Леонид Корнилов - Князь Святослав
Согласно древнерусской летописи
в лето 965-е князь Святослав стёр
с лица земли Хазарский Каганат
со столицей Итилем (Астрахань) и
крепостью Саркел (Белая Вежа).
Посвящается В.Квачкову, Р.Яшину, А.Найденову.
ПОЭМА
КНЯЗЬ СВЯТОСЛАВ
Шумел Азов в Босфоре узком
И вышибал пролив, как дверь.
Он шел сливаться с морем Русским,
Что Черным названо теперь.
Ладьи взахлеб глотали воду.
И парус падал на волну.
Бросались за борт мореходы.
И шло оружие ко дну.
И вспученный язык прибоя
Бросал пловцов на зубы скал.
И был кровав, как поле боя,
Прибрежный каменный оскал.
Волосяной аркан на горле.
Никто спасению не рад.
И тех, кого щадило море,
Брал в плен Хазарский Каганат.
- Эй вы, продажные хазары,
Какой опутал вас обман,
Что на невольничьи базары
Вы нынче гоните славян?
Вы ж - пастухи, вы - ширь степная,
Огни приветливых костров.
Зачем вам лязг и жуть цепная
Грызущих тело кандалов?
Закованный в стальной ошейник,
Привязанный за конский хвост,
В прибое выловленный пленник
По-русски конвоиров нес:
- В подпаски выродились, шельмы!
Хребты прогнули под жида.
И заклеймила ваши шлемы
Шестиконечная звезда.
Хазары, лохи кочевые,
Придумавшие длинный кнут,
Ну за какие чаевые
Пустили вы к себе иуд?
Лягнулся конь на крик сердитый.
И в самый раз бы в лоб попал,
Да славянин поймал копыто
И ногу лошади сломал.
Его расписывала плетка.
Но он, выравнивая крен.
Лудил соленым словом глотку
И зубы скалил, один хрен:
- Кумысохлебная порода,
Еще попомните славян.
Для нас дороже нет свободы.
Тем крепче дух, чем больше ран.
А степь чернела от раввинов.
Объиудеился Итиль.
И синагоги над равниной
Маячили, как мачты в штиль.
Бродили в матовом кумысе
В стране отар и табунов
Чужая власть, чужие мысли
И злость всемирных шатунов.
И стало вдруг казаться скотству,
Утяжеленному мошной,
Что скотство - это превосходство
Над человеческой душой.
И талмудическая эра
Воспряла щелканьем кнута.
И с наслажденьем злая вера
Людей держала за скота.
Рабы… Кто падал от холеры,
Кто высох с голоду в плену,
Кто двигал веслами галеры,
Кто рвал мотыгой целину.
Весь горизонт кандально звякал.
К сохе посаженный на цепь,
Там наш земляк на паре яков
Пахал разлегшуюся степь.
Душа славянская лесная
Над стланью выгоревших трав
Рвалась на зов родного края,
Где кроны машут на ветрах.
Где льют дожди такие слезы,
Что не вернуться к ним нельзя…
И в память парусом березы
Вплывала отчая земля.
И изнывая от плененья,
Он тайно в осыпи песка
Точил и рвал цепные звенья,
Пока рука была крепка.
И ночи ждал, как ждут побега,
Как ждут простора корабли.
И Млечный Путь казался снегом,
Не долетавшим до земли.
И только небо засквозило
Над степью звездным решетом,
Хазарка косы распустила
Над русским пленником шатром.
Сурочьим жиром смазав раны,
Она нашептывала сон
О том, что сменится охрана,
И будет он освобожден.
То распаляясь, то робея,
Она его влюбила в мысль:
Не все хазары иудеям
На этом свете продались.
За деньги - их земного бога-
Не каждый ползает в слюне.
Вчера горели синагоги.
Тянуло гарью в стороне.
А завтра сунут крюк под кожу
И вздернут гоя на виду.
И будет он висеть, похожий
На шестилапую звезду.
Товаром стала грязь разврата.
В цене животная любовь.
За честь сестры убили брата,
Но нет отмщения за кровь.
Героев нет и - нет народа.
И загоняя в новый строй,
Здесь заменили все свободы
Свободой торговать собой…
И пали с пленника оковы.
Он прыгнул в стремя налегке.
И одарил сердечным словом
Хазар на их же языке.
Искал, купая пальцы в гриве,
Во мгле Полярную звезду,
Вникая в то, что говорили
Ему повстанцы на ходу.
- Народы наши дружно жили.
Глядели вдаль из-под руки.
Вы - лесу, мы степи служили
И пили из одной реки.
Твоя страна по волнам леса
До моря Русского плыла.
И подпирала свод небесный.
И всем заступницей была.
Открыты и русоволосы,
Наследники могучих плеч,
Сражались русы с голым торсом,
Боготворя копье и меч.
Лишь в битве правил воевода,
А в мирной жизни каждый - царь.
Вождем славян была свобода
И, думаем, не только встарь.
Надеемся, что и поныне
Достойна Русь своих седин.
И нас надежда не покинет,
Пока ты с нами, славянин.
Нас мало, мы слабы для битвы.
Нам иго сокращает век.
К тебе мы шлем свои молитвы,
Спаси нас, русский человек.
