Нэйл Фергюсон о взлете денег
Оригинал взят у who_guess в Нэйл Фергюсон о взлете денег
avanturist.org
Перевод от Dobryak от 16 Сентябрь 2009, 17:13:57
Хоть и много ля-ля-ля, но для дилетантов вполне интересное интервью (перевод в спешке без изысков в языке):
http://www.spiegel.de/international/world/0,1518,649036,00.html
Нэйл Фергюсон о взлете денег (3 трех частях из-за размера)
Часть 1.Нам нужны Новые Банки
В интервью ШПИГЕЛЮ гарвардский историк обсуждает бурную историю денег, неизбежность финансовых кризисов и фатальное влияние математиков на денежную систему.
ШПИГЕЛЬ: Вы можете показать нам содержимое своего бумажника?
Фергузон: Пожалуйста, около сотни долларов наличными.
ШПИГЕЛЬ: Почему эти фантики считают такими ценными?
Фергузон: Эти фантики --- простые векселя. Четыре тысячи лет назад в древнем Вавилоне ими были глиняные таблетки, сегодня --- банкноты. Они стоят не более того, сколько другие готовы дать вам в обмен на них, все на довериии, будь это глиняиные плитки, золото, бумажики, или какой-нидь ЖК дисплей.
ШПИГЕЛЬ: Доллар потерял 86 процентов своей покупательной способности за последние полстолетия. Почему такое обесценивание не убиёло веру в фантики?
Фергузон: Дело просто просто в удобстве фантиков. Это дает людям средство обмена, общепринятую математическую единицу. За это удобство мы готовы планить определенной допустимой инфляцией.
ШПИГЕЛЬ: Система фантиков не так и стара, ведь до 1971 доллар выл обеспечен золотом. Разве оно не лучшая форма оплаты?
Фергузон: Сегодня заманчиво обзавестись золотым песочком в мешочке. Я недавно видел посмертную маску Агамемнона в Афинах --- она 16-го века до рождества Христова и сияет как новая. Однако, я полагаю что золото уже не вернет былой платежно-кредитная роли. Например, как было бы неудобно платить золотом за ваш перелет в Бостон, скольто там билет-то стоил?
ШПИГЕЛЬ: Менее 400 евро.
Фергузон: В текущих ценах это 15 граммов золотого песочка. И как заплатить за одно яблочко?
ШПИГЕЛЬ: И все же деньги были тесно привязаны к золоту в течение столетий, даже тысычелетий, как эта связь рухнуля?
Фергузон: Дело в крайней громоздкости системы. При привязке объем денег ограничен наличным запасом золота, так что нехватка последнего ограничила бы экономический рост. Привязка к золоту влечет опасность дефляции, другими словами постоянное понижение цен создавало бы помехи экономике. Именно золотой стандарт был одной из причин дефляции в Германии начала 1930-ых.
ШПИГЕЛЬ: Что, за упадком Веймарской республики стоят частично финансовые факторы?
Фергузон: Финансовая история Германии важна в приходе к власти Адольфа Гитлера. В начале 20-ого столетия у Германии была лучшая система образования в мире, демократические традиции, всеобщее избирательное право. Почему тогда фашизм в Германии? Дело в финансовых неурыдицах: гиперинфляция 1922-23, затем дефляция за глобальным финансовым кризисом 1929.
ШПИГЕЛЬ: Так какова тогда роль денег в нашей истории?
Фергузон: Возвышение Человека неотъемлемо от роста денег. Бартер был малоэффективен после начала разделения труда. Когда одни стали фермерами, другие мастеровыми, а третьи торговцами, то деньги помогли им заняться коммерцией друг с другом. Я полагаю, что деньги ---- повивальная бабка любого прогресса
ШПИГЕЛЬ: Занятно. Вы можете это доказать?
Фергузон: Вся слава Флоренции, ее архитектуры и искусства во эпоху Медичи жиздется на том, что они были банкирами и менялами. Без этого мы не досчитались бы многицх творений Боттичелли. Или возьмите французскую Революцию. Она косвенно порождение финансовых тягот, в которые ввергли Францию военные кампании Людовика 14-го. Поражение Наполеона под Ватерлоо в 1815 было результатом столкновения двух финансовых систем. Французы финансировали свои военные кампании грабежом, а британцы рынком облигаций и брали ссуды. Это и сделало Великобританию супердержавой.
