И снова о дедушке - часть 3
ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ
Чтобы поехать домой, надо было купить билеты. Что такое взять билеты на конец августа, напоминать не надо. У меня ничего не получилось. Пока я искала пути и варианты, папа неожиданно выяснил, что в олимпийской деревне есть специальная касса для участников олимпиады. С детской радостью он вернулся домой, имея в кармане три билета - для себя, мамы и Сусанны.
В назначенный час мы стояли у подъезда со всеми своими чемоданами и ждали такси. Машина пришла на полчаса позже, чем мы заказывали. За рулем сидел сытый гладкий хам. Он просто не нашел нужным приехать вовремя. Мы звонили в парк каждые три минуты, так как с какого-то момента стало ясно, что мы не можем успеть на поезд ни при каких обстоятельствах. Искать новую машину с такой командой и грузом тоже было нереально. Да мы и поверить не могли, что можно так нагло пренебречь пассажирами.
Короче, когда он приехал, мы загрузились и поехали. На вокзал мы прибыли как раз в то время, когда поезд должен был отойти.
Кто бывал на Курском вокзале, помнит, что такси разгружаются почти на середине площади. Надо дойти до вокзала, спуститься в подземный переход, найти там свою платформу ( тогда была пятая, путь № 10 или 11). Даже без двух инвалидов и горы чемоданов это дорога на 15-20 минут. Но мы все-таки решили идти. Нами двигало отчаяние и безумная надежда на то, что поезд по каким-нибудь причинам задержится с отправлением. И мы понеслись. Вид у всех был сумасшедший. По очереди кто-то растрепанный и мокрый вырывался вперед, имея в руках по два чемодана. Потом лидер задыхался, отставал и уступал дорогу другому взмыленному безумцу. Как мы прорвались на платформу, не помню вообще. Но хорошо помню, что прогромыхав чемоданами по всем ступеням и
выскочив из подземного перехода, мы безумным взором обнаружили поезд стоящим на своем пути. Мы решили не испытывать судьбу и забросить груз и отъезжающих в последний вагон. Но поезд стоял очень смирно, не гудел, не закрыл еще дверей и не поднял лестниц. Мы рванули к следующему вагону. Поезд стоял. Мы к следующему. Собственно, мы старались уменьшить родителям работу, чтобы им не пришлось после отправления перетаскивать груз через весь поезд. Короче, короткими перебежками мы добежали до своего вагона. Мы его увидели издали, потому что возле него стоял какой-то народ. Радости нашей и изумлению не было предела. Мы не могли поверить в собственное счастье. Когда люди, стоящие на платформе, увидели наш забег, они подхватили наши трепаные пожитки и помогли загрузиться. Мы представляли из себя живописную группу. Папа был белым, как стена, мама даже не задыхалась уже, а свистела. Мы со Светой выглядели, как после парной, растрепанная Сусанна, пятясь задом, упорно тянула барахло, брошенное где-то на пути к вагону.
Любезные молодые люди быстро помогли нам поместить всех на место, и как по мановению волшебной палочки, поезд плавно стал набирать ход.
Родители полчаса возвращались к жизни, а потом с изумлением обнаружили, что любезные молодые люди размещены в соседнем купе и представляют из себя натуральную охрану. ПОЕЗД СТОЯЛ И ЖДАЛ ПАПУ!!!!!!
В это невозможно было поверить, но это была чистая правда. Охранники по очереди сидели напротив купе на откидном стульчике и даже ночью не покидали свой пост. Мама сразу стала пытаться накормить служивых, но они отказывались и ели что-то свое, вроде сухого пайка.
Легко догадаться, что усталые до предела родители не чаяли добраться до дома и наконец отдохнуть.
Но не тут-то было. Представление продолжилось, когда поезд подошел к перрону Николаевского вокзала. Грянул туш, и мои замученные родители увидели на вокзале ликующую толпу. Диктор, захлебываясь от счастья, оповестил вокзал и окрестности, что на первый путь прибыл поезд, в котором вернулся в родной город тренер олимпийского чемпиона, заслуженный тренер Советского Союза и так далее, и так далее.
Сюрприз следовал за сюрпризом. На платформе стоял облспорткомитет в полном составе и уже в изрядном подпитии от счастья.
Начались поцелуи, объятия, дарение цветов, радостные восклицания. Подали машины, и все отправились к накрытым столам - праздновать. Мама пыталась что-то лепетать про усталого ребенка, но это не возымело действия. Праздник продолжался довольно долго, пока мои путешественники не смогли упросить хозяев отправить их домой и продолжить застолье без них. В конце концов так и сделали.
Праздники и поздравления длились довольно долго. Папу с Витей возили в Киев на поздравление. Было довольно забавно, что папе перед визитом на прием в Верховный Совет Украины к председателю президиума ВСУ госпоже Шевченко посоветовали получше одеться. Они бы еще подсказали, где это можно сделать. Это было время тотального дефицита, а мы никогда не имели входа в спецраспределители.
Председатель Верховного Совета Украины была в восторге от триумфа украинских спортсменов, при изготовлении группового фото потребовала, чтобы ей дали место «бiля Зозулi» и все требовала, чтобы папа подтвердил, что «козацькому роду нема переводу», на что папа с радостью соглашался.
Тогда же папа второй раз получил грамоту Президиума Верховного Совета Украины. Формально такие награжденные имели большие льготы в случае необходимости, но когда через три года я попробовала получить в этой организации хоть какую-то помощь для отца, мне в секретариате любезно и холодно отказали, потому что народу на Украине много, а госпожа Шевченко у нас была одна. Какие гордые были люди, какие самодовольные!
