(no subject)
Мальчику, который хотел быть мужчиной и быть вседа здесь, дарю...
Женщине, которая хочет быть девочкой и которой тут вообще быть не должно, посвещается...
Тому, кто значит гораздо больше, чем он думает...
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ИСТОРИЯ.
Прошлое.
Часы показали 3 часа дня по Брему Стокеру. Не важно что на улице было темно, как только бывает в самый холодный октябрь из всех, наступающих раз в 12 месяцев, бз исключений. По Брему Стокеру был день.
Сижу на подоконнике, смотрю как капли дождя катятся вниз по стеклу. Окно выходит на запад. У восточного окна я больше не размышляю, там встаёт солнце. Однажды я вот так же задумалась, сидя на подоконнике с восточной стороны. Не заметила восход и получила раздражение глаз и коньюктивит на неделю. Только мне размышления даются такой ценой, если судить по насмешливым взглядам, провожавшим меня все 7 дней.
Дождик всё не прекращается. Когда время не представляет из себя совершенно никакого смысла, каждый день становится чем-то постоянным. Сегодня идёт дождь и мне кажется, что дождь щёл всю мою жизнь. Когда-нибудь, может быть, будет снег. И я точно буду знать, что он лежит уже лет 100, никак не меньше. Хотя, откуда мне знать что тут творилось 100 лет назад? Мне всего 67...
Для своего возраста у меня замечательно развито зрение. Я, например, совершенно точно знаю сколько капель в данную секунду сползает по стеклу. И это ужасно скучно. Никакой романтики, Брем Стокер бы удавился. В его понимании всё очень даже замечательно. Ночь, дождь, порывистый ветер...
А мы не любим ночь. Мы не находим в ней ничего особенного, потому что она не может нас очаровать. Темнота не может скрыть от моих глаз дурацкие трещины от старой штукатурке на потолке. И «святая тишина» вокруг совсем и не тишина, а набор диковатых отголосков чужого существания. Ночью люди расслабляются и думают, что их никто не слышит. И хорошо, что не слышит, а то Большой Брат последовал бы примеру Брема Стокера.
В такие дни (а это всё-таки день, оставим хоть какие-то иллюзии) принято заниматься музыкой. Да только кто же захочет слушать Баха сквозь десятый сон? Можно ещё писать стихи, если получается. У меня нет, а рифмой «кровь-любой» у моих друзей можно вырвать только истерический смех и фразу «пойду поем». Ещё есть вариант пойти и прогуляться. Но такой девушке, как я в это время одной гулять не следует, ещё нарвусь на бандитов. Мне-то всё равно, пошла мимо и забыла. А вот они обязательно пристанут! Получится нецелевое использование истощаемых ресурсов, я же не голодна.
Я не ела уже третью неделю. Хорошо что моя матушка этого не видит. Впрочем, ей было бы всё равно, ела я или нет. Всё равно бледная, худая, плечи забываю держать. Здоровый ребёнок - это толстый ребёнок. Даже в 67 лет. Вообще, даже по нашим меркам со мной творилось что-то не совсем нормальное. Мало того, что молодой цветущий организм отказывался от пищи, так ещё и мысли сумели заглушить жажду! Таких случаев в истории известно немного. Все эти случаи, кажется, застрелились. Или повесились? Хотя нет, это же невозможно. Как гласит поговорка, вампир никогда не может порезаться своими собственными клыками.
Стала больше времени проводить сама с собой, нагло отлынивая от общественной жизни и деятельности. Так может делать только человек, который не боится что его выгонят. Куда ж я денусь, разве что уеду на пару десятков лет заниматься пешими турами по Румынии? Ни то чтобы отцувствие практической от меня пользы сильно волновало окружающих. Они боялись лишь того, что мне тоже взбредёт в голову что-то ТАКОЕ и я исчезну. Две пропажи из Семьи за каких-то погода - это, знаете ли, уже нонсенс.
Пропадать я не собиралась. Более того, вопреки всеобщему мнению, я даже не знала ничего ТАКОГО из-за чего можно было бы вот так вот взять, послать к чёрту всех и уйти. И это взрослый человек, 400 лет уже! Как только он пропал, все дружно посмотрели на меня.
Сначала выжидательно. Мол, ну, тебе-то он сказал что произошло. Нет, не сказал. Может, если бы сказал, я бы сейчас как минимум ела и не получала раздражение глаз из-за того, что, задумавшись, забываю про восходы.