Часть 2: Восхождение никогда не прямолинейно
ШПИГЕЛЬ: Похиже, что история денег неотделима от истории войн? .
Фергузон: Боенные нужды всегда играли главную роль. Возможно государства задумались о ссудах когда венецианцы в 13-ом веке осознали, что финансировать с войны легче беря в долг у своих граждан вместо обложения их налогами. Вот где корни рынка облигаций. За каждым поворотом в истории своя финансовая тайна.
ШПИГЕЛЬ: А как насчет влияния на историю техническое новшеств? Роль денег разве в целом не деструктивна?
Фергузон: Развитие денежных отношений лучше всего ставбнить с восхождением в горы, когда подьем чередуется со спусками, иногда крутыми, но в конце концов возхождфение берет верх. восходящим. Даже немцы после своей катастрофической инфляци, дефляции, денежбной реформы 1948-го процвели против начала 20-го века.
ШПИГЕЛЬ: Но с той же легкостью можно сказать что история денег это цепочка бедствии как банкротство гоударств, опбесценение денег...
Фергузон: Говоря так, вы вахватываете только кризисные моменты в истории. Это и понятно, так как обвалы бирж и валют на первых полосах газет. Но это скорее исключения на фоне вызывающей зевоту стабильности.
ШПИГЕЛЬ: Но разве наша жизнь не определяется в основном бедствиями, корни части которых в финансах? Разве такие кризисы не неизбежны?
Фергузон: Трудно вообразить финансовую систему, которая никогда не подвергалась бы угрозе краха. Это вытекает из человеческой натуры. Мы часто заблуждаемся в предположениях о будущем. Наши мозги уступают компьютерам 21-го века, мы более готовы к охоте на диких животных в Сееренгети. Наше восприятие крайне избирательно и вкусы меняются случайным образом: то нас обуревает жадность, то через минуту мы впадаем в тревогу.
ШПИГЕЛЬ: Может именно из-за такой иррациональности мы влетаем в кризис спохватываемся слишком поздно?
Фергузон: Чеще всеги именно так. Неустойчивость финансовой системы имеет корни в Мессопотамии, когда там начали назначать цену зерна исходы из ождаемого на будущий год урожая. Как Вы знаете, и нынешние эксперты обделались со своими предсказаниями в какун нынешнего финансового кризиса.
ШПИГЕЛЬ: Чем нынешний финансовой кризис схож с более ранними?
Фергузон: Все кризися начинаются одинаково: перенасыщени рынка дешевыми деньгами, бездумная раздача ссуд ---и вот вам пузырь --- в этом случае на американском рынке недвижимости --- и он не мог не лопнуть.
ШПИГЕЛЬ: Можно было бы избежать этот этот пузырь?
Фергузон: Трудно сказать, когда пузырь передули. Не всякий пузырь лопается, иногда они просто перестают раздуваться. Другие же раздуваются продолжительное время до громкогио "Бум!". Еще в 1996 тогдашний председатель американской Федеральной Резервной системы Алан Гринспэн предостерегал от сумасшествия с интернет-пузырем, но он пух еще четырех года до краха.
ШПИГЕЛЬ: Эксперты также в течение многих лет были обеспокоены американским ипотечным пузырем, но мало кто допускал такие глобальные последствия его краха. В чем особенность этого кризиса?
Фергузон: Во-первых, исключительная роль деривативов, в особенности продлений кредитов. Во-вторых, рейтинговые агентства обосрались: да, они выдали высщие оценки кредитоспособности только горстке компаний, но посчитало безопасными также и тысячи совершенно сомнительных финансовых структур.
ШПИГЕЛЬ: И что же будет с финансовой системой? Как она изменится?
Фергузон: Насколько я понимаю, финансовая система развивается естественным отбором. Кризис - часть этого эволюционного процесса, и естественный отбор в пределах рынка и есть его движущая сила. Изменение внешних условий может коллапсировать сложные системы. Как и динозавры, главные финансовые учреждения сйчас под давлением разительных перемен в окружающей среде.
Часть 3: Дело не маштабах регулирования, а в качестве регулирования
ШПИГЕЛЬ: Значицца, как и в природе, и в финансовом мире выживают только самые приспосабливаемые?
Фергузон: В принципе, да. Игроки бьются за ограниченные ресурсы. Преуспевшие через инновации развитию монокультур..
