(no subject)
О вреде сна.
стилизация под Даню Ювачёва
1.
Бормотухин встал и сказал:
- Тут вот некоторые товарищи себе позволяют - а я не согласен!
Нафаня почесал в затылке и ответил:
- А я бы на месте отдельных индивидуумов вообще помалкивал бы!
- Но, однако же, - продолжил Бормотухин, пододвигаясь ближе, - нельзя не согласиться, что есть такие личности, на фоне которых меркнет всякий эрзац.
Нафаня лизнул ладонь и уставился в окно.
- Нет, вы мне ответьте, - настаивал Бормотухин, - на основании чего и по какому праву?
Нафаня выковырял из носа козявку, плюнул в пол и ответил:
- А и дурак же ты, братец!
Бормотухин обрадовался и закричал:
- Все слышали? Я хочу сделать заявление!
Нафаня поморщился, покрутил пальцем у виска и неопределённо хмыкнул.
Откуда-то, как из-под земли, вырос Клёвиков и сказал:
- Бормотухин, айда на дикую панду охотиться!
Нафаня неприлично заржал. Бормотухин покраснел, потом побледнел и спросил у Задушильникова:
- Ну и что это, если не оскорбление?
Задушильников замялся, а потом находчиво воскликнул:
- А это и не оскорбление вовсе!
- Э-эх! - укоризненно произнёс Бормотухин, воздевая очи к небу, - а ещё друг называется. Гад ты, а не друг!
- Слушай ты, чудище лесное, - сказал Нафаня.
- Ага, заморское, - добавил Клёвиков.
Этого Бормотухин уже не мог вынести и пронзительно заявил:
- Всё! Чаша моего терпения лопнула!
Клёвиков испугался и убежал, а Задушильников лёг и заснул.
Бормотухин подбежал к Нафане и стукнул его по морде. Тогда Нафаня взял и наступил Бормотухину на любимую мозоль, да ещё смачно плюнул ему прямо в нос. А Бормотухин взял Кузю за подбородок и сильно хлестнул по щеке. Но Нафаня схватил Бормотухина за ногу и ударил об стенку. Тут Бормотухин отломал Нафане ноготь и вместе с этим ногтем спрятался под комод. Увидя, что Бормотухина нигде нет, Нафаня завыл от горя и полез на шкап. Ножки у шкапа обломились, и шкап рухнул прямо на спящего Задушильникова.
Выходит, спать вредно.
2.
Клёвиков загребал деньгу и думал:
"Вот я загрёб деньгу. Это значит, что деньгИ у меня прибавилось. Но вот философский вопрос: прибавилось ли что-нибудь к моим знаниям? Ведь в деньге вся моя сущность, и значит - когда я загребаю деньгу, я загребаю самоё себя. Выходит, с каждым загрёбом меня становится всё меньше и меньше, пока субстанция моя не пренизит жизненно необходимый уровень.
Вот ведь консистенция!"
- Куда скидывать деньгу? - спросил Дима Шприц.
- Я тут, Дима, вот чего подумал, - виновато произнёс Клёвиков. - А на фига мне вообще эта деньга?
Дима Шприц засмеялся и ответил:
- Ну ты, мужик, даёшь! Да не парься ты и будь счастлив!
3.
Нафаня смотрел в книгу и видел в ней морду Бормотухина. Книга переливалась на солнце всеми тремя гранями и сверкала страницами, а вместе с книгою сверкала и морда.
Совесть дремала глубоким сном.
4.
Дверь затворилась, когда в неё вошёл Бормотухин.
- Я хочу сделать серьёзное заявление, - сказал Бормотухин. - Подайте мне сюда самого царя!
- Да на что, милок, тебе царь? - спросила Старышка. - Может, и я на что сгожусь?
- Нет, - твёрдо отвечал Бормотухин. - Ты для меня слишком старая. Вот разве что Старык, хоть он и козло...
- Э, нет! - испугался Старык, - давайте уж лучше царя позовём.
Когда пришёл царь, Бормотухин спросил:
- Нет ли, царь, у тебя последнего желания?
- А у меня и первого-то нет, - радостно улыбнулся царь, - кончились все.
- Ну тогда, не откладывая с места в карьер, скажу тебе всю правду.
- Говори! - приказал царь.
- Дело в том, - доверительно зашептал Бормотухин, - дело в том, что Нафаня - это негодяй редкостный.
- Молодец, сукин сын, молодец, панда лесная! - в восторге закричал царь. - Ловко он это подметил! Выдать ему пять порций мороженого и медаль на семь копеек!
И вот так Бормотухин получил свою первую медаль.
