Это - по иному поводу - хорошо сформулировал Егор Холмогоров, опираясь на термин, введённый в оборот Эмилем Дюркгеймом? По**изм в сочетании с недоверием к начальству (а оно во многом этого заслужило) имеет, оказывается, цензурный эквивалент, и это не пофигизм, а аномия.
Да, в СССР существовала и бескорыстная дружба, и многое другое из того, о чём пишут ностальганты по старому доброму Союзу. Но было и иное - «тащи с завода каждый гвоздь, ты здесь хозяин, а не гость» и «те чё, больше всех надо?» в варианте «ты тут чё, самый умный?», «инициатива наказуема» и наконец, апофеоз, несколько поясняющий причину подобного отношения - «справа - молот, слева - серп, это - наш советский герб; хочешь - сей, а хочешь - куй, всё равно получишь фуй»...
То, что они выглядят сильнее, чем есть на самом деле, говорит о прогрессе главной болезни нашего общества - аномии.
За этим ученым словом, введенным отцом французской социологии Эмилем Дюркгеймом, скрывается простая и страшная реальность: отказ членов общества совершать действия, которые поддерживают социальный порядок. Это ситуация социального цугцванга, когда любые усилия по улучшению, укреплению, повышению солидарности в обществе ведут лишь к еще большей дезинтеграции.
В нормальном обществе, когда командир горячей речью зовет солдат в атаку - они идут, жертвуют собой, делают, всё, что могут и, чаще всего, побеждают врага. Война есть конфликт двух социальных связанностей. У кого связанность выше, тот и побеждает.
В аномическом обществе солдат слышит в этом призыве лишь: «Вы сдохните, а я получу новую звездочку на погон» и, в лучшем случае, в атаку не идет. «Наплявать, наплявать, надоело воевать».
Мало того, в аномическом обществе формируется отрицательная социальная солидарность, направленная против тех, кто пытается социальную солидарность укреплять.
Снизу это выражается в ненависти к «активистам». На войне такой «активист», если не получит пулю спереди, непременно получит её сзади. В мирное время ему будут просто отмеривать ненависть по полной и плевать при случае в суп.
Но ненависть к «активистам» проявляют и сверху. Система, как правило, жесточайшим образом репрессирует тех, кто в самом деле пытаются сделать что-то для других. Если ты сделал что-то общественно полезное, тебя не только сочтут дураком, но еще и показательно накажут.
А вот самое сильное место:
« »
Участники социального балета в этих условиях делятся на начальство, которое держит банк, сволочей, кто ни в какие ценности не верит, зато успешно к ним апеллирует и бюджеты пилит; тех уже немногих дураков, кто на разговоры о каких-то ценностях еще ведется и впахивает бесплатно; и тех многочисленных циников, которые смотрят со злобой на сволочей, с презрением на дураков, всем завидуют и никому не верят.
Проблемой ценностной политики нашего государства в последние годы (и её провала) было то, что целью этой политики было увеличение количества дураков. Год за годом я наблюдал, как всё более мощные или более экзотичные ценностные и эмоциональные пласты подключались начальством к ресурсу государственной пропаганды, для того, чтобы хотя бы на короткий срок зажечь сердца той или иной массы дураков.
(Холмогоров тут пишет про современную ему Россию, но это отлично ложится на поздний СССР, как будто написано году в 1978 - что невозможно, ибо ЕСХ в тот момент был дошкольником. Советское начальство, даже не ворующее, имело свои бонусы, которые назывались номенклатурными привилегиями, и то, что министр путей сообщения не мог построить себе шубохранилище в стиле «вампир», ничего не значит: он в любом случае жил на порядки лучше основной массы населения, всё познаётся в сравнении - прим.
steissd).
Источник.
Горбачёв попытался оживить экономику («ускорение») и нейтрализовать разъедающую аномическую среду («гласность»), но масштаб его личности как руководителя оказался несоразмерным таким грандиозным задачам, точно так же, как масштаб личности Брежнева был несоразмерным управляемой им стране...