Хочу к капитану Дикштейну! (ч.3, завершающая)
Начало - ч.1 и ч.2
В первых двух частях, выложенных в один день на прошлой неделе, рассказывалось, как одна из моих самых-самых любимых книг, повесть Михаила Николаевича Кураева "Капитан Дикштейн", повела меня по следам главного героя, ставшего в молодости, в марте 1921 года, участником Кронштадского восстания, и познакомила с автором лично. В тексте синим цветом даны цитаты.
На открывающем изображении гербы Кронштадта, Гатчины и Петербурга, а также линкор "Севастополь" в Финском заливе и Покровский собор в Гатчине, они герою повести Игорю Ивановичу Дикштейну приводили своими размерами и силой на память друг друга.
Замечательному русскому писателю Михаилу Николаевичу Кураеву
c глубоким уважением к его таланту и сердечной благодарностью за радушие и гостеприимство,
.
а также вдохновенному гатчинскому краеведу Владиславу Аркадьевичу Кислову,
.
равно как моим петербургским друзьям в Живом журнале silva2103, socialist, merelana, volynko, охтинцам-ниеншанчанам alert-dog и edv-y -
.
посвящается эта запись.
.
III.
Петербург и Гатчина
В Петербурге я хочу увидеть два места, из которых одно связано с одним Игорем Ивановичем, другое с другим. Первое - с тем, который в первом предложении повести просыпается январским утром на втором этаже углового дома на улице Чкалова в Гатчине и слышит, как на кухне его жена Анастасия Петровна, Настя, чистит картошку.
Много лет до этого после его возвращения из ссыльного лагеря, где он оказался в результате Кронштадтского восстания, их супружеская молодость проходила в Ленинграде в семье Настиного отца, уважаемого и элегантного парикмахера, державшего своё заведение и жившего в том же доме в прекрасной квартире на Старопетергофском близ Обводного канала, в двух шагах от "Треугольника" и в трёх шагах от знаменитых Нарвских ворот.
1. Нарвские триумфальные ворота на площади Нарвской заставы, одно из известных мест Петербурга.
Парикмахерская велась всею дружною семьёй. Потом в период, получивший название ежовщины, семью в рамках борьбы с нэпманством выселили, в квартиру въехал позарившийся на неё районный оперуполномоченный Гриша с женою Люсей. Вместе с Гришкой поселился изумительный кобель породы ирландский сеттер, Гришка называл его, явно с кем-то полемизируя, Нероном. Пёс был восхитительно красив и безусловно чистопороден, даже казалось, что он и сам знает и о достоинствах своей масти, и о надежности родословной, и поэтому когда Гришка выводил его во двор выгуливать и, явно работая на жильцов, командовал: "Нерон, пиль назад!" - Нерон только улыбался беспечным и веселым своим лицом и пиль назад не делал. После войны повзрослевшая младшая дочь Игоря Ивановича и Насти Евгения посещает двор своего детства.
Старопетергофский проспект ведёт от Нарвской площади в сторону Обводного канала. "Треугольник" - так назывался огромный заводской комплекс, стоявший там с девятнадцатого века. Ныне это в основном недействующая промозона, ждущая современного преображения. Пытаясь определить, где это "в двух шагах от "Треугольника" и трёх от Нарвских ворот", обращаю внимание на дом, весь в солнечных зайчиках:
2.
И, словно по заказу, слева от подворотни -
3.
Через подворотню во двор:
4.
"Это Бог его наказал", - говорит во дворе Люське Евгения после войны, на которой Гришка в первые же дни погиб. "Женечка, я-то здесь совсем не знаю. Уж не держи зла на покойника",- только и нашла что сказать Люська, вдова при троих детях.
Выйдя со двора, немного дальше по Старо-Петергофскому проспекту в сторону Обводного канала воссоздано подворье Валаамского монастыря, закрытое и разоренное в то время, когда семья парикмахера была выгнана из дома. Восстановлен храм Казанской иконы Божией Матери:
5.
