День сказок и картинок в Заповеднике Сказок
Общий язык
Я знал этот Город много-много лет. С детства.
Самые ранние, первые воспоминания - очень смутные. Я помню только, что мы обитали тогда далеко, в горах, и жили очень замкнуто и скучно. Родителей не бывало дома целыми днями, мы с Дорой, моей сестрой, оставались на весь день одни, и у нас совсем не было игрушек и возможностей развлечься, поэтому мы с детства научились придумывать истории. Понятное дело, что истории возникали не на пустом месте. Их как раз и порождал Город. Ранним утром нас радовал веселый колокольный звон, доносившийся оттуда, - иногда он будил нас, а иногда мы просыпались раньше, и ждали, когда же зазвонят колокола. Мы точно знали, что церквей в Городе шесть - у каждой был свой голос. Дора, когда была совсем малышкой, мечтала попасть в церковь, и посмотреть, чему это радуются люди, раз так весело и задорно у них звенит колокол, но мать разочаровала ее, сказав, что никто ее в церковь не пустит, да и разнесет она ее всю, поэтому нам пришлось смириться и просто представлять себе городские картинки. Случалось,что в Городе шумела ярмарка, - Дора долго пытала родителей,что это такое. Разъяснить ей толком они это так и не смогли, но как - то раз отец притащил оттуда здоровенную баранью ногу, и мы ее съели за несколько минут, и поэтому, когда наступали голодные времена, Дора вспоминала:
- Вот бы была ярмарка в городе....
Откуда-то - не помню уж, откуда, - я знал, что родителям появляться в Городе было нельзя. Кто-то что-то рассказывал о каком-то негласном уговоре, подписанном кровью и скрепленным золотом - по малолетству я не очень разбирался, что это могло бы быть, но было ясно одно - в Город нам дорога заказана. Оттого, наверно, так и мечталось.
Чуть позже, когда мы начали учиться, мой учитель, пожилой и довольно сварливый, вдруг неожиданно спросил меня, чему мне хотелось бы выучиться больше всего на свете.
- Языку, на котором говорят в Городе! - вдруг вырвалось у меня, неожиданно для меня самого.
- Хм! Да ты непростой парень! - подивился он, но языку меня выучил.
Как только это произошло, я смог прочитать тот самый договор. Из него мне многое удалось узнать - отчего нам, например, запрещен вход в Город. Была там давняя история, в которой отчасти виноваты были и горожане - но наш род много, неизмеримо много больше. С тех пор у меня появилась мечта - исправить ошибки предков. Я не знал, что для этого надо делать - но мечтал постоянно. Я мечтал и продолжал учить язык жителей Города. В какой-то из дней мне попалась книга, где строчки располагались столбиком, и звучали не так, как всё остальное. Я показал ее учителю, и он сказал мне, что это стихи, и не просто стихи, а старинное пророчество. Мы стали разбирать их вместе, и первое, что я прочел сам, было:
«Она наступит, та пора,
Тот день без крови и без злата,
Когда раздвинется гора,
И снова брат обнимет брата.»
Строки показались мне чуть не музыкой. Я их перечитывал каждый день в течение нескольких месяцев и выучил наизусть. Меня очень интересовало, что это за пророчество, но учитель отмахнулся от меня, сказав, что пророчеству этому столько лет, что уж ему и не сбыться, наверное.
