Песни и пляски Смерти. Акт I.
Нельзя ставить на сцене заряженное ружье,
если никто не имеет в виду выстрелить из него.
(Из письма А.П.Чехова
к А.Лазареву-Грузинскому, 1889 г.)
Бывает такое: смотришь какой-нибудь фильм не с первой серии, или открываешь книгу на середине и начинаешь читать... Вроде, все понятно, интрига просматривается четко, характеры героев вполне определены, а чего-то не хватает. Недостает перспективы, глубины понимания ситуации, логики развития. Примерно такое же чувство было и у меня, когда я пыталась разобраться в драме, разыгравшейся 15 - 16 декабря 2009 года. Слово «драма» в этом случае уместно не только потому, что речь идет о кончине совсем нестарого еще человека, а и потому, что действо, сопутствовавшее этой кончине, иначе как драматическим - в самом прямом смысле этого слова - назвать нельзя. Это - театрализованная постановка с четким сценарием, с расписанными ролями, с декорациями и бутафорией.
Однако, смотрели мы на это действо не с начала. У пьесы, завершившейся в 2009 году своим Вторым Актом, был еще и Акт Первый. И был он сыгран, почти как в сказке, на три года раньше, чуть ли не день в день. Как известно, Е.Гайдар внезапно скончался 16 декабря 2009 года. А вот за три года до этого, 10 декабря 2006 года, он выступил с заявлением о том, что его пытались отравить. Этим самым заявлением и закончился Первый Акт драмы. Посмотрим же на то, как он начинался и развивался. Это, я вам скажу, удивительный триллер, с массой неожиданных поворотов и интереснейших сюжетных линий.
Собственно, драма разыгрывалась в декорациях, оставшихся от предыдущего спектакля. Если уж говорить о «заряженном ружье», то оно появляется в этой пьесе с самого начала и остается в ней до самого конца. Роль заряженного ружья исполняет внезапная смерть человека. 23 ноября 2006 года в Лондоне умирает Александр Литвиненко, в своем предсмертном заявлении возложивший ответственность за свою гибель на российские спецслужбы и Путина. Это - финал одной человеческой трагедии.
На следующий день, как бы в точности следуя безжалостным требованиям театрального искусства, следует трагикомическая интерлюдия. В пятницу 24 ноября 2006 года прилетевшему на конференцию в Ирландию Е.Гайдару становится дурно во время презентации книги «Гибель империи». Он покидает зал и теряет сознание в коридоре гостиницы. «Скорая помощь» доставляет его в местную больницу, где он довольно быстро приходит в себя. На утро по его просьбе, его немедленно выписывают (поскольку «угрозы для жизни пациента не было»). Е.Гайдар тут же направляется в российское посольство в Ирландии, и оттуда ближайшим рейсом возвращается в Москву. В беседе с послом Ирландии в России (очевидно, уже в Москве), заботливо справляющемся о его самочувствии, Гайдар, по словам посла, «не выражает никаких подозрений или озабоченности». Очевидно, этот эпизод не вызывал никаких подозрений или озабоченностей ни у тех, кто хорошо знал Егора Тимуровича, ни у тех, кто узнал его недавно. Советник российского посольства в Ирландии А.Недосекин посчитал необходимым заметить, что врачами «рассматривалась версия о гипертоническом кризе,но его причины не уточнялись». Очевидно, «уточнение причин» могло привести к еще бОльшей публичной неловкости...
Словом, эпизод этот не содержал в себе ничего особенно сенсационного. Кроме двух незаметных, на первый взгляд, обстоятельств - того, что произошел он публично, и того, что благодаря совпадению времени и места создал богатейшие возможности для применения недюжинного творческого воображения. Гайдару стало плохо на следующий день после смерти Литвиненко, и случилось это в Ирландии (а если смотреть из Москвы, то можно сказать, что и чуть ли не в Англии ).
Тут, мне кажется, имеет смысл вспомнить такое интересное понятие: copycat crime,то есть, подражание ранее совершенному преступлению. Обычно такие вещи проделываются людьми психически неуравновешенными, не вполне отвечающими за свои поступки. В истории с «отравлением Гайдара», однако, первичное преступление, т. е. реальное отравление Литвиненко, дало толчок не импульсивному действию какого-нибудь психопата, а тщательной разработке сценария драмы, которую ее авторы решили представить в идеальных, как им, очевидно, показалось, чуть ли не самой судьбой им посланных, декорациях. Главное действие развернулось когда, казалось бы, инцидент был уже исчерпан.
Вернувшись в Москву в воскресенье 26 ноября, Гайдар появляется на следующий день у себя в институте и как ни в чем не бывало приступает к своей обычной деятельности. Однако, днем к нему приезжает его лучший друг Анатолий Чубайс, и в результате длившегося несколько часов разговора ЕГ оказывается госпитализированным в больницу, название и местонахождение которой подчеркнуто не разглашается. Перемещение тела Гайдара в больницу оказалось столь скоропостижным и секретным, что осталось незамеченным даже сотрудниками собственного института.