А другое место, связанное с "Капитаном Дикштейном", это со станции метро Нарвская доехать с пересадкой на станцию Петроградская. Там прошли детство и юность родившегося в Эстляндской губернии на острове Эзель второго главного героя повести.
Игорь Иванович Дикштейн был из недоучившихся "чёрных гардемаринов", низкорослый кондуктóр из студентов, попавший на флот во время войны, имел жиденькую и потому казавшуюся неопрятной бородку, очки в серебряной оправе и тихое заведование ‐ погреба второй башни главного калибра. Без труда усвоив все правила содержания снарядов, кондуктóр с немецкой аккуратностью, не раз поощрявшейся старшим артиллеристом "Севастополя", усердно "выхаживал" боезапас.
"Чёрные гардемарины" - так называли во время Первой мировой войны на флоте вольноопределяющихся (т.е. добровольно вступивших в действующую армию), прошедших ускоренные гардемаринские курсы, по окончании которых становились не офицерами, а кондуктóрами. Это самое старшее унтер-офицерское звание на Русском флоте, ныне соответствует главному флотскому старшине. Кондуктóры носили форму офицерского покроя.
6. Кондуктор Императорского флота. Можно заметить, что погоны такие же, как сегодня у главного флотского старшины. Внешне кондуктор Дикштейн выглядел, конечно, совсем иначе.
В годы Первой мировой войны в предвидении мобилизации Игорь Иванович пошёл вольноопределяющимся, что давало совершенно очевидные льготы, право выбора рода войск и даже специальности. Одновременно с его уходом на флот облегчалось положение семьи, жившей на небольшую отцовскую пенсию. (...)
После Брестского мира многие офицеры и мичманы старой армии с флота уволились. Игорь Иванович (...) не спешил, в Петрограде был голод, и, по всем сведениям, широко обсуждавшимся на бесконечных митингах и спорах в кондукторской кают-компании, наступивший 1921 год никакого облегчения не обещал. (...)
Игорь Иванович не собирался век свой коротать на флоте; нужно было пережить все эти передряги, закончить образование и жить солидной и обеспеченной жизнью русского инженера. (...)
Мать и младший брат умерли в 1919-м от голода в тесной квартирке на пятом этаже старого дома по Петропавловской улице в Петрограде, поэтому задача выжить стала единственной и главной для Игоря Ивановича.
Петропавловская улица на Петроградской стороне (район Петербурга) совсем короткая, восемь домов по чётной стороне и один, корпус Медицинского института с садом, по нечётной. Улица упирается в Карповскую протоку. Два дома, номер восемь и номер шесть, отвечают двум условиям - имеют пятый этаж и наиболее старые:
7. Дом номер восемь.
8. По настроению скромной семьи юности кондуктóра Дикштейна выбираю дом номер шесть.
Двор через подворотню колодезеобразный, как многие дворы в прекрасно сохранившемся большом историческом центре Петербурга. Темноватый. Вижу, что одна дверь, несмотря на кодовый замок, приоткрыта, захожу. Старая совсем тёмная лестница, выключателей не найти. Лестничная клетка, к сожалению, в жутко запущенном состоянии, стены и потолок шелушатся полностью и безнадежно, местами в густых росписях. Мрачные в полутьме старые массивные тёмно-коричневые двери квартир - ощущаю, как они дохнули ещё иной эпохой - ленинградской блокадой. Приведение Петербурга к его трёхсотлетию в 2003 году в порядок потребовало очень значительных городских и федеральных средств. Сейчас по сравнению с тем, что я видел в начале девяностых годов, город выглядит достойно. Но некоторые подъезды указывают, что преодоление не молниеносно.
9.