Сейчас уйдешь, но дай нам слово,
Что через год или другой
Нагрянет Русь из-за Азова
И даст иудам смертный бой.
* *
А Русь жила своею ранью,
Лечилась травами от ран,
Когда князь Игорь вместе с данью
Погибель принял от древлян.
И чтоб толпа не голосила,
На место павшего отца
Княгиня Ольга подсадила
В седло наследника-юнца.
Ему не лишку лет от роду.
И шлем сползает до губы.
И он в реке не знает броду,
Но слышит зов своей судьбы.
А в горле ком. Кольчуга душит.
Кулак в поводьях сплошь - синяк.
Но дядька Свенельд смотрит в душу.
И ветер треплет русский стяг.
Молчит смущенная дружина.
И воевода спал с лица.
И все ж, они увидят сына,
Летящим в сечу за отца.
И ворон, чувствуя добычу,
Крылом цепляет облака.
Он соблюдает свой обычай -
Следить за битвой свысока.
Но и ему неловко как-то
Искать погибели мальца.
Беду чтоб только не накаркать,
Он сбился с круга в небеса.
А по изрубленной поляне
Летел с копьем над головой
Туда, где сгрудились древляне,
С дружиной княжич боевой.
А вряд дядья родные мчались -
Узда в узду, ноздря в ноздрю.
Мечи над конницей качались,
Слегка царапая зарю.
А на холме княгиня Ольга
Перед иконой свечи жгла,
Принявши христианство только,
Молила Бога, как могла:
- О, мой Премилостивый Боже,
Лишившись матери, отца,
Я потеряла мужа тоже
И посылаю в бой юнца.
Спаси его от вражьей рати.
Продли его, Создатель, век.
Хотя к твоей он благодати
По малолетству не прибег.
Коль Божья милость не оставит,
Пусть не двуперстием руки, -
Так он мечом Тебя прославит.
Твои враги - его враги.
И кровь отца в варяге малом
Вскипела, сердце накаля.
Метнул копье. Оно упало
Перед копытами коня.
И от обиды шпоры врезав,
На тучу стрел рванул в галоп.
Но шлема верное железо
Спасло его горячий лоб.
И восхищенная дружина
Гнала восставших до реки.
И меч отца достался сыну,
А с ним - и мощь его руки.
Смертельно раненый древлянин,
Спеша приблизить свой конец,
Хрипел с земли:
- Тяжелой данью
Нас твой обкладывал отец.
За все назначена расплата.
И раз уж ты примерил трон,
То знай, что Русь под Каганатом,
Как лошадь, пашет на Сион.
Мы вам двойную дань платили.
Князь Игорь с нас две шкуры драл,
Чтоб и хазары жирно жили,
И чтобы Киев не страдал.
Кочевия умом кагала
Бесчинствует, славян поправ.
И ты не князем, а вассалом
Сионским будешь, Святослав.
Уж дядька Свенельд меч кровавый
Поднял, древлянина добить,
Но благородство Святослава
Тому позволило дожить.
И умирая, старый воин
Взглянул с надеждой на юнца:
- Последнюю исполни волю,
Прости нас, княжич, за отца.
Глазами лошади косили
На Днепр, сиявший от костра.
И тщилась Русь со злою силой
Покончить силою добра.
Она была светла, как отрок,
Что клялся, меч до боли сжав.
На берегу у черных лодок
Стояли Русь и Святослав.
Он слушал голос русской тверди,
Как в детстве ухом к ней припав.
«Еще ты сам себя не ведал,
А я-то знала, Святослав,
Что ты спасешь меня от краха,
Вернешь Азов, Дунай и Днестр.
Завоеваниям Песаха
Конец положишь, наконец.
Лесов глубокое дыханье
И ровное теченье рек
Сбивает мне кочевных ханов
Опустошительный набег.
И разрываюсь я на части -
На племена и облака.
Откушен юг поганой пастью
Иуде верного царька.
То земли уличей уносит,
То тиверцев теряю я.
То вещего Олега кости
Грызет могильная змея.
Я так просторами ослабла…
Но ты рожден меня сберечь.
Сильней кривой хазарской сабли
Твой обоюдоострый меч.
Ни дня на троне не вассальствуй.
Люби, как воин, отчий край.
В ответ на «разделяй и властвуй» -
«Объединяй и управляй».
И кровью тёк надрез заката.
И клясться было в самый раз.
- Пусть пожелтею я, как злато,
Когда не выполню приказ.
Уже и мыслил он и ведал,
Какая будет здесь страна,
Когда под стягами победы
В народ сольются племена.
Княгиня Ольга, справив тризну,
Запала в гневную тоску.
Она за дань в древлянских избах
Велела взять по голубку.
И безутешные печали
Явились мести торжеством.
На крыши птицы возвращались
С зажженным трутом под крылом.
То верхом женского коварства,
То низом подлости самой,
Как пламенеющие астры,
Летели голуби домой.
Над распластавшимся пожаром
Чернобородый дым висел…
Прямая выгода хазарам -
Наш древнерусский беспредел.
Они -жрецы кровавой дани
Толкали в смуту племена,
Чтоб в громком имени - «славяне» -
Себя не слышала страна.
Но, потаенная, веками
Жива любовь к земле своей.
И сокол, посланный волхвами,
Сбивал несчастных голубей.