ШПИГЕЛЬ: Немецкий Президент Хорст Кехлер сказал, "финансовые рынки стали монстром, которого надо укротить."
Фергузон: Какя глупость. С той же легкостью можно назвать монстром и демократию. Наши финансовые рынки попросту отражение нашей деловой активности, и зеркало не винивно в нашем уродстве. Не следует демонизировать финансовые рынки. Как однажды выразился Джозеф Шумпетер, просто идет чистка рынка от неприспособившихся и нежизнеспособных.
ШПИГЕЛЬ: Но это довольно болезненный процесс. Разве усиление государственного контроля не предотвратило бы худшие излишки? Разве вина в кризице не на дерегуляции?
Фергузон: Это расхожий, но бессмысленный аргумент. Деерегуляция началась еще в начале 80-ых, и мировая экономика была с тех пор в немыслимом подъеме. Финансовых проблем хватало и в десятилетия перед этим, когда рынки были жестко отрегулированы. В целом, банки это самые зарегулириванные учреждения, но ведь кризис начался с них. К примеру, Фэнни Мэй был под прямым присмотром , американского Конгресса. Так что нечего болтать о большем регулировании, надо думать о лучшем регулировании.
ШПИГЕЛЬ: За чем надо следить банковским регуляторам?
Фергузон: За ликвидностью. Банки выдали долгосрочные ссуды, но смогли занять самим себе только краткосрочные деньги. Многие сидели на долгах в 30 или 40 раз превышающих их собственный капитал. Если Вы застряли с получением очердного краткосрочного кредита, то крах неизбежен. Кроме того, регуляторы не должны позволить банкам разрастатъся. ми. Сегодня много главных учреждений фактически несостоятельны, стали банками зомби: наполовину мертвы, но и наполовину живы благодаря денежным вливаниям от государства. Мы должны серьезно задуматься, сколько можно тянуть с такой политикой.
ШПИГЕЛЬ: Что, государство должно позволить банкам лопатъся?
Фергузон: Некоторые слишком велики, чтобы дать им лопнуть. И за ними нужен присмотр. Но если они будут на государственной игле, это будет насмешкой над конкуренцией. Успех финансовой системы надо мерить ее инновационностью. Нам нужны новые банки. И надо искать пути улучшения нашей денежной системы.
ШПИГЕЛЬ: Что Вы подразумеваете под этим?
Фергузон: Судьбы многих экономик привязаны к судьбе доллара. Если доллар обесценится, что очень вероятно, то это будет особенно болезненным для таких стран как Япония и Германия, экспорт которых вздорожает. Так именение монетарной системы в интересах той же Германии.
ШПИГЕЛЬ: На что была бы похожа такая новая система?
Фергузон: Возможно смахивала на ситуацию в 19-ом веке, когда было несколько запасных валют: стерлинг, доллар США, немецкая марка, и французский франк. Господство доллара могло бы уменьшиться в пользу евро, японской иены или китайского юаня.
ШПИГЕЛЬ: Значит мы можем из учиться из истории финансовых кризисов и истории денег?
Фергузон: Конечно мы можем научиться из прошлого. Начиная с Великой Депрессии мы знали, насколь опасны банковские кризисы. Мы под счастливой звездой, что американской Федеральной Резервной системой рулит Бен Бернанке, вся академическая карьера которого ушла на изучение Великой Депрессии 1930-ых во всех деталях. Именно поэтому он знал точно, как отражать удары кризиса.
ШПИГЕЛЬ: Но не у каждого банкира или менеджера такое понимание истории....
Фергузон: Именно так. В компаниях засилье математиков, которые оценивают риски на основании каких-то трехлетних данных. Если модели не охватывают норнмалъный деловой цикл или не принимают во внимание всех игроков, а смотрят только на стоимость акций в конце квартала, не удивительно, что они не замечают риски. Уроки истории были проигнорированы на всех уровнях.
ШПИГЕЛЬ: Так что, компании должны нанимать больше историков и меньше математиков?
Фергузон: Это не повредило бы. Финансовая история должна стать существенной частью курса бизнеса. Это
слишком важная часть знания, чтобы ей занимались только редкие спецы вроде меня. К сожалению, если кто и читает финансовую историю, так это отставные банкиры. Было бы лучше, если бы они читали это до, а не после каръеры.