Очевидно, не вовлеченный в творческий процесс с участием А.Чубайса пресс-секретарь Гайдара В.Натаров, даже еще и в среду 29 ноября призывает прессу не раздувать из непонятного для него действа «очередную сенсацию с радиоактивными изотопами». В своем интервью он открыто говорит, что 27 ноября Гайдару чувствовал себя нормально, и что причины для резкого ухудшения самочувствия врачи установить «не смогли». После этого комментария В.Натаров незаметно отодвигается на второй план в освещении происходящего. Его сообщения малоинформативны и второстепенны. У события, получившего к этому моменту название «Отравление Е.Гайдара в Ирландии» появляется новый пресс-секретарь - Маша Гайдар. Вся эксклюзивная и действительно важная информация идет через нее.
Кстати, о Маше. Поскольку в разыгрывающейся драме ей была отведена одна из центральных ролей, ее поведение в те дни, когда ее отец «был на волоске», весьма и весьма небезынтересно. Проследить за этой сюжетной линией нетрудно благодаря ее собственному блогу. Итак, 23 ноября Маша Гайдар и Илья Яшин проводят свою нашумевшую акцию «висения под мостом» с лозугом «Верните народу выборы, гады!». Посты за это число, разумеется, посвящены именно этому событию, а также тому, что в УВД плохо работает Интернет, и Маше не удалось размещать информацию в свой блог непосредственно оттуда. Это, разумеется, серьезная претензия, но сейчас не об этом. Затем в записях - перерыв на три дня, но и следующие записи, от 27 ноября, также целиком посвящены обсуждению акции, размещению фотографий, получению поздравлений и тому подобным приятным вещам. Маша совершенно спокойна и чрезвычайно довольна собой, никакой озабоченности состоянием здоровья отца, никаких упоминаний о том, что он буквально пару дней назад был «между жизнью и смертью» в записях нет.
Внезапная болезнь Е.Гайдара (начавшаяся, как мы помним, 24 ноября) впервые упоминается в блоге его дочери не ею, а комментаторами, причем только 29 ноября. Интересно, что только что регулярно отвечавшая на поздравления Маша внезапно замолкает, ответов на эти комментарии не следует. А вот уже последующие записи делаются с расчетом на цитирование прессой (собственно, так и отмечается: «для прессы», «можно цитировать»). И вот в мгновение ока Мария Гайдар становится главным (чуть ли не монопольным) источником информации о состоянии здоровья отца, т.е. пресс-секретарем данного события. Вот, например, здесь она на удивление бодро, если вспомнить, о чем идет речь, докладывает (иначе не назовешь) обстановку журналистам, периодически поднимая глаза кверху или отводя их вбок с характерной мимикой человека, вспоминающего заученный текст. К слову сказать, похожая роль вернется к ней и три года спустя - когда надо будет «пресс-сопровождать» уже не болезнь, а смерть Гайдара. Судя по всему, Маша успешно прошла кастинг и вошла в основной состав разыгрывавшейся драмы. Возможно, это произошло с подачи и одобрения самого ЕГ, т. к. он и сам отнюдь не ограничился пассивной ролью Дон-Кихота в одноименном балете, а действовал вполне решительно.
Возвращаясь к основному сюжету, отметим, что именно с этого момента на сцене появляется весь основной состав исполнителей, и он в точности совпадает с тем, что мы уже видели во Втором Акте (смерть). Разница лишь в том, что, в отличие от избитой цитаты из Маркса, в данном случае история, похоже, была разыграна сначала как фарс, а уж потом - как трагедия. Основными действующими лицами (и исполнителями) оказываются все те же А.Чубайс, Л.Гозман, Маша Гайдар, да и сам Егор Тимурович (в Акте I еще живой, а в Акте II - уже нет). Причем, похоже, что ролевые функции у наших героев если и не те же самые, то очень похожие, а главными сценаристами и режиссерами в обоих случаях выступают А.Чубайс и Л.Гозман.
В понедельник 27 ноября, сразу после разговора с Гайдаром, А.Чубайс диктует интервью газете Financial Times, которое появится 28 ноября и в котором сформулирована каноническая версия умышленного отравления. Важнейшая идея в интервью Чубайса - решительное отрицание возможной причастности к этому отравлению российских спецслужб. В последующие дни FT публикует подряд еще три материала на ту же тему, в каждом из которых эта гипотеза раскрашивается дополнительными оттенками, хотя каких-либо новых фактов в ее подтверждение нет, да и первоначальные утверждения Чубайса начинают выглядеть все более нелепо. Тем не менее, вполне предсказуемо, что уже первая статья в FT произвела эффект разорвавшейся бомбы, и отравление Гайдара немедленно попало в центр внимания общественности как зарубежом, так и в России.
