Разбойники. In tyrannos!
Я не могу похвастаться академическим гуманитарным образованием, поэтому признаюсь, что открыл Шиллера впервые. В школе его не проходили, а так для себя, по-моему, Шиллера никто не читает.
Наш литературный клуб, не только возможность увидеть что-то новое в знакомых произведениях, но может быть главным образом, возможность открыть для себя новый мир. Ведь каждый по-настоящему большой автор - это именно это. Настоящая литература - это миры. Мир Михаила Шолохова и Григория Мелехова, мир Шекспира и вот - мир Шиллера.
Признавая, что это - да, мир и причем мир, который вложен в десятки других литературных миров, должен сказать, что для меня он несколько непривычен. Само название пьесы уже совсем не отражает её сути. Что такое сейчас разбойники? Эй вы, разбойники, а ну-ка не шалите, можно услышать на детской площадке. Язык, темперамент, акценты, некая непривычная экзальтация, все то, что в конце 18-го века, по-видимому, было нормой дискурса. Впрочем, Шекспир жил еще раньше и впечатления некоторой наигранности чувств не оставляет, поэтому все же, видимо дело в частном конфликте интерфейсов. Тем не менее незнакомство с миром Шиллера - это, безусловно серьезный культурный пробел, который необходимо восполнить, и одними Разбойниками здесь, конечно, не обойтись. Достаточно сказать,что незнание этого произведения, делает обращение к Шиллеру других авторов, для такого читателями, чем-то вроде пустых ссылок - null. Вот, к примеру, у Алексея Толстого в полку Телегина ставят Разбойников, а к чему Толстой адресует читателя? А ведь это немаленький кусок сюжета «Хождения по мукам». В общем как сказал Жорж Элгози (кто это?) «Образованный человек не читает, он перечитывает» и до этого идеала пока далеко.
О сюжете. Поначалу хочется, как обычно, противопоставить хорошего героя плохому и сопереживать первому. Но в книжке Шиллера хорошего героя нет. Оба брата нехорошие.
Сергей Кургинян в передаче Суть Времени 35 говорит, что три великих человека Эйнштейн, Маркс и Фрейд, каждый по-своему, проблематизируют монизм вселенной, вводя некий второй принцип, Фрейд к эросу добавляет танатос, Эйнштейн вводит в свое уравнение лямбда-член, а Маркс рассуждает о превращенных формах.
Так вот, братья в "Разбойниках" проблематизируют не монизм, а наличие чего-то в мире, кроме них самих. Делают это, разумеется, по разному. Франц делает это проще, грубее, зримее, по законам жанра на первых страницах драмы он сообщает читателю и зрителю свое жизненное кредо, говоря о природе:
Нет, Нет! Я несправедлив к ней. Высадив нас, нагих и жалких, на берегу этого безграничного океана - жизни, она дала нам изобретательный ум. Плыви, кто может плыть, а неловкий - тони! Меня она ничем не снабдила в дорогу. Все, чем бы я ни стал, будет делом моих рук. У всех одинаковые права на большое и малое. Притязание разбивается о притязание, стремление о стремление, мощь о мощь. Право на стороне победителя, а закон для нас - лишь пределы наших сил.
Но нечто похожее через пару страниц говорит и Карл Моор:
Я не хочу больше об этом думать! Это мне-то сдавить свое тело шнуровкой, а волю зашнуровать законами? Закон заставляет ползти улиткой и того, кто мог бы взлететь орлом! Закон не создал ни одного великого человека, лишь свобода порождает гигантов и высокие порывы.
Разница в том, что негодяй Франц провозглашает словами Достоевкого лозунг «ндраву моему не препятсвуй» во имя узкокорыстных целей, он хочет устранив конкурентов, стать владельцем титула и земель, а как бы благородный Карл делает то же самое во имя неких идеалов: «Поставьте меня во главе войска таких молодцов, как я, и Германия станет республикой, пред которой и Рим и Спарта покажутся женскими монастырями.» Но, в сущности, великие планы только приложение к духу героя. Натуральный (уже без неопределенности) негодяй Шпигельберг предлагает Моору:
«Браво, брависсимо! Вот ты и дошел до моей мысли! Я сейчас шепну тебе на ухо, Моор, то, что уже давно засело мне в голову. Ты для такого дела самый подходящий человек! Пей, братец, пей! Что, если нам объявить себя иудеями и восстановить Иудейское царство?»
И это, отнюдь не пустое предложение, повернись в голове Карла что-то чуть иначе и он мог бы взяться и за это предприятие.
Эпиграфом к драме Шиллер взял латинское изречение In tyrannos! - На тиранов!
Для Франца и Карла тираны - это все остальные, кроме них самих. Я бы даже сказал сама идея ограничения, и в этом смысле, конечно, сама идея формы. Если посмотреть на драму Шиллера с этой точки зрения, получается, что братья, по сути выступают, каждый в своем стиле, адептами Иного в монистическом мире, того самого Иного, трудноуловимые следы которого узрели три великих мыслителя рубежа XIX и XX веков.
При обсуждении этого произведения Шиллера возник вопрос - где же здесь гуманизм, ведь Шиллер - гуманист? Ну нет здесь гуманизма, мир разбойников Шиллера - это антигуманистичный мир, возможно именно это и хотел сказать нам великий немец.
В этой связи возникает вопрос, зачем в полку Телегина, его жена Даша поставила именно эту пьесу?
Присоединяйтесь к клубу в ВК https://vk.com/club84917444