А сизый чад стелился долом.
И слезы плавились в глазах.
Скакал огонь от дома к дому.
И срубы лопались в пазах.
Междоусобная отрава
Невинных гробила людей.
И был не в радость Святославу
Полет горевших голубей.
Любил он больше птиц парящих.
Глядел в задымленный прогал,
Как сокол в солнце заходящем
Все выше в небо забирал.
И темь кудлатая когтилась
Тугими лапами ветвей.
А может быть, ему приснилась
Расправа матери своей?
Каков он будет сам в народе,
Себя походам посвятив?
Суров? Суров, но благороден.
Жесток? Жесток, но справедлив.
С рассветом ломкий голос князя,
Окрест распугивал покой.
Из-под копыт стреляя грязью,
Скакали русы день-деньской.
Словены, кривичи, поляне,..
Кто супротив, тем - поделом.
Славян обкладывая данью,
Он земли стягивал узлом.
И не было другого дела
Для Святослава и Руси.
Работа русская кипела:
Спаси Отечество, спаси!
«Мы - за отцов!» - кричало поле.
«Мы - за отцов!» - качался лес.
Земля - единственная воля
Под синим пологом небес.
И князь мужал. Под небом ясным
Жил без котла и без шатра.
На красных углях жарил мясо
И ел с дружиной у костра.
И звездной соли ночь бросала
Потомкам ариев на снедь.
А Русь в границах распирало,
Что любо-дорого смотреть.
И печенеги припадали,
Заслыша Святославов бас.
И греки откупались данью,
Когда он рек: «Иду на вас».
А был он с золотом не дружен.
Но в пояс кланялся лесам.
И только новое оружье
Давало блеск его глазам.
Он говорил:
- В природе сила
И правда в ней, - добром лучась.
И так земля его носила,
Как никого из нас сейчас.
* *
Который год уж минет скоро,
Как от позора кандалов
Хазарский пленник, врезав шпоры,
Ушел на зов родных лесов.
Но нет покоя в счастье беглом.
Он вольной волюшке не рад,
Пока стоит на свете белом
От крови черный Каганат.
Иудобойную ватагу
Вожак вокруг себя сплотил -
Мечей две сотни да отвага…
Но час отмщенья не пробил.
И бродит он землею русов,
Зовет к походу за Азов.
Но рассыпаются, как бусы,
Его слова среди низов.
А память к плену возвращает
По шрамам, нажитым в рабах…
Хазарка грезится ночами.
Песок скрежечет на зубах.
То гаркнет степь конвойным гыком.
То плеть рванет живую плоть.
То вспомнит, как с звериным рыком
Хватал обглоданный ломоть.
Как тёк закат кровавой рвотой.
Как в череде убойных дел
Талмуд голодною субботой
Акумьи души рвал из тел.
Как в трюмы сваливали грудой
И на потребу дальних стран
По морю Русскому иуды
Везли невольников-славян.
Хоть был вожак оратор слабый,
Но взгляд штормил из-под бровей:
- Меня там звали сакалабом,
А я от роду - Еремей.
- Да что за твари иудеи?
- Кому они, скажи, сродни?
- А кто их знает, но, скорее,
Что семя дьявола они.
То сверху вниз глядят, то косо,
То ядовито, как гюрза.
У них над попугайским носом
Сидят совиные глаза.
Их будто кто по свету веет.
Своей землей не дорожат.
Одно известно: иудеи
Охочи шибко до деньжат.
Уж больно сильно деньги любят,
Целуют золото взасос.
И за богатство душу губят,
И губят всех, не будь я рос.
Объиудеен Каганатом
Уже и Северный Кавказ.
Людьми торгуют, как шпинатом,
Не пряча сатанинских глаз.
И ритуальной мажут кровью
Глухие стены синагог
Судьбу хазарскую воловью
Талмуд согнул в бараний рог.
От наркоты в башках косматых
Текут кумысные мозги.
Кочевия у Каганата
В поклоне лижет сапоги.
И степь хвостом шакальим машет
Перед владычеством иуд.
Они не сеют и не пашут,
А хлеб с хазарским сыром жрут.
И трон из золота отлили,
И оседлали сами трон.
Вчера еще гостями были,
А ныне - сила и закон.
Религией чернобородой
Грозят Земной опутать Шар.
И скоро будут все народы
На положении хазар.
К господству (давняя затея)
Идут ступенями горбов.
Лишь тем и живы иудеи,
Что из людей творят рабов.
На Русь пускаются в набеги,
Хватают мужиков и баб.
В большой цене в десятом веке
(И в нашем - тоже) сакалаб.
Да где ж тот храбрый князь, славяне,
Кто легкой битвы не ища,
Пойдет в Итиль не ради дани,
А - чести русского меча?
Летела звань над чистым полем,
В лесах сдиралась о суки.
Везде чесали до мозолей
Свои затылки мужики.
- Да князя нет такого, вроде.
- Словен, родимичей спроси.
- А может, в кривичской породе?
- Постой, а в Киевской Руси?..
И зацепил багор за ворот,
И коготь памяти востер.
- А тот, кто взял болгарский город.
И печенегов мёл, как сор…
Ему и с Дона дань и с Волги,
А спит в снегу, хвою постлав.
- Наследник Игорев и Ольги.