Следующий день, 29 ноября, становится кульминацией стремительно развивающегося сюжета. В бой вступают орудия главного калибра. В этот день, сопровождая В.Путина во время церемонии пуска второй очереди Северо-Западной ТЭЦ, А.Чубайс, по словам очевидцев, достал свой мобильный телефон и попросил президента России позвонить Е.Гайдару и пожелать ему скорейшего выздоровления. Путин посмотрел на Чубайса пристально, но позвонил (в блоге Маши Гайдар есть по этому поводу запись «для прессы»).
В тот же день Л.Гозман от лица руководства СПС в самых решительных выражениях заявил, что соратники Гайдара начинают собственное расследование происшедшего: «Мы используем все свои возможности, формальные, неформальные и финансовые, чтобы понять, что произошло с одним из величайших политиков наших дней». От этого заявления так и пышет праведным гневом: оно предельно эмоционально и экспрессивно. А Чубайс, видимо, расставшись с В.Путиным, развил свою версию, ранее изложенную им FT и возложил ответственность за покушение на «сторонников неконституционных силовых вариантов смены власти в России».
Наконец, вечером того же дня к действию подключился и главный персонаж. Причем сделал это так, чтобы ни у кого не оставить сомнений в том, кого надо считать - используя шекспировский слог - Первым Убийцей. Имя Борисо Березовского было напрямую названо в письме, направленном Гайдаром Дж.Соросу. Письмо это - прямо скажем, шедевр. Не буду его цитировать, это надо читать! Это письмо расставляет все точки над «й», и дальше сюжет развивается уже в русле детективной традиции не самого высокого пошиба.
Маша Гайдар теперь пишет о «неизвестных медицине ядах», затем упорно заявляет, что никому и никогда не расскажет, в какой больнице находится отец, т. к. враги «могут повторить попытку». Сам ЕГ все более бодро дает многочисленные интервью, и, в конце концов, публикует собственную литературно обработанную версию происшедшего в «Ведомостях» (От себя: Понимаю, что выжил чудом) и вFinancial Times, Маша старательно воспроизводит это у себя в блоге. Верный себе, ЕГ пишет красочно, не заморачиваясь противоречиями в деталях: главное - донести до читателя основную мысль: «за произошедшим стоит кто-то из явных или скрытых противников российских властей, из тех, кто заинтересован в дальнейшем радикальном ухудшении отношений России с Западом». Остальное - неважно.
Как известно, ни Дж.Сорос, ни «Запад», о хороших отношениях которого с Россией так пеклись Гайдар и его соратники, не отреагировали на провокационное письмо Гайдара. История (благодаря Викиликс) сохранила лишь телеграмму посла США в Москве, аккуратно перечисляющую все версии «отравления» со всеми их нелепостями и противоречиями. История с отравлением постепенно откочевала с первых страниц СМИ на вторые и последние, а потом и заглохла совершенно. Акт I закончился не громовым разоблачением Первого (а также и Второго и т. д. Убийц), а невнятными пожеланиями правоохранительным органам «найти и наказать виновных». Сценарий оказался недовоплощен.
Разумеется, возникает вопрос, а ради чего вообще затевался весь этот сложный спектакль с детективным уклоном? Чего хотели добиться? И чего ожидали устроители? Ответ на этот вопрос, очевидно, частично заключается в имени того, кто был избран и назначен на роль Главного Злодея. К этому моменту Б.Березовский оставался последним из крупных противников Путина, деятельность которого так и не удалось эффективно купировать. Обвинение в покушении на Гайдара (а также - по ассоциации - в убийстве Политковской и Литвиненко) позволяло бы серьезно скомпрометировать Березовского. За такие заслуги (как-никак голова главного врага на блюде!) владыки, бывало, не жалели милостей для тех, кто им доставлял подобные подношения. Уж не рассчитывали ли Гайдар с Чубайсом вернуться с этим блюдом прямехонько во власть?
Но у этой истории есть и еще один оттенок. Не знаю, возник ли он спонтанно, по ходу дела или был с самого начала предусмотрен авторами сценария. Как ни крути, драма уже и начиналась в декорациях, где на стене висело заряженное ружье. Бывает, что ружье стреляет и через три года. И потому невозможно отделаться от ощущения резкого, разительного, необъяснимого контраста.
После так называемого «отравления» Гайдара в Ирландии его соратники и друзья громогласно требовали расследования, искали виновных, били в колокола, привлекали к этому событию внимание всего мира.
Три года спустя, когда Гайдар действительно умер, причем неожиданно для большинства людей, включая и его родных, те же самые ближайшие друзья и соратники не стали требовать ни анализов, ни расследований, не стали бить в колокола - они лишь поторопились кремировать тело.
И - тишина.
Гробовая.