Потом осудительно. Естественно, из-за кого же ещё он мог уйти? Только из-за тебя. Вы с ним больше времени вместе проводили, чем те кто в 19 веке вместе были похоронены и до сих пор выбраться не могут. Никакие доводы о том, что у него была своя жизнь, в которую он меня не посвещал, не помогали. В их глазах не было ничего, что он не стал бы для меня делать, если бы я попросила. Ах, я не просила? Ну, тогда продолжаем смотреть осудительно...
Потом вопросительно. Эта фаза рисковала затянуться на веки вечные. Все вокруг были уверены, что я либо знаю, либо должна знать где он и что с ним происходит. Противнее всего было то, что они правы. Отрицать нашу с ним кровную связь - это тоже самое что говорить что Бога нет. Полнейшая ерунда, да ещё и обязательно явится Дьявол и вкатит по первое число за неуважение к опозиции и нарушение прав... существа.
Он меня создал, а значит мы с ним были навеки связаны. Были, конечно, способы от этой связи избавиться, но никому она никогда не мешала, поэтому и способы-то почти забылись. Что-то там про отказы и разрывы, не помню. Трудность была лишь в том, что мало кто умел с этой связью обращаться и, уж тем более, пользоваться. Для большинства она была этаким красным огоньком, мигающим беззвучно на потолке, к ней превыкали и не обращали внимания. Я не знаю как относился к ней мой создатель, особенно теперь, после ухода. У меня она ассоциировалась с кирпичем, падающим на голову в самый неподходящий момент.
Можно было часами концентрироваться и пытаться «пробиться» к нему. Кричать «Виктор!», «Вик» или даже совсем уж официально, «Отец» и не получать никакого ответа, не говоря уж о видениях. А можно было думать, допустим, о способах общения между жирафами по средствам ультразвука и в этот самый момент увидеть то, что видит он, услышать обрывок его мыслей или даже его самого.
За полгода его отсутствия МНЕ не удалось достучаться до него ни разу. Ещё я точно знаю, что ОН со мной тоже контактировать не хотел. Но даже 400 лет практики не победили эту самую теорию о том, что кровные узы у вампиров не подпадают ни под какую теорию.
***
В 8 утра я-таки задремала. Вообще-то вампиры не спят. Они всего лишь достаточно виртуозно владеют собственными мыслями, чтобы уметь «отключать» их на какое-то время или, допустим, создавать себе видения, похожие на сны. Это позволяет нам отдыхать и потом, открывая глаза даже не знать который час. Замечательное развлечение.
Устроившись с ногами в кресле я подумала, что в комнате не хватает сигаретного дыма. В свои 67 я ещё не стала просить на Чёрное Рождество мундштуки из слоновой кости и кубинские сигары. Но дым я любила. Сквозь него вампиры почти ничего не видят, как и люди. Неплохое качество, если учесть что мы даже через стену можем посмотреть, если очень надо будет. Кстати, дизориентация в дыму - одна из причин многих вампирских смертей, они просто сгорали. С сигаретами проще и безопаснее. И даже как-то романтичнее.
За несколько лет я сильно превыкла к комнатам, где много дыма. Это всё из-за повальной моды на табак и никотин среди нашего окружения, прямо как в 40х годах. Впрочем, в 40х было не до того, да и с табаком были перебои даже у нас. Теперь бежать было некуда, объяснять всем почему это тебя не задело взрывом от 5 бомб сразу - тоже. Оставалось сидеть и курить. Или вдыхать, как это делала я. Теперь я делала это всё реже. В связи с последними событиями для наших курево стало не ритуалом, а какой-то нерной необходимостью. Прямо как люди...
Подушки с кресла полетели на пол, я в них не нуждалась. Осталось закрыть глаза и вот он, дым. Седой, обволакивающий. Если присмотреться, можно увидеть как он сначала формирует витиеватый узор, а потом распадается, тает, оставляя после себя лишь запах. В этот раз дыма больше, чем обычно. От одной сигареты столько не будет, даже если на заказ. Получается, курят двое.
Молчание пронизывает комнату, но не пустое и не напряжённое. Оно наполнено каким-то смыслом и чувством правильности происходящего. Слова бы разорвали этот «кокон», окруживший участников действа, были бы лишними и неуклюжими. Такое ощущение, что можно вообще не говорить.