- Ну, верно, княже Святослав!
Из Рюриков… Любим в народе…
Древлян мальчишкой гнал с Днепра…
Вот с той поры за ним и ходит
Былина - памяти сестра.
* *
Под куполами золотыми
Душой в Царьграде расцвела,
Священника из Византии
Княгиня в Киев привезла.
Молилась, чтоб ее примеру
Последовал и сын родной.
Желала быть одной с ним веры,
Как крови с ним была одной.
Но Святослав басище зычный
Смиряя в нежные тона,
Ей возражал:
- Я не язычник.
Я верю в мудрость ведуна.
В твоей светлице - ландыш воска,
И льет покой иконостас,
А мне, наверно, грохот войска
Мешает слышать Божий глас.
Но мать жила надеждой снова.
Быть может, сына как-нибудь
Святой отец церковным словом
На истинный наставит путь.
И просьбе матери радея,
Священник князя вопросил:
- За что бросают иудеи
На Византию столько сил?..
Сгнил первый Рим от их разврата,
Став жертвой прорвы золотой.
Теперь набеги Каганата
Раскачивают Рим второй.
- Я воин, -
Святослав ответил, -
И мне понятнее война.
И будь хоть трижды Рим на свете,
Русь для меня всего одна.
Она мне памятью оплатит
Мои посильные труды.
Одна рука - на рукояти,
В другой - поводья и бразды.
Мой жезл - мой меч - в простой оправе.
Бегу от жизни дорогой.
Грешно одной рукою править,
А барыши грести другой.
От иудео-христианства
Прогнил и пал имперский Рим.
И византийское пространство
Скупил иуда-пилигрим.
И Рим второй погибнет, пастырь.
Тому недолго в славе жить,
Кто не способен в жажде власти
От власти деньги отделить.
- Да, князь, ты Русь рожден прославить,
Хотя пророчить не берусь.
Но мог бы ты себе представить,
Что третьим Римом станет Русь?
С улыбкой, ангела добрее,
Гость византийский ждал ответ.
- Пусть я, как злато, пожелтею,
Коль «да» отвечу вместо «нет».
Но я ведическое знамя
Над миром буду поднимать.
Нет веры старше веры в Знанья.
А старше их природа-мать.
Священник бороду огладил:
- Живешь без свиты, без шатра.
И твой кафтан не вышит гладью.
И щеки высекли ветра.
И меч твой - баловень пудовый -
Не знает промаха в бою.
Но сын твой будет ли готовый,
Чтоб повторить судьбу твою?
Таких, как ты, земля рожает
Единожды на тыщу лет.
А после русскую державу
Кто оградит от лютых бед?
Её обложат иудеи,
Вползут во власть исподтишка
И тихой цапой завладеют
Всем, что хранит твоя рука.
В Египте, в Сирии так было…
(Да и в России нынче так.)
И Риму веры не хватило,
Когда в доверье втерся враг.
Но я тебе открою тайну:
С Христом в душе один - за двух.
И где не сдюжит сталь литая,
Там одолеть поможет дух.
Князь Святослав готов к ответу:
- Хвалю радение за Русь.
Но с ясной верой в разум Ведов
Я был и, значит, остаюсь.
Не вижу в небе превосходства.
Люблю земную красоту.
Идет от Господа господство,
А я превыше братство чту.
Мой дух взрастили лес и поле.
И знаю я один завет:
Земля - единственная воля,
А нет её и воли нет.
И солнца луч пробился щелью.
Князь вышел, дверь толкнув на свет.
И не заметил, как священник
Перекрестил его вослед.
* *
Парят клокочущие чаны.
Висит кошерной кухни чад.
И поварята под охраной
Все блюда пробуют на яд.
Рабы, присев на задних лапах,
Таскают яства на спине.
Сидят раввины в черных шляпах,
Макая бороды в вине.
Вот также пышно с видом барским
Они когда-то жрали Рим.
А ныне на хребте хазарском
Иуды празднуют Пурим.
И царь Иосиф, багровея,
Чтоб перекрыть итильский пир,
Вещает:
- Царство иудеев -
Весь населенный нами мир.
Рассеянье, как паутина.
Земле не сбросить наших пут.
И мир, как глупая скотина,
Бредет к владычеству иуд.
- Явись, явись скорей, Мессия!
Мы лишь тебя боготворим.
На гойской крови замесили
Мацу мы к празднику Пурим.
Египет, персы, Рим, хазары,..
Вся высота Земли и ширь
Несметным иудейским даром
Лежит в ногах твоих, Эсфирь!
И пил Иосиф кубком полным
За ту разбойную зарю,
Когда Эсфирь женой Сиона
Была персидскому царю.
Играя глупым царским сердцем,
Она легко пустила кровь.
Иуды вырезали персов
Из «благодарности» за кров.
И вот за глубину обмана,
За подвиг зла, за нож в живот,-
За то, за что убить бы мало,
Они и чествуют свой род.
За клевету, распутство, подкуп,
Грабеж и брызганье слюны
Они торжественно и подло
Вручают орден Сатаны.
Жрецы духовного распада,
Всегда плевавшие в мораль,
Они не убоятся ада,
В него не веря, как и в рай.
Превыше заповедей горних,
Чтоб надсмехаться над Христом,
Они поставят клуб игорный
С двуногой тварью и шестом.
