Апокрифическое
Не всем настасьифилиппповны по нутру
Граф Лев Николаевич Толстой любил женщин с тонкой с изломанной психикой не меньше, чем писатель Федор Михайлович Достоевский. А то и поболее.
В противном случае он не принимал бы у себя в Ясной Поляне динамитчиц и бомбисток, каких вешали в эпоху столыпинской реакции. Активным участием в их непростой судьбе и жизни граф жестоко травмировал свою верную супругу графиню Софью Андреевну.
В отличие от графа Льва Николаевича Толстого писатель Федор Михайлович Достоевский жену свою жалел, и чтобы не огорчать Анну Григорьевну Достоевскую визитом дамы, типа Настасьи Филипповны, «выпускал пар» в казино, проигрываясь в пух и прах. Но какой русский не любит быстрой езды и острых ощущений?
Волевая Софья Андреевна Толстая в отличие от кроткой Анны Григорьевны Достоевской гневалась, но поделать со слетавшимися в ее дом беззащитными существами, ничего не могла. У графа же была железная отговорка: он-де, учит революционисток вегетарианству и непротивлению.
То, что граф, не щадя живота своего, пытался превратить экзальтированных насильниц в умильных непротивленок, весьма настораживало графиню, поскольку нередки были случаи, когда после очередного сеанса непротивленчества ее муж сбегал из Ясной Поляны, а царский режим вместо того, чтобы приструнить графа, смотрел на его шалости сквозь пальцы.
С наступлением новой эры в истории человечества поток желающих получить поддержку у графа не иссяк, поскольку на всех непротивленок комиссарских должностей не хватало, а тяги к острым ощущениям не убавлялось. Зато у новой власти появились к графу вопросы. Отвечать на них он не привык, а потому воспринял внимание к себе вышних инстанций болезненно и изрядно струхнул. А железный поток психоделического элемента в Ясную Поляну все не иссякал, и граф становился невольником чести, оставаясь рабом мелкого чувства.
Софья Андреевна, всерьез обеспокоенная судьбой своего семейства, опасалась, как бы ее мужа не обвинили в связях с контрреволюционерками. И тогда она принялась бомбить письмами женотдел ЦК («Центробабу», на партийном жаргоне) в лице знойной и неукротимой Александры Михайловны Коллонтай и даже самого Владимира Ильича, умоляя приставить к мужу чекистов, чтобы те не допускали к телу графа кого ни попадя, и оградили бы его от возможных провокаций.
Читая их, вся Центробаба хохотала, а Ильич бранился и называл графа «кривым зеркалом советской власти», «истасканным истеричным хлюпиком», «русским интеллигентом» и даже «Христа ради юродивым», который и в лихую годину революции не может избавиться от старорежимных замашек. Тем не менее, явно из любви вождя к нечеловеческой музыке «Крейцеровой сонаты», Ясная Поляна оказалась под колпаком Дзержинского.
Несмотря на все фильтрации поток непротивленок к графу не иссяк, хотя и поредел. Но однажды даже железная Софья Андреевна не выдержала и впала на нервной почве в кому. Однако памятуя о том, что на ней лежит все хозяйство и забота о будущем беспутных детей, она взяла себя в руки и отписала письмо товарищу Сталину, заверяя последнего, что непрекращающиеся визиты дам с изломанной психикой не носят политического контрреволюционного характера, а являются следствием мутных жизненных историй в анамнезе и нездоровой тяги мужа к дидактике и моральной пропедевтике.
В ответном письме товарищ Сталин выразил бывшей графине сочувствие и порекомендовал ей проявлять большую бдительность и принципиальность, заверив ее, что все необходимые меры буду приняты.
Вскоре в Ясной Поляне была задержана «Манька-каторжница» (она же Мария Спиридонова), перед тем трижды бежавшая из-под ареста. Обстоятельства ее поимки и по сию пору хранятся в архивах КГБ. Зато достоверно известно, что после завершения операции товарищ Сталин поздравил бывшего графа с успехом и выразил ему благодарность.