ШПИГЕЛЬ: Спасибочки.
avanturist.org
Перевод от Dobryak от 16 Сентябрь 2009, 17:13:57
Хоть и много ля-ля-ля, но для дилетантов вполне интересное интервью (перевод в спешке без изысков в языке):
http://www.spiegel.de/international/world/0,1518,649036,00.html
Нэйл Фергюсон о взлете денег (3 трех частях из-за размера)
Часть 1.Нам нужны Новые Банки
В интервью ШПИГЕЛЮ гарвардский историк обсуждает бурную историю денег, неизбежность финансовых кризисов и фатальное влияние математиков на денежную систему.
ШПИГЕЛЬ: Вы можете показать нам содержимое своего бумажника?
Фергузон: Пожалуйста, около сотни долларов наличными.
ШПИГЕЛЬ: Почему эти фантики считают такими ценными?
Фергузон: Эти фантики --- простые векселя. Четыре тысячи лет назад в древнем Вавилоне ими были глиняные таблетки, сегодня --- банкноты. Они стоят не более того, сколько другие готовы дать вам в обмен на них, все на довериии, будь это глиняиные плитки, золото, бумажики, или какой-нидь ЖК дисплей.
ШПИГЕЛЬ: Доллар потерял 86 процентов своей покупательной способности за последние полстолетия. Почему такое обесценивание не убиёло веру в фантики?
Фергузон: Дело просто просто в удобстве фантиков. Это дает людям средство обмена, общепринятую математическую единицу. За это удобство мы готовы планить определенной допустимой инфляцией.
ШПИГЕЛЬ: Система фантиков не так и стара, ведь до 1971 доллар выл обеспечен золотом. Разве оно не лучшая форма оплаты?
Фергузон: Сегодня заманчиво обзавестись золотым песочком в мешочке. Я недавно видел посмертную маску Агамемнона в Афинах --- она 16-го века до рождества Христова и сияет как новая. Однако, я полагаю что золото уже не вернет былой платежно-кредитная роли. Например, как было бы неудобно платить золотом за ваш перелет в Бостон, скольто там билет-то стоил?
ШПИГЕЛЬ: Менее 400 евро.
Фергузон: В текущих ценах это 15 граммов золотого песочка. И как заплатить за одно яблочко?
ШПИГЕЛЬ: И все же деньги были тесно привязаны к золоту в течение столетий, даже тысычелетий, как эта связь рухнуля?
Фергузон: Дело в крайней громоздкости системы. При привязке объем денег ограничен наличным запасом золота, так что нехватка последнего ограничила бы экономический рост. Привязка к золоту влечет опасность дефляции, другими словами постоянное понижение цен создавало бы помехи экономике. Именно золотой стандарт был одной из причин дефляции в Германии начала 1930-ых.
ШПИГЕЛЬ: Что, за упадком Веймарской республики стоят частично финансовые факторы?
Фергузон: Финансовая история Германии важна в приходе к власти Адольфа Гитлера. В начале 20-ого столетия у Германии была лучшая система образования в мире, демократические традиции, всеобщее избирательное право. Почему тогда фашизм в Германии? Дело в финансовых неурыдицах: гиперинфляция 1922-23, затем дефляция за глобальным финансовым кризисом 1929.
ШПИГЕЛЬ: Так какова тогда роль денег в нашей истории?
Фергузон: Возвышение Человека неотъемлемо от роста денег. Бартер был малоэффективен после начала разделения труда. Когда одни стали фермерами, другие мастеровыми, а третьи торговцами, то деньги помогли им заняться коммерцией друг с другом. Я полагаю, что деньги ---- повивальная бабка любого прогресса
ШПИГЕЛЬ: Занятно. Вы можете это доказать?
Фергузон: Вся слава Флоренции, ее архитектуры и искусства во эпоху Медичи жиздется на том, что они были банкирами и менялами. Без этого мы не досчитались бы многицх творений Боттичелли. Или возьмите французскую Революцию. Она косвенно порождение финансовых тягот, в которые ввергли Францию военные кампании Людовика 14-го. Поражение Наполеона под Ватерлоо в 1815 было результатом столкновения двух финансовых систем. Французы финансировали свои военные кампании грабежом, а британцы рынком облигаций и брали ссуды. Это и сделало Великобританию супердержавой.