Кондуктóр Игорь Иванович Дикштейн с Петропавловской улицы родился на острове Эзель, ныне эстонском Сааремаа (два ударения на оба долгих АА), который я знаю очень хорошо. В Петербурге сегодня в доме номер шесть, для меня его доме, на первом этаже, вход с улицы (дверь и три окошка в белых обрамлениях правее подворотни на фотографии 8), находится очень приятное, хотя не дешёвое кафе, сразу мне напомнившее интерьером одно из кафе в Курессааре, бывшем Аренсбурге, главном городе острова.
10. Лозунг кафе - Everything's allowed, всё дозволено, а снаружи (изнутри на стекле зеркально) надпись All day eating, еда весь день или ешь весь день или едим весь день. Исходя из этого знакомлюсь с работающей там Дашей, петербургским краеведов с немалым опытом, и разговоры, как видно по небу за окошком, до сумерок.
А ещё на Петроградской стороне, десять минут пешком от метро Петроградская в другую, чем Петропавловская улица, сторону живут мои друзья на улице с вдохновляющим названием:
11. ...вдохновляющим вспомнить стихотворение Корнея Чуковского, описывающим Бармалеево логово.
*/
А дальше -
12.
Из Петербурга это час на пригородном поезде.
В городе два вокзала. Я приехал сюда:
13. Балтийский вокзал. Со стороны площади он нежно-розовый.
А на другом конце города специально для меня -
14. Варшавский вокзал больше и хронологически старше Балтийского. Построен, когда через Гатчину прошла Петербургско-Варшавская, вторая ширококолейная в Российской Империи, после Николаевской, ведущей в Москву, железная дорога. Поезда из Петербурга идут на эти вокзалы разными маршрутами.
В двухстах шагах от Балтийского вокзала (в Гатчине, не Петербурге) тебя встречают и провожают взглядом начала двадцатого столетия -
15. Подводная лодка под Андреевским флагом.
16. И самолёт со знаками Военных воздухоплавательных сил Российской Империи.
Если собраться и создать отдельную обычную запись "Как я осматривал город", то там будет место для неспешного рассказа на тему, откуда и почему такие экспонаты. В Гатчине много занимательного. Очень интересно пишет в своей повести о ней Михаил Николаевич Кураев. Быстрым шагом, и передо мною -
16. Императорский дворец, созданный императором Павлом Первым, который...
17. ...смотрит на свой дворец с постамента.
18. За дворцом большой парк с замёрзшими прудами.
Но главным архитектурным символом города является созданный тоже императором Павлом Первым Приоратский дворец, несопоставимо меньший основного императорского. До него из парка в меру резвой трусцой минут двадцать.
19. Приоратский дворец.
Как историческая фигура и личность, государь Павел Петрович исключительно интересен, и если писать о нём и ходить по его следам, то это Михайловский замок в Петербурге, Гатчина и Павловск в равном объёме. Сейчас, однако, моя цель обозначена в заглавии. Снег, солнце и около минус десяти градусов.
…Скрип начищенных ботинок на утоптанном снегу, сопровождавший Игоря Ивановича, придавал не только движению, но и самочувствию категорическую решительность. Была в этом скрипе ясность и чёткость посвиста павловской флейты, подтягивавшей и направлявшей шагавших по дворцовому плац-параду. В скорой походке Игоря Ивановича была откровенность человека, ясно сознающего свои цели и возможности, человека, не умеющего представлять себе жизнь иной, нежели она рисуется перед ним в ежедневной своей конкретности.
Повесть начинается в угловом доме на улице Чкалова, где Игорь Иванович жил предшествующие почти двадцать лет, и заканчивается в ста четырёх шагах от его подъездного крыльца.
Вот это крыльцо:
21.
И у крыльца, фотография из старой газеты, -
22. Автор "Капитана Дикштейна" Михаил Николаевич Кураев и переводчик русской литературы из Италии Марио Алессандро Курлетто.
Гатчина, Гатчина чья ты боль? чьё ты счастье?.. - пишет он в своей повести. И продолжает: - Ах, Игорь Иванович, Игорь Иванович, бездна моя... мой омут!.. Тех слёз, что жизнь из тебя выжала, никто не сосчитает, да и слова, не сказанные тобою, кому услышать?..
