Певица Ева
Рассказ. Основан на реальных событиях.
В Шереметьево как всегда душно и нерадостно. Неизвестно почему, но аэропорт этот нерадостный, и пахнет он не предпразднично и даже не дружелюбно, как аэропорты европейских столиц.
Она почти бежит по залу прилета, оттягивая руку плотным чемоданом, так, как будто впереди видит что-то очень волнительное, и должно его настигнуть как можно скорее. Без улыбки, а потому нервно, будоражит воздух, который затем колышет прически длинноволосых девиц в шортах. «Боже, - думается, - к чему этот сиреневый шифоновый сарафан в пол, расшитый золотым? Татары таки не прошли бесследно, нет... А каштановая грива у нее львиная, еврейская..» Мысли в безрадостном душном зале аэропорта всегда бывают вязкие, бесцельные.
«Стоим, ждем!», - менторским тоном дама в форме преграждает путь к зоне, где одевают вместо каблуков синие пакетики на ноги и вытряхивают свои копейки из штанов. Сиреневый шлейф, всколыхнув мои локоны, летит за преграду перед баками с пакетиками для ног. Причина лаконична: «Ничего не знаю, мне нужно». Ведь всегда найдется тот, кому одному очень нужно что-то свое, в то время как другим нужно просто слушаться менторского таможенного голоса.
Грива уже сидит у выхода на мою (мою!) посадку. Более того, она, закинув свой плотный чемодан наверх, устраивается рядом у моего места возле иллюминатора. Огромная сиреневая же подушка запихивается под кресло - очевидно, для комфорта ног. Из сумки ее вываливаются на колени большие наушники, пузырьки, коробочки, флакончики; градусник встряхивается, суется под мышку, и все это не прерывает телефонных разговоров, в которых даже непонятно, когда заканчивается «мама», «Димусик» и начинается «Катерин Андреевна».
«Алло! Катерин Андреевна! А можно ли пить валокордин вместе с теми антистрессовыми таблетками? Состав?»
Грива зачитывает нескончаемый ряд травяных ингредиентов, закидывает в себя таблетки, перезванивает еще пару раз по поводу других флакончиков и коробочек, опять трясет градусником, снова набирает какие-то номера.. И почти уже согнулась вдвое, прячясь от цепкого взгляда стюардесс, когда лайнер начинает стремительно набирать скорость по взлетной полосе. Я тем временем погружена в душераздирающую статью про череду преступлений в клане мормонов из штата Юта.
Размышления о нравственном падении главы клана прерываются хриплым возгласом в ухо. С криком «Ой, бля, пиздец!» грива падает мне на плечо, в ту же секунду ощущаю в предплечье впившиеся ногти руки из облака сиреневого шифона.
Смиренно вздохнув, закрываю журнал.
«Нет, Вы что, правда не боитесь? Ой, бля, что творит-то он? Зачем, зачем он все это делает? Он издевается, да, скажите мне честно, умоляю..»
Самолет действительно, по очень замысловатой схеме укладывается то на правое, то на левое крыло, будто бы даже задевая верхушки деревьев.
Вынужденная взглянуть ей в глаза, делаю свое спокойствие спартанским, не моргая. Глаза карие, грива обрамляет молодое, лет двадцати пяти, лицо с кожей цвета северного загара. Смотря ей в переносицу, для ощущения взгляда в оба глаза, произношу:
«Всё хорошо, капитан делает всё правильно, мы летим верным курсом, и я не боюсь.»
«Совсем-совсем? И даже сейчас? Бляя...»
Самолет резко теряет высоту книзу, подскакивает кверху, двигатели гудят чуть более настойчиво.
Видится только один шанс ко спасению этого перелета: повторять «мы летим правильно, всё идет как и должно». Мой самый страшный страх - погибнуть, оглушенной истеричными воплями несдержанных дамочек.
Хватка острыми ногтями немного ослабла, теперь карие глаза с интересом всматриваются в мое лицо.
«Всё бы ничего в моей работе, но эти перелеты.. Понимаете, я не могу больше недели сидеть в одном месте. Поезда идут слишком медленно, а у меня нет столько времени, мне нужно спешить. Хотя знаете, я стала бояться только когда детей родила. Троих родила, вот так. Кто же им без меня объяснит, что и как в этом безумном мире?. Ой, бляяя, зачем он всё это делает? Ну неужели совсем Вам не страшно?»
Самолет снова круто ложится на правое крыло.