Потом мы стали еще немного старше. Дорин подростковый возраст проходил бурно, родители не знали, куда деваться от ее фокусов. Она нарушала все возможные запреты и уговоры, с ней невозможно было ни о чем условиться, и в общем, из-за этого у нас начались большие проблемы. Первым по-настоящему серьезным случаем Дориного непослушания была кража. Она стащила все золотишко, припасенное знакомыми из соседней деревни. Отец ее наказал, посадив под замок, и, прикинувшись пай-девочкой, она отсидела под арестом положенное количество времени, но, едва освободившись, отправилась аккурат к месту своего вожделения, то есть в Город. Делала она это несколько раз, и никто не знал об этом, кроме меня. Я страшно испугался ее рассказа о первом визите - испугался за нее, первым делом, но и обрадовался: это же шанс! Она теперь может рассказать мне, какой он, этот Город, и может быть, потихоньку, полегоньку, мы сможем сделать так, чтобы нам было разрешено там иногда бывать? Дора рассказывала о своем путешествии взахлеб: я будто воочию увидел и высокие башни, и флюгеры на них, и светящиеся теплом окошки. Но как понятно, больше всего меня интересовали люди. Такие ли они, как и мы? Что любят, что делают, как выглядят? Но об этом Дора почему - то умалчивала, или отвечала уклончиво. Что-то было тут не так, какая-то была здесь тайна. Раздосадованный ее молчанием, я спросил ее напрямую - не обидел ли ее кто из них? Но моя строптивая сестра только вздернула нос, фыркнув, из чего я сделал вывод, что угадал правильно.
Как стало позже известно, люди ее страшно испугались. А где страх, там и ненависть, это ж все знают. Из косвенных слухов, достигших ушей нашей семьи через несколько дней, мы узнали, что Дорины первые визиты сопровождались полной паникой среди населения: все попрятались. На второй или третий раз не спрятался лишь какой-то любопытный молодой человек, рядом с которым она опустилась на землю, чтоб порасспросить его подробнее о житье-бытье. Но стоило ей заговорить с ним, не зная его языка, как он схватился за лук и стрелы, и... В общем, счастье, что Дора отреагировала первой. И несчастье - то, КАК она отреагировала.
О том, что она влипла в серьезную передрягу, мы поняли, лишь увидев языки пожара на городской окраине. Я помню выражение глаз родителей, когда до них дошло, кто зачинщик этого фейерверка. Родители, оба, сорвались тот же час с места и отправились по ее следам, но, как я узнал позже, было поздно. Тропа войны была открыта.
Они принесли ее домой, с довольно незначительной раной на самом уязвимом месте, быстро рассказали мне о том, как ей помочь, и тут же исчезли, будто и след простыл. Куда они делись, мне стало ясно через час после этого, когда все горы озарились заревом пожара из того ущелья, в котором располагался Город. Дора хихикала, одновременно и виновато, и злорадно, чувствуя себя отмщенной. Я же не мог найти себе места - мои надежды на то, чтобы когда-то оказаться в городе, познакомиться с его людьми, помириться с ними и добиться права снова его посещать, таяли с каждой минутой, с каждым новым языком пламени.
Через два часа родители вернулись. Они были усталыми и довольными, как все, кто обычно завершает сложную и важную работу.
Я их спросил:
- Все?
- Да все, конечно, - ответили они, как о чем-то само собой разумеющемся.
- Собирайся, - добавила мать, - на пару дней надо перебраться в дальний дом, на случай, если, не ровен час, тут кто появится из оставшихся.
Я, совершенно убитый, повернувшись, собрался выполнить ее указание, как вдруг неведомая сила подхватила меня прямо на месте, покачнула и потащила куда - то вниз.
- Землетрясение! - закричал отец, - все наверх!
Мы, все вчетвером, взлетели высоко в воздух, и я неожиданно увидел, как гора передо мной кренится, сползая в сторону. «Когда раздвинется гора!» - прозвучало у меня в голове.
- Когда раздвинется гора, когда раздвинется гора! Пророчество сбывается! - закричал я, резко меняя курс - прямо на Город. Подо мной были пустые, абсолютно пустые башни, неосвещенные окна, безлюдные улицы.
«Она наступит, та пора,
Тот день без крови и без злата,
Когда раздвинется гора,
И снова брат обнимет брата», - твердил я, нарезая круги над пустынными, обгоревшими домами.
Внизу никого не было. Но я найду людей, я верю. Пророчество не могло обмануть. Это говорю я, единственный дракон в мире, понимающий человечий язык. И брат обнимет брата, и крови не будет, и пора наступит, и колокола снова зазвенят. Главное - язык. Общий.