в лето 965-е князь Святослав стёр
с лица земли Хазарский Каганат
со столицей Итилем (Астрахань) и
крепостью Саркел (Белая Вежа).
Посвящается В.Квачкову, Р.Яшину, А.Найденову.
ПОЭМА
КНЯЗЬ СВЯТОСЛАВ
Шумел Азов в Босфоре узком
И вышибал пролив, как дверь.
Он шел сливаться с морем Русским,
Что Черным названо теперь.
Ладьи взахлеб глотали воду.
И парус падал на волну.
Бросались за борт мореходы.
И шло оружие ко дну.
И вспученный язык прибоя
Бросал пловцов на зубы скал.
И был кровав, как поле боя,
Прибрежный каменный оскал.
Волосяной аркан на горле.
Никто спасению не рад.
И тех, кого щадило море,
Брал в плен Хазарский Каганат.
- Эй вы, продажные хазары,
Какой опутал вас обман,
Что на невольничьи базары
Вы нынче гоните славян?
Вы ж - пастухи, вы - ширь степная,
Огни приветливых костров.
Зачем вам лязг и жуть цепная
Грызущих тело кандалов?
Закованный в стальной ошейник,
Привязанный за конский хвост,
В прибое выловленный пленник
По-русски конвоиров нес:
- В подпаски выродились, шельмы!
Хребты прогнули под жида.
И заклеймила ваши шлемы
Шестиконечная звезда.
Хазары, лохи кочевые,
Придумавшие длинный кнут,
Ну за какие чаевые
Пустили вы к себе иуд?
Лягнулся конь на крик сердитый.
И в самый раз бы в лоб попал,
Да славянин поймал копыто
И ногу лошади сломал.
Его расписывала плетка.
Но он, выравнивая крен.
Лудил соленым словом глотку
И зубы скалил, один хрен:
- Кумысохлебная порода,
Еще попомните славян.
Для нас дороже нет свободы.
Тем крепче дух, чем больше ран.
А степь чернела от раввинов.
Объиудеился Итиль.
И синагоги над равниной
Маячили, как мачты в штиль.
Бродили в матовом кумысе
В стране отар и табунов
Чужая власть, чужие мысли
И злость всемирных шатунов.
И стало вдруг казаться скотству,
Утяжеленному мошной,
Что скотство - это превосходство
Над человеческой душой.
И талмудическая эра
Воспряла щелканьем кнута.
И с наслажденьем злая вера
Людей держала за скота.
Рабы… Кто падал от холеры,
Кто высох с голоду в плену,
Кто двигал веслами галеры,
Кто рвал мотыгой целину.
Весь горизонт кандально звякал.
К сохе посаженный на цепь,
Там наш земляк на паре яков
Пахал разлегшуюся степь.
Душа славянская лесная
Над стланью выгоревших трав
Рвалась на зов родного края,
Где кроны машут на ветрах.
Где льют дожди такие слезы,
Что не вернуться к ним нельзя…
И в память парусом березы
Вплывала отчая земля.
И изнывая от плененья,
Он тайно в осыпи песка
Точил и рвал цепные звенья,
Пока рука была крепка.
И ночи ждал, как ждут побега,
Как ждут простора корабли.
И Млечный Путь казался снегом,
Не долетавшим до земли.
И только небо засквозило
Над степью звездным решетом,
Хазарка косы распустила
Над русским пленником шатром.
Сурочьим жиром смазав раны,
Она нашептывала сон
О том, что сменится охрана,
И будет он освобожден.
То распаляясь, то робея,
Она его влюбила в мысль:
Не все хазары иудеям
На этом свете продались.
За деньги - их земного бога-
Не каждый ползает в слюне.
Вчера горели синагоги.
Тянуло гарью в стороне.
А завтра сунут крюк под кожу
И вздернут гоя на виду.
И будет он висеть, похожий
На шестилапую звезду.
Товаром стала грязь разврата.
В цене животная любовь.
За честь сестры убили брата,
Но нет отмщения за кровь.
Героев нет и - нет народа.
И загоняя в новый строй,
Здесь заменили все свободы
Свободой торговать собой…
И пали с пленника оковы.
Он прыгнул в стремя налегке.
И одарил сердечным словом
Хазар на их же языке.
Искал, купая пальцы в гриве,
Во мгле Полярную звезду,
Вникая в то, что говорили
Ему повстанцы на ходу.
- Народы наши дружно жили.
Глядели вдаль из-под руки.
Вы - лесу, мы степи служили
И пили из одной реки.
Твоя страна по волнам леса
До моря Русского плыла.
И подпирала свод небесный.
И всем заступницей была.
Открыты и русоволосы,
Наследники могучих плеч,
Сражались русы с голым торсом,
Боготворя копье и меч.
Лишь в битве правил воевода,
А в мирной жизни каждый - царь.
Вождем славян была свобода
И, думаем, не только встарь.
Надеемся, что и поныне
Достойна Русь своих седин.
И нас надежда не покинет,
Пока ты с нами, славянин.
Нас мало, мы слабы для битвы.
Нам иго сокращает век.
К тебе мы шлем свои молитвы,
Спаси нас, русский человек.
Сейчас уйдешь, но дай нам слово,
Что через год или другой
Нагрянет Русь из-за Азова
И даст иудам смертный бой.