Не говорить, но пересматриваться. Серые глаза, принадлежащие молодому человеку, спокойно бродят взглядом по комнате, преднамерено упуская мелкие детали, которые эту взгляду уже ужасно надоели. Вторая пара глаз, чёрные как смоль, принадлежат женщине. Они наблюдают за этим. Ловят, в отличие от него, каждое движение, каждое изменение в чертах лица. Обладатель серых глаз за такое отношение очень благодарен.
Их взгляды встречаются. Он прекрасно знает чего она хочет. Её можно читать как открытую книгу. Ему это нравится, потому что слишком всё сложно у него по жизни, чтобы не позволить себе роскошь хоть какой-то 100% определённости. Даже если он не поймёт, она скажет. Не в её стиле молчать, раз можно получить желаемое. Не мытьём, так катанием.
Глубокий вдох, можно даже почувствовать, как дым проникает в лёгкие и остаётся там, клубится, создаёт объём, сладко давящий на грудную клетку изнутри. Секунда, вторая. Ну же, сейчас он появится изноздрей его аристократичного профиля, его приоткрытого рта, по краям которого едва видны белые зубы. Сейчас снова будет много дыма и я сама буду чувствовать себя в безопасности, можно будет снова успокоиться и рассматривать сюрреалистический узор.
Но нет. Вместо этого он протягивает руку и берёт обладетльницу чёрных глаз за локоть. Её улыбки не видно, но она ощущается. Не потому что она заразительная, а потому что СТРАННАЯ. При взгляде на такую не понятно что делать, поэтому хочется передёрнуться. Улыбка тонет в поцелуе. Дым покидает его лёгкие, чтобы стать частью её вдоха.
Мне не достаётся ничего. Ни капли той защиты и сказки, которую создаёт серо-чёрная завеса от одной единственной сигареты в комнате, где нет сковняка. Сразу появляется ощущение холода и отчуждения, будто бы я хотела украсть чужой праздник. Отвратительное чувство, перерастающее в обиду. А потом слышится детский плач.
Хочется сказать, чтобы ребёнка успокоили, но я чувствую себя вне этой цепи из дыма, которая ранше распростронялась на нас троих, а теперь связывала только двух человек. Плачь становится всё более обиженым и жалобным. Наверное, у малыша какое-то горе. Самое ужасное, что этим двоим всё равно. Они заняты только собой. Дым дал обладательнице чёрных глаз повод для поцелуя, который тут же превратился в увлечённое вступление к сексу. Сероглазый не против. Что же он, дурак чтобы отказываться?
Обида в плаче перешла всякие границы и когда она смысла все остальыне эмоции, я поняла что это плачу я сама. Это мои слёзы катятся по щекам, впитав в себя остатки сигаретного дыма, того старого, который когда-то был и моим тоже. Я плачу, а меня не слышат.
Пробуждение, если оно вообще возможно в отцувствии сна, было болезненным. Не потому что я упала на пол с кресла, этого можно было вообще не замечать. Боль шла из двух мест. Саднило плечо. Видимо, когда я падала, зацепилась им о спинку кровати, а там щепки. Посадила занозу. Эффект осинового кола, только в 1 000 000 раз меньше. Но ещё больнее было в груди. Ощущение неправильности граничило с неудобством. Толи то что они делали было не то, толи я не должна была быть к этому причастна.
-Дьявол... - не удержалась, вырвалось. Пришлось попросить прощение и постучать по дереву. Нечего отвлекать важных людей от важных дел.
Три минуты потребовалось на то, чтобы встать с пола. До этого просто сидела, уронив голову на руки и тёрла глаза. Лучше уж кружочки и квадратики от давления, чем Виктор. Да-да, это был именно он. Если бы вампиры носили паранжу, я всё равно бы его узнала. Стальной блеск в этих глазах не смывают даже слёзы. Ни чужие, ни его собственные и уж тем более не мои.
По Брему Стокеру наступил вечер. А я опять не отдохнула, спасибо кровным узам. Да, связь есть. Но я не знаю где он. Даже не знаю смысл того, что я вижу. Всё равно не смогу никому объяснить что это и, главное, почему эти видения способны меня убить. Ну, или доканать, это точно. Вот и сегодня никакого отдыха.