Мы стояли на ярмарке с чистым лицом,
Нам жизни начало - казалось концом.
Жизнь нас пугала больше, чем смерть.
Но подвиг смешон, богатеть хорошо -
И мы пели о том, как нам хочется разбогатеть.
А ещё - умереть.
И глаза наши вниз. А мысли неслись,
Как испуганные рысаки,
Что с узды сорвались
И уже далеки, далеки.
Ах, понять бы, понять! Да впустите ж меня
В вашу новую светлую чёткую чёртову жизнь!
Но закрыт белый свет - на учёт, на обед,
Наши кости хрустят на крепких зубах эпох
Я на завтрак неплох.
Я хорош на обед. Молодой калорийный поэт.
А кто дожил до ужина, тот чёртова дюжина,
Тот тринадцатый друг, Иуда Искариот.
Хоть и друг, да не тот.
Как стыдна наша верность, замшелая древность,
Наши чистые лица, наша жажда влюбиться
На всю жизнь. И всю жизнь любить.
Красота организма, брезгливость цинизма,
Неспособность ни пить, ни курить.
***
Вы стоите и стойте. Про секс ещё спойте -
И заплатят (надейтесь) вам.
А я ведёрко картошки дам.
***
Мы ведь пели на площади за ведёрко картошки,
За свежий хлеб из печи, да чтоб ноты учить.
В нашей странной эпохе мы не были плохи,
Мы сердились на робость,
Мы песню, как в пропасть -
Товарищ, лови! Держись!
Тишина нас пугала больше, чем жизнь.