* *
А Русь жила своею ранью,
Лечилась травами от ран,
Когда князь Игорь вместе с данью
Погибель принял от древлян.
И чтоб толпа не голосила,
На место павшего отца
Княгиня Ольга подсадила
В седло наследника-юнца.
Ему не лишку лет от роду.
И шлем сползает до губы.
И он в реке не знает броду,
Но слышит зов своей судьбы.
А в горле ком. Кольчуга душит.
Кулак в поводьях сплошь - синяк.
Но дядька Свенельд смотрит в душу.
И ветер треплет русский стяг.
Молчит смущенная дружина.
И воевода спал с лица.
И все ж, они увидят сына,
Летящим в сечу за отца.
И ворон, чувствуя добычу,
Крылом цепляет облака.
Он соблюдает свой обычай -
Следить за битвой свысока.
Но и ему неловко как-то
Искать погибели мальца.
Беду чтоб только не накаркать,
Он сбился с круга в небеса.
А по изрубленной поляне
Летел с копьем над головой
Туда, где сгрудились древляне,
С дружиной княжич боевой.
А вряд дядья родные мчались -
Узда в узду, ноздря в ноздрю.
Мечи над конницей качались,
Слегка царапая зарю.
А на холме княгиня Ольга
Перед иконой свечи жгла,
Принявши христианство только,
Молила Бога, как могла:
- О, мой Премилостивый Боже,
Лишившись матери, отца,
Я потеряла мужа тоже
И посылаю в бой юнца.
Спаси его от вражьей рати.
Продли его, Создатель, век.
Хотя к твоей он благодати
По малолетству не прибег.
Коль Божья милость не оставит,
Пусть не двуперстием руки, -
Так он мечом Тебя прославит.
Твои враги - его враги.
И кровь отца в варяге малом
Вскипела, сердце накаля.
Метнул копье. Оно упало
Перед копытами коня.
И от обиды шпоры врезав,
На тучу стрел рванул в галоп.
Но шлема верное железо
Спасло его горячий лоб.
И восхищенная дружина
Гнала восставших до реки.
И меч отца достался сыну,
А с ним - и мощь его руки.
Смертельно раненый древлянин,
Спеша приблизить свой конец,
Хрипел с земли:
- Тяжелой данью
Нас твой обкладывал отец.
За все назначена расплата.
И раз уж ты примерил трон,
То знай, что Русь под Каганатом,
Как лошадь, пашет на Сион.
Мы вам двойную дань платили.
Князь Игорь с нас две шкуры драл,
Чтоб и хазары жирно жили,
И чтобы Киев не страдал.
Кочевия умом кагала
Бесчинствует, славян поправ.
И ты не князем, а вассалом
Сионским будешь, Святослав.
Уж дядька Свенельд меч кровавый
Поднял, древлянина добить,
Но благородство Святослава
Тому позволило дожить.
И умирая, старый воин
Взглянул с надеждой на юнца:
- Последнюю исполни волю,
Прости нас, княжич, за отца.
Глазами лошади косили
На Днепр, сиявший от костра.
И тщилась Русь со злою силой
Покончить силою добра.
Она была светла, как отрок,
Что клялся, меч до боли сжав.
На берегу у черных лодок
Стояли Русь и Святослав.
Он слушал голос русской тверди,
Как в детстве ухом к ней припав.
«Еще ты сам себя не ведал,
А я-то знала, Святослав,
Что ты спасешь меня от краха,
Вернешь Азов, Дунай и Днестр.
Завоеваниям Песаха
Конец положишь, наконец.
Лесов глубокое дыханье
И ровное теченье рек
Сбивает мне кочевных ханов
Опустошительный набег.
И разрываюсь я на части -
На племена и облака.
Откушен юг поганой пастью
Иуде верного царька.
То земли уличей уносит,
То тиверцев теряю я.
То вещего Олега кости
Грызет могильная змея.
Я так просторами ослабла…
Но ты рожден меня сберечь.
Сильней кривой хазарской сабли
Твой обоюдоострый меч.
Ни дня на троне не вассальствуй.
Люби, как воин, отчий край.
В ответ на «разделяй и властвуй» -
«Объединяй и управляй».
И кровью тёк надрез заката.
И клясться было в самый раз.
- Пусть пожелтею я, как злато,
Когда не выполню приказ.
Уже и мыслил он и ведал,
Какая будет здесь страна,
Когда под стягами победы
В народ сольются племена.
Княгиня Ольга, справив тризну,
Запала в гневную тоску.
Она за дань в древлянских избах
Велела взять по голубку.
И безутешные печали
Явились мести торжеством.
На крыши птицы возвращались
С зажженным трутом под крылом.
То верхом женского коварства,
То низом подлости самой,
Как пламенеющие астры,
Летели голуби домой.
Над распластавшимся пожаром
Чернобородый дым висел…
Прямая выгода хазарам -
Наш древнерусский беспредел.
Они -жрецы кровавой дани
Толкали в смуту племена,
Чтоб в громком имени - «славяне» -
Себя не слышала страна.
Но, потаенная, веками
Жива любовь к земле своей.
И сокол, посланный волхвами,
Сбивал несчастных голубей.
А сизый чад стелился долом.
