...22 января 1758 г. русские войска вступили в столицу Восточной Пруссии. «Все улицы, - писал участник похода А.Т. Болотов,- окна и кровли домов усеяны были бесчисленным множеством народа. Стечение оного было превеликое, ибо все жадничали видеть наши войска и самого командира, а как присовокуплялся к тому и звон в колокола во всем городе и играние на всех башнях и колокольнях в трубы и литавры, продолжавшееся во все время шествия, то все сие придавало оному еще более пышности и великолепия.
А уже 24 января Кенигсберг присягал на верность Русской Императрице. Пастор зачитывал немецкий текст, присутствовавшие повторяли его, затем скрепляли клятву собственноручной подписью. Вместе с преподавателями университета принес присягу и доцент Кант. Как все, он обязался «быть верным и покорным всесветлейшей и великодержавнейшей императрице всех россиян Елизавете Петровне etc., etc. и ее величества высокому престолонаследнику его императорскому высочеству великому князю Петру Федоровичу, с внутренним удовольствием поддерживать их высокие интересы, не только своевременно сообщать обо всем, что направлено против них, но и всеми способами этому препятствовать».
В богатых домах появились портреты Елизаветы Петровны. В церквах служили благодарственные молебны. А в феврале из Петербурга пришел указ Императрицы, подтверждавший все существовавшие ранее «привилегии, вольности, преимущества и права» города Кенигсберга; гарантировалась свобода вероисповедания, передвижения, торговли, неприкосновенность имущества и т. д. и т. п. Специальный раздел указа был посвящен Кенигсбергскому университету, бюджет его оставлялся без изменения, как и доходы преподавателей, объявлялась полная свобода прохождения учебных курсов. «Студентам дозволяется при академии оставаться и науки свои при оной оканчивать; также и все прочее остается на прежнем основании».
Кенигсберг вел более мирную жизнь, перемежавшуюся балами, машкерадами и всеобщими гуляниями. Завоеванный край находился по сравнению с центральными губерниями России на льготном положении, а сама Восточная Пруссия оказалась в глубоком тылу, забыв и думать о войне.
Доцент Кант продолжал читать свои курсы. К чтению привычных уже курсов прибавились занятия с русскими офицерами, которым добросовестный доцент читал курсы фортификации и пиротехники. Среди его слушателей могли оказаться Григорий Орлов, будущий екатерининский вельможа, раненный под Цорндорфом и находившийся в Кенигсберге на излечении, и Александр Васильевич Суворов, тогда подполковник, навещавший в прусской столице своего отца генерала В. И. Суворова - губернатора Восточной Пруссии. Друг Канта Шеффнер в своих воспоминаниях пишет, что был знаком с будущим русским генералиссимусом как раз в те годы.
...В декабре 1758 года умер профессор философии Кипке, и на кафедре открылась ВАКАНСИЯ.
На освободившееся место объявилось сразу же пять претендентов. Был среди них и доцент Кант, выставивший свою кандидатуру по настоянию давнего благожелателя - пастора Шульца - профессора богословия и ректора университета. Из пяти кандидатов академический сенат отобрал двух - Бука и Канта. Представление на Высочайшее Имя отправили 14 декабря 1758 года. В тот же день Кант от себя лично направил императрице Елизавете Петровне прошение, которое мы приведем полностью:
«Всесветлейшая, великодержавнейшая императрица, самодержица всех россиян, всемилостивейшая императрица и великая жена!
С кончиной блаженной памяти доктора и профессора Кипке освободился пост ординарного профессора логики и метафизики Кенигсбергской академии, который он занимал. Эти науки всегда были предпочтительным предметом моих исследований.
С тех пор как я стал доцентом университета, я читал каждое полугодие по этим наукам приватные лекции. Я защитил публично по этим наукам 2 диссертации, кроме того, 4 статьи в Кенигсбергских ученых записках, 3 программы и 3 других философских трактата дают некоторое представление о моих занятиях.
Лестная надежда, что я доказал свою пригодность к академическому служению этим наукам, но более всего всемилостивейшее расположение Вашего Импер. Величества оказывать наукам высочайшее покровительство и благосклонное попечительство побуждают меня верноподданнейше просить Ваше Имп. Величество соблаговолить милостиво определить меня на вакантный пост ординарного профессора, уповая на то, что академический сенат в рассуждении наличия у меня необходимых к сему способностей сопроводит мою верноподданнейшую просьбу благоприятными свидетельствами. Умолкаю в глубочайшем уничижении,
Вашего Импер. Величества верноподданнейший раб Иммануил Кант Кенигсберг 14 декабря 1758 г.»
Знать, крепко усвоил Иммануил Иваныч, куда и кому следует писать челобитную - на самые верха.
Однако, судя по всему, у кроткия Елисаветъ Петровны нашлись (дома и на работе) не менее важные дела, нежели составление штатного расписания нового русского университета.
Логично педположить, что аналогичное прошение подал на Высочайшее Имя и доцент Бук.
Вопрос о профессорской вакансии решался, по-видимому, не в Петербурге, а в Кенигсберге, и решен он был не в пользу новоруского доцента Канта, несмотря на протекцию ректора. Оплачиваемое место профессора получил Бук, который был старше и по возрасту, и имел больший стаж преподавания.
Такая вышла незадача.
А в 1762 году Семилетняя война пошла на убыль. 8 июля последний русский губернатор Восточной Пруссии Воейков издал прокламацию, освобождавшую население от присяги царю. С городских ворот и административных зданий сняли русские гербы и снова водрузили прусские.
Начались новые молебствия и торжества. И вдруг стало известно о дворцовом перевороте в Петербурге: на престоле императрица Екатерина II. Воейков снова принял на себя губернаторские полномочия. И снова появились в Кенигсберге и русские гербы и русские часовые (Вот тебе, бабушка, и ГКЧП осьмнадцатого века!)
В августе несмотря на известные колебания Екатерины II Восточную Пруссию окончательно передали пруссакам. Фридрих отблагодарил Екатерину весьма изящно: избранием в Берлинскую академию наук, где она стала первой женщиной и оставалась единственной вплоть до конца следующего столетия.
В знак же своего особого нерасположения к Кёнигсбергу "великий Фриц" больше никогда его своим посещением не удостаивал. А бывший новорусский подданный доцент Кант продолжал читать лекции и ожидать получения должности профессора. А потом взял да и надерзил своему новому старому начальнику ("Не учите меня мыслить о Боге!"). А "Великий Фриц" всего лишь попытался в вежливой и тактичной форме увещевать философа, равно как и его коллег по мыслительному цеху и предостерегал от опасности впасть в пагубное для спасения души вольнодумство.
Одумался старый венценосный волтерианец! проняло его, наконец! Понял, куда может завести неуемное "вольномыслие". И притом помимо кантовых "Критик". Своим умом. Однако смиряющих человечью гордыню Соловков под рукой у него не было. Приходилось ТЕРПЕТЬ.
Вот такая история.
Пустячок, а любопытно.