«Работаю кем? Пою. Ерунду всякую пою. Лечу клип записывать с Серегой. Знаете, что «черный бумер» в Киеве живет? Мне главное долететь..., - тянет шею поближе к иллюминатору, вздрагивает, стискивает мне теперь уже запястье, перебирает пальцами мои пальцы, ноги теребят сиреневую подушку. А Вы кто? О, я люблю психотерапию.. Поверьте, я знаю лучшего психотерапевта города. Женщина восточная, красавица, мужиков у ее ног толпы, и му-у-удрая..умеет обращаться с мужчинами. Мудрость - вот что в женщине главное.»
Карие глаза упираются мне в правую щеку. По-детски игриво и с вызовом переводятся на стюардессу; та довольно скоро начинает теряться от подробного наставления гривы насчет такого чая, чтобы был совсем некрепкий, для чего нужно обойти весь салон, а потом где-то найти кипятка, а потом...Очень подробный алгоритм.
«Мы, рыбы, такие романтичные! Чай некрепкий, ну а что тут такого, в общем.. Какого неприятного цвета у них тут пледы. Вот у Вас кто молодой человек? Рыбы?!, - округляя в ужасе глаза, прикрывает рот ладонью, - Эти же направо и налево, а потом приходят и все умоляют о пощаде во имя любви. Хотя, знаете, я вот только на седьмой год замужества начала об измене думать.. Бля, ну зачем же он так с нами?»
...
Посадка - и сила объятий нарастает, мужчина слева от гривы утыкается лбом в кресло перед ним, будто у него нестерпимо болит сердце, крестится.
«Вам тоже... страшно? - сочувствует ему грива, оторвав возбужденный, почти радостный взгляд от иллюминатора. Нет? А мы думали, что Вы тоже такой..»
Шасси с грохотом, тяжко, твердо, встречается с асфальтовым полотном.
«Отличный полет, правда? Прекрасный полет, я счастлива! А знаете что.. Найдите меня в интернете сегодня вечером. Это просто: наберите «певица Ева».
Певица Ева из интернета смотрит на меня вечером своими зелеными глазами, ослепляя ровным каре цвета блонд. И, судя по многочисленным фотокарточкам, никогда не надевает сиреневого, а тем более - шифона.
В Шереметьево как всегда душно и нерадостно. Неизвестно почему, но аэропорт этот нерадостный, и пахнет он не предпразднично и даже не дружелюбно, как аэропорты европейских столиц.
Она почти бежит по залу прилета, оттягивая руку плотным чемоданом, так, как будто впереди видит что-то очень волнительное, и должно его настигнуть как можно скорее. Без улыбки, а потому нервно, будоражит воздух, который затем колышет прически длинноволосых девиц в шортах. «Боже, - думается, - к чему этот сиреневый шифоновый сарафан в пол, расшитый золотым? Татары таки не прошли бесследно, нет... А каштановая грива у нее львиная, еврейская..» Мысли в безрадостном душном зале аэропорта всегда бывают вязкие, бесцельные.
«Стоим, ждем!», - менторским тоном дама в форме преграждает путь к зоне, где одевают вместо каблуков синие пакетики на ноги и вытряхивают свои копейки из штанов. Сиреневый шлейф, всколыхнув мои локоны, летит за преграду перед баками с пакетиками для ног. Причина лаконична: «Ничего не знаю, мне нужно». Ведь всегда найдется тот, кому одному очень нужно что-то свое, в то время как другим нужно просто слушаться менторского таможенного голоса.
Грива уже сидит у выхода на мою (мою!) посадку. Более того, она, закинув свой плотный чемодан наверх, устраивается рядом у моего места возле иллюминатора. Огромная сиреневая же подушка запихивается под кресло - очевидно, для комфорта ног. Из сумки ее вываливаются на колени большие наушники, пузырьки, коробочки, флакончики; градусник встряхивается, суется под мышку, и все это не прерывает телефонных разговоров, в которых даже непонятно, когда заканчивается «мама», «Димусик» и начинается «Катерин Андреевна».
«Алло! Катерин Андреевна! А можно ли пить валокордин вместе с теми антистрессовыми таблетками? Состав?»
Грива зачитывает нескончаемый ряд травяных ингредиентов, закидывает в себя таблетки, перезванивает еще пару раз по поводу других флакончиков и коробочек, опять трясет градусником, снова набирает какие-то номера.. И почти уже согнулась вдвое, прячясь от цепкого взгляда стюардесс, когда лайнер начинает стремительно набирать скорость по взлетной полосе. Я тем временем погружена в душераздирающую статью про череду преступлений в клане мормонов из штата Юта.