Часть 2: Восхождение никогда не прямолинейно
ШПИГЕЛЬ: Похиже, что история денег неотделима от истории войн? .
Фергузон: Боенные нужды всегда играли главную роль. Возможно государства задумались о ссудах когда венецианцы в 13-ом веке осознали, что финансировать с войны легче беря в долг у своих граждан вместо обложения их налогами. Вот где корни рынка облигаций. За каждым поворотом в истории своя финансовая тайна.
ШПИГЕЛЬ: А как насчет влияния на историю техническое новшеств? Роль денег разве в целом не деструктивна?
Фергузон: Развитие денежных отношений лучше всего ставбнить с восхождением в горы, когда подьем чередуется со спусками, иногда крутыми, но в конце концов возхождфение берет верх. восходящим. Даже немцы после своей катастрофической инфляци, дефляции, денежбной реформы 1948-го процвели против начала 20-го века.
ШПИГЕЛЬ: Но с той же легкостью можно сказать что история денег это цепочка бедствии как банкротство гоударств, опбесценение денег...
Фергузон: Говоря так, вы вахватываете только кризисные моменты в истории. Это и понятно, так как обвалы бирж и валют на первых полосах газет. Но это скорее исключения на фоне вызывающей зевоту стабильности.
ШПИГЕЛЬ: Но разве наша жизнь не определяется в основном бедствиями, корни части которых в финансах? Разве такие кризисы не неизбежны?
Фергузон: Трудно вообразить финансовую систему, которая никогда не подвергалась бы угрозе краха. Это вытекает из человеческой натуры. Мы часто заблуждаемся в предположениях о будущем. Наши мозги уступают компьютерам 21-го века, мы более готовы к охоте на диких животных в Сееренгети. Наше восприятие крайне избирательно и вкусы меняются случайным образом: то нас обуревает жадность, то через минуту мы впадаем в тревогу.
ШПИГЕЛЬ: Может именно из-за такой иррациональности мы влетаем в кризис спохватываемся слишком поздно?
Фергузон: Чеще всеги именно так. Неустойчивость финансовой системы имеет корни в Мессопотамии, когда там начали назначать цену зерна исходы из ождаемого на будущий год урожая. Как Вы знаете, и нынешние эксперты обделались со своими предсказаниями в какун нынешнего финансового кризиса.
ШПИГЕЛЬ: Чем нынешний финансовой кризис схож с более ранними?
Фергузон: Все кризися начинаются одинаково: перенасыщени рынка дешевыми деньгами, бездумная раздача ссуд ---и вот вам пузырь --- в этом случае на американском рынке недвижимости --- и он не мог не лопнуть.
ШПИГЕЛЬ: Можно было бы избежать этот этот пузырь?
Фергузон: Трудно сказать, когда пузырь передули. Не всякий пузырь лопается, иногда они просто перестают раздуваться. Другие же раздуваются продолжительное время до громкогио "Бум!". Еще в 1996 тогдашний председатель американской Федеральной Резервной системы Алан Гринспэн предостерегал от сумасшествия с интернет-пузырем, но он пух еще четырех года до краха.
ШПИГЕЛЬ: Эксперты также в течение многих лет были обеспокоены американским ипотечным пузырем, но мало кто допускал такие глобальные последствия его краха. В чем особенность этого кризиса?
Фергузон: Во-первых, исключительная роль деривативов, в особенности продлений кредитов. Во-вторых, рейтинговые агентства обосрались: да, они выдали высщие оценки кредитоспособности только горстке компаний, но посчитало безопасными также и тысячи совершенно сомнительных финансовых структур.
ШПИГЕЛЬ: И что же будет с финансовой системой? Как она изменится?
Фергузон: Насколько я понимаю, финансовая система развивается естественным отбором. Кризис - часть этого эволюционного процесса, и естественный отбор в пределах рынка и есть его движущая сила. Изменение внешних условий может коллапсировать сложные системы. Как и динозавры, главные финансовые учреждения сйчас под давлением разительных перемен в окружающей среде.
Часть 3: Дело не маштабах регулирования, а в качестве регулирования
ШПИГЕЛЬ: Значицца, как и в природе, и в финансовом мире выживают только самые приспосабливаемые?
Фергузон: В принципе, да. Игроки бьются за ограниченные ресурсы. Преуспевшие через инновации развитию монокультур..