И слезы плавились в глазах.
Скакал огонь от дома к дому.
И срубы лопались в пазах.
Междоусобная отрава
Невинных гробила людей.
И был не в радость Святославу
Полет горевших голубей.
Любил он больше птиц парящих.
Глядел в задымленный прогал,
Как сокол в солнце заходящем
Все выше в небо забирал.
И темь кудлатая когтилась
Тугими лапами ветвей.
А может быть, ему приснилась
Расправа матери своей?
Каков он будет сам в народе,
Себя походам посвятив?
Суров? Суров, но благороден.
Жесток? Жесток, но справедлив.
С рассветом ломкий голос князя,
Окрест распугивал покой.
Из-под копыт стреляя грязью,
Скакали русы день-деньской.
Словены, кривичи, поляне,..
Кто супротив, тем - поделом.
Славян обкладывая данью,
Он земли стягивал узлом.
И не было другого дела
Для Святослава и Руси.
Работа русская кипела:
Спаси Отечество, спаси!
«Мы - за отцов!» - кричало поле.
«Мы - за отцов!» - качался лес.
Земля - единственная воля
Под синим пологом небес.
И князь мужал. Под небом ясным
Жил без котла и без шатра.
На красных углях жарил мясо
И ел с дружиной у костра.
И звездной соли ночь бросала
Потомкам ариев на снедь.
А Русь в границах распирало,
Что любо-дорого смотреть.
И печенеги припадали,
Заслыша Святославов бас.
И греки откупались данью,
Когда он рек: «Иду на вас».
А был он с золотом не дружен.
Но в пояс кланялся лесам.
И только новое оружье
Давало блеск его глазам.
Он говорил:
- В природе сила
И правда в ней, - добром лучась.
И так земля его носила,
Как никого из нас сейчас.
* *
Который год уж минет скоро,
Как от позора кандалов
Хазарский пленник, врезав шпоры,
Ушел на зов родных лесов.
Но нет покоя в счастье беглом.
Он вольной волюшке не рад,
Пока стоит на свете белом
От крови черный Каганат.
Иудобойную ватагу
Вожак вокруг себя сплотил -
Мечей две сотни да отвага…
Но час отмщенья не пробил.
И бродит он землею русов,
Зовет к походу за Азов.
Но рассыпаются, как бусы,
Его слова среди низов.
А память к плену возвращает
По шрамам, нажитым в рабах…
Хазарка грезится ночами.
Песок скрежечет на зубах.
То гаркнет степь конвойным гыком.
То плеть рванет живую плоть.
То вспомнит, как с звериным рыком
Хватал обглоданный ломоть.
Как тёк закат кровавой рвотой.
Как в череде убойных дел
Талмуд голодною субботой
Акумьи души рвал из тел.
Как в трюмы сваливали грудой
И на потребу дальних стран
По морю Русскому иуды
Везли невольников-славян.
Хоть был вожак оратор слабый,
Но взгляд штормил из-под бровей:
- Меня там звали сакалабом,
А я от роду - Еремей.
- Да что за твари иудеи?
- Кому они, скажи, сродни?
- А кто их знает, но, скорее,
Что семя дьявола они.
То сверху вниз глядят, то косо,
То ядовито, как гюрза.
У них над попугайским носом
Сидят совиные глаза.
Их будто кто по свету веет.
Своей землей не дорожат.
Одно известно: иудеи
Охочи шибко до деньжат.
Уж больно сильно деньги любят,
Целуют золото взасос.
И за богатство душу губят,
И губят всех, не будь я рос.
Объиудеен Каганатом
Уже и Северный Кавказ.
Людьми торгуют, как шпинатом,
Не пряча сатанинских глаз.
И ритуальной мажут кровью
Глухие стены синагог
Судьбу хазарскую воловью
Талмуд согнул в бараний рог.
От наркоты в башках косматых
Текут кумысные мозги.
Кочевия у Каганата
В поклоне лижет сапоги.
И степь хвостом шакальим машет
Перед владычеством иуд.
Они не сеют и не пашут,
А хлеб с хазарским сыром жрут.
И трон из золота отлили,
И оседлали сами трон.
Вчера еще гостями были,
А ныне - сила и закон.
Религией чернобородой
Грозят Земной опутать Шар.
И скоро будут все народы
На положении хазар.
К господству (давняя затея)
Идут ступенями горбов.
Лишь тем и живы иудеи,
Что из людей творят рабов.
На Русь пускаются в набеги,
Хватают мужиков и баб.
В большой цене в десятом веке
(И в нашем - тоже) сакалаб.
Да где ж тот храбрый князь, славяне,
Кто легкой битвы не ища,
Пойдет в Итиль не ради дани,
А - чести русского меча?
Летела звань над чистым полем,
В лесах сдиралась о суки.
Везде чесали до мозолей
Свои затылки мужики.
- Да князя нет такого, вроде.
- Словен, родимичей спроси.
- А может, в кривичской породе?
- Постой, а в Киевской Руси?..
И зацепил багор за ворот,
И коготь памяти востер.
- А тот, кто взял болгарский город.
И печенегов мёл, как сор…
Ему и с Дона дань и с Волги,
А спит в снегу, хвою постлав.
- Наследник Игорев и Ольги.
- Ну, верно, княже Святослав!