Размышления о нравственном падении главы клана прерываются хриплым возгласом в ухо. С криком «Ой, бля, пиздец!» грива падает мне на плечо, в ту же секунду ощущаю в предплечье впившиеся ногти руки из облака сиреневого шифона.
Смиренно вздохнув, закрываю журнал.
«Нет, Вы что, правда не боитесь? Ой, бля, что творит-то он? Зачем, зачем он все это делает? Он издевается, да, скажите мне честно, умоляю..»
Самолет действительно, по очень замысловатой схеме укладывается то на правое, то на левое крыло, будто бы даже задевая верхушки деревьев.
Вынужденная взглянуть ей в глаза, делаю свое спокойствие спартанским, не моргая. Глаза карие, грива обрамляет молодое, лет двадцати пяти, лицо с кожей цвета северного загара. Смотря ей в переносицу, для ощущения взгляда в оба глаза, произношу:
«Всё хорошо, капитан делает всё правильно, мы летим верным курсом, и я не боюсь.»
«Совсем-совсем? И даже сейчас? Бляя...»
Самолет резко теряет высоту книзу, подскакивает кверху, двигатели гудят чуть более настойчиво.
Видится только один шанс ко спасению этого перелета: повторять «мы летим правильно, всё идет как и должно». Мой самый страшный страх - погибнуть, оглушенной истеричными воплями несдержанных дамочек.
Хватка острыми ногтями немного ослабла, теперь карие глаза с интересом всматриваются в мое лицо.
«Всё бы ничего в моей работе, но эти перелеты.. Понимаете, я не могу больше недели сидеть в одном месте. Поезда идут слишком медленно, а у меня нет столько времени, мне нужно спешить. Хотя знаете, я стала бояться только когда детей родила. Троих родила, вот так. Кто же им без меня объяснит, что и как в этом безумном мире?. Ой, бляяя, зачем он всё это делает? Ну неужели совсем Вам не страшно?»
Самолет снова круто ложится на правое крыло.
«Работаю кем? Пою. Ерунду всякую пою. Лечу клип записывать с Серегой. Знаете, что «черный бумер» в Киеве живет? Мне главное долететь..., - тянет шею поближе к иллюминатору, вздрагивает, стискивает мне теперь уже запястье, перебирает пальцами мои пальцы, ноги теребят сиреневую подушку. А Вы кто? О, я люблю психотерапию.. Поверьте, я знаю лучшего психотерапевта города. Женщина восточная, красавица, мужиков у ее ног толпы, и му-у-удрая..умеет обращаться с мужчинами. Мудрость - вот что в женщине главное.»
Карие глаза упираются мне в правую щеку. По-детски игриво и с вызовом переводятся на стюардессу; та довольно скоро начинает теряться от подробного наставления гривы насчет такого чая, чтобы был совсем некрепкий, для чего нужно обойти весь салон, а потом где-то найти кипятка, а потом...Очень подробный алгоритм.
«Мы, рыбы, такие романтичные! Чай некрепкий, ну а что тут такого, в общем.. Какого неприятного цвета у них тут пледы. Вот у Вас кто молодой человек? Рыбы?!, - округляя в ужасе глаза, прикрывает рот ладонью, - Эти же направо и налево, а потом приходят и все умоляют о пощаде во имя любви. Хотя, знаете, я вот только на седьмой год замужества начала об измене думать.. Бля, ну зачем же он так с нами?»
...
Посадка - и сила объятий нарастает, мужчина слева от гривы утыкается лбом в кресло перед ним, будто у него нестерпимо болит сердце, крестится.
«Вам тоже... страшно? - сочувствует ему грива, оторвав возбужденный, почти радостный взгляд от иллюминатора. Нет? А мы думали, что Вы тоже такой..»
Шасси с грохотом, тяжко, твердо, встречается с асфальтовым полотном.
«Отличный полет, правда? Прекрасный полет, я счастлива! А знаете что.. Найдите меня в интернете сегодня вечером. Это просто: наберите «певица Ева».
Певица Ева из интернета смотрит на меня вечером своими зелеными глазами, ослепляя ровным каре цвета блонд. И, судя по многочисленным фотокарточкам, никогда не надевает сиреневого, а тем более - шифона.