Писательский талант в том, чтобы услышали. Иногда слышно настолько, что вьющаяся тропа ведёт в Петербург на Старо-Петергофский проспект и Петропавловскую улицу, в Кронштадт к памятнику восставшим и на мол, где стоял восставший "Севастополь", и к угловому дому на улицу Чкалова, вот этот дом:
23. C улицы.
24. И со двора. Где-то во дворе Игорь Иванович разводил нескольких кроликов, не имея достаточно места, чтобы поставить дело на широкую руку, и помогал соседу построить голубятню по-настоящему.
25.
Загвоздки - так называлась деревня, ныне район современной Гатчины, улица ведёт в ту сторону. Инженер-генерал Федор Иванович фон Люце - военный комендант Гатчины в середине девятнадцатого века, вложивший много сил в её развитие. Юный пролетарий - в его время Гатчина называлась сначала Троцк (не Троицк), потом Красногвардейск. Двадцатое столетие принесло эволюции Санкт-Петербург - Петроград - Ленинград - Санкт-Петербург. Да и линкор, на котором служил Игорь Иванович, назывался "Севастополь" - "Парижская коммуна" - "Севастополь".
Улица Чкалова длинная, является западной границей исторического центра города. Иду в центр, ищу тени и следы капитана Дикштейна.
26. Северное начало улицы Чкалова.
27. В боковой улице.
28. Одно из старейших зданий, конец XVIII века, первоначально суконная фабрика, ныне дворец молодёжи и гостиница.
29. Первоначально пожарная и полицейская часть, ныне отдел МВД.
Будучи в военно-морскую молодость разрисованным голубой татуировкой, как средневековая карта звёздного неба, с девами, лирами и водолеями, Игорь Иванович всю жизнь в общественные бани ходил только с утра, в самое безлюдье, на свежий пар.
30.
Четвёртым по значимости героем повести после Игоря Ивановича, его жены Анастасии Петровны и Игоря Ивановича кондуктóра является близкий друг Игоря Ивановича, который с улицы Чкалова, его ровесник Шамиль, глава многодетной татарской семьи. В моём дошкольном детстве, совпавшим со временем действия "Капитана Дикштейна", у нас во дворе у бабушки с дедушкой тоже жил татарин Валит Саматович, мощный господин, вызыввший у меня при своей улыбчивости некоторую боязнь. В Гатчине Игорь Иванович и Шамиль иногда заходят в заведение с названием "Пиво - пиво", и там за кружкой беседуют о пивной пене, строении недр Земли, возможности существования вершины развития человечества, походе в ленинградский планетарий, как способе спрятаться от мороза, и других подобных материях. Если дискуссия принимает затруднительный оборот, Шамиль приподнимает кружку и приглядывается так, будто собирается увидеть в прозрачной золотистой жидкости рыбок. Я очень зримо это вижу. Заведение из-за его архитектурной формы гатчинцы называют "Утюг". От автора повести я знаю, что в годы его молодости называемая "Утюгом" пивная с вывеской "Пиво - пиво" (в отличие от популярных в то время киосков "Пиво - воды", я их помню) существовала в Ленинграде. Но в Гатчине тоже есть свой "Утюг", хотя другого свойства, так его называют жители. Это здание с очень острым углом стен, находится в двух шагах от дома Игоря Ивановича:
31. Улица Горького, дом 19.
По ходу действия Игорь Иванович идёт в гатчинский суд и там беседует с племянником, ожидающим, как свидетель, вызова. Есть места, не поддающиеся описанию. Говорят, что есть такие, но согласиться с этим трудно. Иное дело, что существует несколько мест, невозможных для описания, и можно настаивать, что к ним принадлежит коридор гатчинского суда в том виде, в каком его застал Игорь Иванович. Далее следует описание длиннющего коридора, по виду и уровню содержания как минимум удручающего. Длинное это здание с коридором на втором этаже находится на главной улице центра города, Соборной.