Из Рюриков… Любим в народе…
Древлян мальчишкой гнал с Днепра…
Вот с той поры за ним и ходит
Былина - памяти сестра.
* *
Под куполами золотыми
Душой в Царьграде расцвела,
Священника из Византии
Княгиня в Киев привезла.
Молилась, чтоб ее примеру
Последовал и сын родной.
Желала быть одной с ним веры,
Как крови с ним была одной.
Но Святослав басище зычный
Смиряя в нежные тона,
Ей возражал:
- Я не язычник.
Я верю в мудрость ведуна.
В твоей светлице - ландыш воска,
И льет покой иконостас,
А мне, наверно, грохот войска
Мешает слышать Божий глас.
Но мать жила надеждой снова.
Быть может, сына как-нибудь
Святой отец церковным словом
На истинный наставит путь.
И просьбе матери радея,
Священник князя вопросил:
- За что бросают иудеи
На Византию столько сил?..
Сгнил первый Рим от их разврата,
Став жертвой прорвы золотой.
Теперь набеги Каганата
Раскачивают Рим второй.
- Я воин, -
Святослав ответил, -
И мне понятнее война.
И будь хоть трижды Рим на свете,
Русь для меня всего одна.
Она мне памятью оплатит
Мои посильные труды.
Одна рука - на рукояти,
В другой - поводья и бразды.
Мой жезл - мой меч - в простой оправе.
Бегу от жизни дорогой.
Грешно одной рукою править,
А барыши грести другой.
От иудео-христианства
Прогнил и пал имперский Рим.
И византийское пространство
Скупил иуда-пилигрим.
И Рим второй погибнет, пастырь.
Тому недолго в славе жить,
Кто не способен в жажде власти
От власти деньги отделить.
- Да, князь, ты Русь рожден прославить,
Хотя пророчить не берусь.
Но мог бы ты себе представить,
Что третьим Римом станет Русь?
С улыбкой, ангела добрее,
Гость византийский ждал ответ.
- Пусть я, как злато, пожелтею,
Коль «да» отвечу вместо «нет».
Но я ведическое знамя
Над миром буду поднимать.
Нет веры старше веры в Знанья.
А старше их природа-мать.
Священник бороду огладил:
- Живешь без свиты, без шатра.
И твой кафтан не вышит гладью.
И щеки высекли ветра.
И меч твой - баловень пудовый -
Не знает промаха в бою.
Но сын твой будет ли готовый,
Чтоб повторить судьбу твою?
Таких, как ты, земля рожает
Единожды на тыщу лет.
А после русскую державу
Кто оградит от лютых бед?
Её обложат иудеи,
Вползут во власть исподтишка
И тихой цапой завладеют
Всем, что хранит твоя рука.
В Египте, в Сирии так было…
(Да и в России нынче так.)
И Риму веры не хватило,
Когда в доверье втерся враг.
Но я тебе открою тайну:
С Христом в душе один - за двух.
И где не сдюжит сталь литая,
Там одолеть поможет дух.
Князь Святослав готов к ответу:
- Хвалю радение за Русь.
Но с ясной верой в разум Ведов
Я был и, значит, остаюсь.
Не вижу в небе превосходства.
Люблю земную красоту.
Идет от Господа господство,
А я превыше братство чту.
Мой дух взрастили лес и поле.
И знаю я один завет:
Земля - единственная воля,
А нет её и воли нет.
И солнца луч пробился щелью.
Князь вышел, дверь толкнув на свет.
И не заметил, как священник
Перекрестил его вослед.
* *
Парят клокочущие чаны.
Висит кошерной кухни чад.
И поварята под охраной
Все блюда пробуют на яд.
Рабы, присев на задних лапах,
Таскают яства на спине.
Сидят раввины в черных шляпах,
Макая бороды в вине.
Вот также пышно с видом барским
Они когда-то жрали Рим.
А ныне на хребте хазарском
Иуды празднуют Пурим.
И царь Иосиф, багровея,
Чтоб перекрыть итильский пир,
Вещает:
- Царство иудеев -
Весь населенный нами мир.
Рассеянье, как паутина.
Земле не сбросить наших пут.
И мир, как глупая скотина,
Бредет к владычеству иуд.
- Явись, явись скорей, Мессия!
Мы лишь тебя боготворим.
На гойской крови замесили
Мацу мы к празднику Пурим.
Египет, персы, Рим, хазары,..
Вся высота Земли и ширь
Несметным иудейским даром
Лежит в ногах твоих, Эсфирь!
И пил Иосиф кубком полным
За ту разбойную зарю,
Когда Эсфирь женой Сиона
Была персидскому царю.
Играя глупым царским сердцем,
Она легко пустила кровь.
Иуды вырезали персов
Из «благодарности» за кров.
И вот за глубину обмана,
За подвиг зла, за нож в живот,-
За то, за что убить бы мало,
Они и чествуют свой род.
За клевету, распутство, подкуп,
Грабеж и брызганье слюны
Они торжественно и подло
Вручают орден Сатаны.
Жрецы духовного распада,
Всегда плевавшие в мораль,
Они не убоятся ада,
В него не веря, как и в рай.
Превыше заповедей горних,
Чтоб надсмехаться над Христом,
Они поставят клуб игорный
С двуногой тварью и шестом.