают, что все готово: «А из книг есмя, государь, из старых выписали прежних папиных гонца и послов, хто к ним посылан на встречю и каков их бывал приезд в Москве и кто был в ответе, да тое есмя выпись послали к тебе ко государю». О московском делопроизводстве удивленно и уважительно отзывается Поссевино. В Риме многие отмечали, что за «послом Московита» ходит секретарь, который все записывает. Сохранившиеся до наших дней и опубликованные многостраничные «статейные списки» Шевригина и Молвянинова, как известно, всего лишь краткие выжимки из дневников посольств.