ШПИГЕЛЬ: Немецкий Президент Хорст Кехлер сказал, "финансовые рынки стали монстром, которого надо укротить."
Фергузон: Какя глупость. С той же легкостью можно назвать монстром и демократию. Наши финансовые рынки попросту отражение нашей деловой активности, и зеркало не винивно в нашем уродстве. Не следует демонизировать финансовые рынки. Как однажды выразился Джозеф Шумпетер, просто идет чистка рынка от неприспособившихся и нежизнеспособных.
ШПИГЕЛЬ: Но это довольно болезненный процесс. Разве усиление государственного контроля не предотвратило бы худшие излишки? Разве вина в кризице не на дерегуляции?
Фергузон: Это расхожий, но бессмысленный аргумент. Деерегуляция началась еще в начале 80-ых, и мировая экономика была с тех пор в немыслимом подъеме. Финансовых проблем хватало и в десятилетия перед этим, когда рынки были жестко отрегулированы. В целом, банки это самые зарегулириванные учреждения, но ведь кризис начался с них. К примеру, Фэнни Мэй был под прямым присмотром , американского Конгресса. Так что нечего болтать о большем регулировании, надо думать о лучшем регулировании.
ШПИГЕЛЬ: За чем надо следить банковским регуляторам?
Фергузон: За ликвидностью. Банки выдали долгосрочные ссуды, но смогли занять самим себе только краткосрочные деньги. Многие сидели на долгах в 30 или 40 раз превышающих их собственный капитал. Если Вы застряли с получением очердного краткосрочного кредита, то крах неизбежен. Кроме того, регуляторы не должны позволить банкам разрастатъся. ми. Сегодня много главных учреждений фактически несостоятельны, стали банками зомби: наполовину мертвы, но и наполовину живы благодаря денежным вливаниям от государства. Мы должны серьезно задуматься, сколько можно тянуть с такой политикой.
ШПИГЕЛЬ: Что, государство должно позволить банкам лопатъся?
Фергузон: Некоторые слишком велики, чтобы дать им лопнуть. И за ними нужен присмотр. Но если они будут на государственной игле, это будет насмешкой над конкуренцией. Успех финансовой системы надо мерить ее инновационностью. Нам нужны новые банки. И надо искать пути улучшения нашей денежной системы.
ШПИГЕЛЬ: Что Вы подразумеваете под этим?
Фергузон: Судьбы многих экономик привязаны к судьбе доллара. Если доллар обесценится, что очень вероятно, то это будет особенно болезненным для таких стран как Япония и Германия, экспорт которых вздорожает. Так именение монетарной системы в интересах той же Германии.
ШПИГЕЛЬ: На что была бы похожа такая новая система?
Фергузон: Возможно смахивала на ситуацию в 19-ом веке, когда было несколько запасных валют: стерлинг, доллар США, немецкая марка, и французский франк. Господство доллара могло бы уменьшиться в пользу евро, японской иены или китайского юаня.
ШПИГЕЛЬ: Значит мы можем из учиться из истории финансовых кризисов и истории денег?
Фергузон: Конечно мы можем научиться из прошлого. Начиная с Великой Депрессии мы знали, насколь опасны банковские кризисы. Мы под счастливой звездой, что американской Федеральной Резервной системой рулит Бен Бернанке, вся академическая карьера которого ушла на изучение Великой Депрессии 1930-ых во всех деталях. Именно поэтому он знал точно, как отражать удары кризиса.
ШПИГЕЛЬ: Но не у каждого банкира или менеджера такое понимание истории....
Фергузон: Именно так. В компаниях засилье математиков, которые оценивают риски на основании каких-то трехлетних данных. Если модели не охватывают норнмалъный деловой цикл или не принимают во внимание всех игроков, а смотрят только на стоимость акций в конце квартала, не удивительно, что они не замечают риски. Уроки истории были проигнорированы на всех уровнях.
ШПИГЕЛЬ: Так что, компании должны нанимать больше историков и меньше математиков?
Фергузон: Это не повредило бы. Финансовая история должна стать существенной частью курса бизнеса. Это
слишком важная часть знания, чтобы ей занимались только редкие спецы вроде меня. К сожалению, если кто и читает финансовую историю, так это отставные банкиры. Было бы лучше, если бы они читали это до, а не после каръеры.
ШПИГЕЛЬ: Спасибочки.