32. Соборная улица, дом 1/9 (во времена Игоря Ивановича - Советская).
Коридор на втором этаже тянется во всю длину. Ныне здание вполне ухожено, на втором этаже Городское управление жилищно-коммунального хозяйства. Внизу, среди разных заведений -
33. Кафе-ресторан "Арсенал" с павловским гренадером - на шапке вензель императора.
На той же улице Игорь Иванович проходит у углового дома с часами, стрелки которых постоянно образуют лихие гренадерские усы - без четырнадцати три (на предыдущей фотографии, если внимательно посмотреть, усы, кажется, отпали). Сегодня часы в порядке и идут:
34. Угол Соборной и Красной. Под часами вход в кафе "Чары".
В Гатчине Игорь Иванович знакомит меня со вторым человеком, кому после Михаила Николаевича Кураева посвящена эта трёхчастная запись: c вдохновенным гатчинским краеведом Владиславом Аркадьевичем Кисловым. Разговариваем часа три. К вящему моему изумлению он владеет польским. Владислав Аркадьевич автор шестнадцати книг об истории гатчинских улиц и о людях, живших там. В одной из книг читаем (автор использует старые названия):
35.
*
/ Проходив полдня по городу, закончив беседу с Шамилем в "Утюге", Игорь Иванович вышел на плоское низенькое крылечко и оглядел открывшееся пространство. Двухэтажный ряд домов повёл его взор в конец улицы...
36.
...где сам по себе, никому не нужный, стоял сорокаметровой глыбой красного кирпича громадный собор.
37. 1960-е годы, Покровский собор во времена Игоря Ивановича.
Когда семнадцать лет назад, в январе 2006, я был в Гатчине первый раз, храм снаружи оставался ещё в основном кирпичным. Его фундамент был заложен в 1905 году, строительство начато в 1907-м, в октябре 1914-го в возведенном до куполов с крестами соборе состоялась первая служба, но начавшаяся двумя месяцами ранее мировая война помешала его окончательной отделке и росписи из-за резко уменьшившихся средств. Потом наступили тридцатые годы, службы были прекращены, храм закрыт, здание использовано, как склад.
38. Те же 1960-е годы.
Направляясь к дому, Игорь Иванович вместо кратчайшего пути выбрал путь окольный, то есть мимо собора, (...) и стал созерцать это искуснейшее изобретение.
39. Храм во имя Покрова Пресвятой Богородицы, возвращен церкви в 1990 году, в нынешнем виде с 2016 года.
...Может быть, это самое внушительное здание на гражданской территории Гатчины среди приземистых двухэтажных домишек напоминало тебе громаду линкора, делавшего разом тесной даже просторную военную гавань Усть-Рогатки?..
40. Линкор "Севастополь" под адмиральскими флагами на топах мачт.
...Может быть, широкий, из крепких досок сколоченный настил, закрывающий просторную лестницу главного входа собора, устроенный для удобства закатывания бочек, затаскивания ящиков и мешков в горторговский склад, напоминал тебе один из крохотных кронштадтских причалов, где швартовались паровые катера, вывозившие военморов в увольнение полоскать клешами мостовые Питера и Гатчины, Стрельны и Ораниенбаума, звавшегося для краткости Рамбов?
41. "Севастополь" и спущенные с борта паровые катера. Виден также стоящий на воде гидросамолёт.
...Остается лишь предположить, что собор притягивал к себе фантастическим сочетанием житейских черт и подробностей, напоминавших Игорю Ивановичу всякий раз самые различные стороны его быстро промелькнувшей жизни.
42.
Направляясь к дому, Игорь Иванович вместо кратчайшего пути выбрал путь окольный, то есть мимо собора...
В долгом разговоре в библиотеке с замечательным краеведом Владиславом Аркадьевичем я узнал, что он не бывал внутри дома 65 на улице Чкалова. В связи с этим снова иду туда. Дверь на крыльце с кодовым замком, десять кнопок с цифрами, звонков нет. Кручусь вокруг, даже стучу в окна первого этажа, безрезультатно. Спустя минут пятнадцать во дворе останавливается машина.