5 июня 2005
стилизация под Даню Ювачёва
1.
Бормотухин встал и сказал:
- Тут вот некоторые товарищи себе позволяют - а я не согласен!
Нафаня почесал в затылке и ответил:
- А я бы на месте отдельных индивидуумов вообще помалкивал бы!
- Но, однако же, - продолжил Бормотухин, пододвигаясь ближе, - нельзя не согласиться, что есть такие личности, на фоне которых меркнет всякий эрзац.
Нафаня лизнул ладонь и уставился в окно.
- Нет, вы мне ответьте, - настаивал Бормотухин, - на основании чего и по какому праву?
Нафаня выковырял из носа козявку, плюнул в пол и ответил:
- А и дурак же ты, братец!
Бормотухин обрадовался и закричал:
- Все слышали? Я хочу сделать заявление!
Нафаня поморщился, покрутил пальцем у виска и неопределённо хмыкнул.
Откуда-то, как из-под земли, вырос Клёвиков и сказал:
- Бормотухин, айда на дикую панду охотиться!
Нафаня неприлично заржал. Бормотухин покраснел, потом побледнел и спросил у Задушильникова:
- Ну и что это, если не оскорбление?
Задушильников замялся, а потом находчиво воскликнул:
- А это и не оскорбление вовсе!
- Э-эх! - укоризненно произнёс Бормотухин, воздевая очи к небу, - а ещё друг называется. Гад ты, а не друг!
- Слушай ты, чудище лесное, - сказал Нафаня.
- Ага, заморское, - добавил Клёвиков.
Этого Бормотухин уже не мог вынести и пронзительно заявил:
- Всё! Чаша моего терпения лопнула!
Клёвиков испугался и убежал, а Задушильников лёг и заснул.
Бормотухин подбежал к Нафане и стукнул его по морде. Тогда Нафаня взял и наступил Бормотухину на любимую мозоль, да ещё смачно плюнул ему прямо в нос. А Бормотухин взял Кузю за подбородок и сильно хлестнул по щеке. Но Нафаня схватил Бормотухина за ногу и ударил об стенку. Тут Бормотухин отломал Нафане ноготь и вместе с этим ногтем спрятался под комод. Увидя, что Бормотухина нигде нет, Нафаня завыл от горя и полез на шкап. Ножки у шкапа обломились, и шкап рухнул прямо на спящего Задушильникова.
Выходит, спать вредно.
2.
Клёвиков загребал деньгу и думал:
"Вот я загрёб деньгу. Это значит, что деньгИ у меня прибавилось. Но вот философский вопрос: прибавилось ли что-нибудь к моим знаниям? Ведь в деньге вся моя сущность, и значит - когда я загребаю деньгу, я загребаю самоё себя. Выходит, с каждым загрёбом меня становится всё меньше и меньше, пока субстанция моя не пренизит жизненно необходимый уровень.
Вот ведь консистенция!"
- Куда скидывать деньгу? - спросил Дима Шприц.
- Я тут, Дима, вот чего подумал, - виновато произнёс Клёвиков. - А на фига мне вообще эта деньга?
Дима Шприц засмеялся и ответил:
- Ну ты, мужик, даёшь! Да не парься ты и будь счастлив!
3.
Нафаня смотрел в книгу и видел в ней морду Бормотухина. Книга переливалась на солнце всеми тремя гранями и сверкала страницами, а вместе с книгою сверкала и морда.
Совесть дремала глубоким сном.
4.
Дверь затворилась, когда в неё вошёл Бормотухин.
- Я хочу сделать серьёзное заявление, - сказал Бормотухин. - Подайте мне сюда самого царя!
- Да на что, милок, тебе царь? - спросила Старышка. - Может, и я на что сгожусь?
- Нет, - твёрдо отвечал Бормотухин. - Ты для меня слишком старая. Вот разве что Старык, хоть он и козло...
- Э, нет! - испугался Старык, - давайте уж лучше царя позовём.
Когда пришёл царь, Бормотухин спросил:
- Нет ли, царь, у тебя последнего желания?
- А у меня и первого-то нет, - радостно улыбнулся царь, - кончились все.
- Ну тогда, не откладывая с места в карьер, скажу тебе всю правду.
- Говори! - приказал царь.
- Дело в том, - доверительно зашептал Бормотухин, - дело в том, что Нафаня - это негодяй редкостный.
- Молодец, сукин сын, молодец, панда лесная! - в восторге закричал царь. - Ловко он это подметил! Выдать ему пять порций мороженого и медаль на семь копеек!
И вот так Бормотухин получил свою первую медаль.
5 июня 2005