- Здравствуйте. Извините, вы как-то связаны с домом шестьдесят пять?
- Нет, я работаю в офисе через двор. А что?
Вкратце объясняю, сказав для краткости, что здесь давным-давно жили мои родственники, и я хочу сделать пару фотографий внутри подъезда. Ответ -
- Ну давайте попробуем понажимать.
Подходим. Вскоре следующая фраза:
- Вот видите, потребовалось две минуты.
Замок отпустил, дверь открылась. Я:
- Ну вот она, лестница вдоль стен! И мостик второго этажа! И два окошка!
Площадка второго этажа перед входом в две квартиры была размером с сигнальный мостик какого-нибудь занюханного миноносца. Лестница вниз наподобие трапа лепилась тремя маршами по стенке, а над входной дверью с улицы на высоте второго этажа на голой стене были два комнатных окна. Видимо, когда-то к ним примыкала и комната, но как она держалась, не имея опоры под собой, понять было невозможно. Почему в доме с тесными комнатками, десятки раз перекроенными и собравшимися наконец, к великой радости жильцов, в отдельные квартирки с относительными удобствами, оставалось так много лишнего места? Неужто по замыслу человеколюбивого архитектора в недалеком будущем предполагалось строительство даже не одного, а двух лифтов - пассажирского и грузового, поскольку места хватило бы на оба?
43. Идущая пролётами вдоль стен лестница.
44. Вход на мостик второго этажа.
45. Квартиры второго этажа.
46. Вид с мостика.
То, что я помнил о занюханном миноносце, в нашем первом телефонном разговоре с Михаилом Николаевичем вызвало у него самую положительную реакцию.
47. Мостик миноносца Первой мировой войны. Сотни кораблей этого класса принимали в ней участие.
А у модели линкора "Севастополь" я могу каждый раз стоять и ходить вокруг неё до получаса, заглядывая во все доступные закоулки.
48. Дредноут "Севастополь", каким он был в годы Первой мировой войны и Кронштадтского восстания.
Когда Игорь Иванович [кондуктóр] в начале лета 1916 года впервые поднялся на "Севастополь", он даже робел ступить, сделать первый шаг на его надраенную до янтарной желтизны верхнюю палубу, ровную, как стол, от бака до юта, то есть от носа до кормы. Четыре близнеца-дредноута, вступившие в строй в состав Балтийского флота России в 1914-1915 годах, отличались прямой главной палубой без возвышений корпуса. Её деревянный настил, надраенный, мог на солнце казаться янтарём.
Артиллерийский кондуктóр Дикштейн был старшиной боезапаса второй башни главного калибра:
49. Вторая башня левая за трубой (нос справа).
За несколько месяцев до восстания кондуктóр Игорь Иванович Дикштейн с Петропавловской улицы в Петрограде обратил внимание на рослого, худощавого, с умным лицом кочегара из третьей котельной, расположившегося с мандолиной на солнышке на верхней палубе у второй трубы.
50. Вторая (кормовая) труба, в которую выводили дым топки третьей и четвёртой котельной.
Потом, первого марта 1921 года, в день начала Кронштадского восстания, кондуктóр и кочегар окажутся рядом на митинге на Якорной площади в Кронштадте, даже не обратив внимание друг на друга. Загадка, почему после восстания, спасая себя, один выбрал себе имя второго, хотя оба были репрессированы, стала импульсом, приведшим меня к писателю Михаилу Николаевичу Кураеву, и далее по местам сюжета и героев. Как, конечно, и общее настроение книги.
*
/ Игорь Иванович миновал собор (...) и скрылся за каменной стеной, словно ушел в неё.
Результат моей встречи отражён, в частности, на первой странице:
51.
Пройдя сто двадцать пять страниц, последние три абзаца -
52.
53.
54.
55.
56.