Но прошло совсем немного лет, и я не смогла отыскать в Интернете эту самую госпожу Шевченко ни на какой запрос. А мой отец по-прежнему интересен и молодым, и старым.
Кстати, эта самая Шевченко фигурирует у меня в памяти еще в одном эпизоде. Когда страна развалилась, чиновники вдруг стали такими «самостiйниками», что украинские националисты-диссиденты отдыхали.
Так вот, эта самая госпожа неожиданно перешла на украинский язык и выступила по телевизору с программным заявлением, «что Украiна - для украiнцiв, а усi iншi - будьте як дома».
У меня есть в Николаеве любимая подруга, по национальности караимка. Так она у меня спросила в связи с этим выступлением Председателя Президиума Верховного
Совета , как я думаю, она все-таки на своей родине доме, «але як дома».
Ну, да Бог с ней, с этой дамой. Не к тому будь помянута. Наверно, я одна во всей стране её и помню.
Вернемся к кормушкам. Про то, что папу приписали к продовольственной лавке, я уже писала.
Затем, с моей подачи, мы получил еще одну преференцию. Дело в том, что мы все - страстные книгочеи. А тогда выходила замечательная серия - библиотека «Огонька». Вполне приличное издание самых популярных авторов. Я покупала некоторые собрания сочинений этой серии в соотношении цен 1:10. Возможность покупать эти книги по номиналу вскружила мне голову. Я попросила папу подойти к чиновнику обкома партии, который распределял заветные квитанции. Он немедленно отказал. Папа обиделся, и при случае спросил разрешения на эти книги у более высокопоставленного бонзы. Тот в дележе доходов от торговли изданиями не участвовал, и немедленно велел выдать необходимые бумаги.
Спустя пару месяцев папа встретился с первым партийцем и с изумлением обнаружил, что тот с папой перестал здороваться. Папа поделился открытием со мной. Мне пришлось объяснить, что папа вынул из его кармана почти тысячу только за один год. Если раньше я платила за эти книги 1:10, а теперь беру по номиналу, то у чиновника - недополучение дохода, который он считал таким же естественным, как зарплата. Папа весь вечер качал головой и пожимал плечами.
Теперь о награждении. Папе выписали за его тренерские подвиги 5000 рублей. Деньги по тем порам неплохие, но не огромные. С них немедленно взяли налог. К выплате оказалось 3600. Судите сами, много это или мало. На эти деньги можно было купить «запорожца». Получать их мы поехали вместе. На обратном пути я прижималась к папиному карману, как привязанная. Это было очень смешно. По привычке голодранцев сэкономили на такси, вот и жались и озирались по сторонам, отовсюду ожидая нападения карманников.
Деньги мы снесли в сберкассу, где они и сгинули в 1991 году. Нет, получить их можно, но купить на них сейчас можно только пишущую машинку.
Я не знаю, почему с Советской властью так получалось, но ситуации она вокруг себя плодила такие, что всё шло прямо в анекдот, даже редакции не требовалось.
Так вот, выдав папе 3600 красивых рубликов, ему предложили купить на выбор любую машину. В том числе и Волгу. Купить ее по номиналу в то время было дело совершенно невозможное, а с рук она стоила раза в два больше. Если меня не подводит память, номинал в то время составляя что-то около 12 тысяч, а с рук - тысяч 25. А у нас и на номинал денег не было.
Из этого предложения папа стал устраивать маленькое представление. Естественно, нам звонило много всякого народу с поздравлениями, и все интересовались, что папе за это дали. Вот в этот момент он и говорил будничным голосом: «Да вот, Волгу предложили купить». Собеседник останавливал дыхание.
Папа держал необходимую паузу и светским голосом продолжал: «Но я решил не брать».
Не знаю, что было смешнее- папино невинное хвастовство или ошеломление собеседников
Тут будет уместно добавить несколько слов о папиной зарплате. Когда он ушел в отставку в 1956 году, его пенсия была 220 рублей, потом ее урезали до 200 рублей.
При этом больше всего Советская власть боялась того, что мы, граждане великой страны, разбогатеем и обретем некоторую независимость характера, поэтому наши заработки самым строгим образом ограничивались сверху.. военные пенсионеры, в частности, могли получать не больше какого там уровня. Вот и оказывалось, что работать он мог, но получать больше 120 рублей ему не разрешалось.
Папа, конечно, всю жизнь строил коммунизм, но такое положение его все-таки обижало. Особенно ему хотелось получать 10 рублей за звание Заслуженного тренера СССР. Вот хотелось и всё. Когда он получил этот значок, мы его стали звать дома «народный артист». И это было правильно. А червонца ему сначала не давали. Потом бухгалтерия что-то зевнула, и весь год он получал свои очень заслуженные 10 рублей в месяц. А потом случилась финансовая инспекция, и его разоблачили, как главного расхитителя социалистической собственности.
Но самое поразительное было в том, как встретила новость главный бухгалтер их школы. Это было невзрачное существо, взятое на работу исключительно по личному ходатайству и не обнаружившее в ходе работы никаких заметных профессиональных качеств. Так вот это создание папиных рук позволило себе устроить ему самую безобразную выволочку. Оно, это создание, не сочувствовало честному человеку, позволившему себе получать свой червонец. Оно разоблачало, грозило, старалось унизить «расхитителя».
Когда я узнала о состоявшейся совершенно безобразной сцене, я предложила папе выгнать ее немедленно и до сих пор жалею, что не настояла на своем. Ну ладно, надо перевести дух, давно дело было, пора бы уже и простить..
Своих обидчиков давно всех простила. Папиных не получается.
Теперь второе отступление про деньги. Когда папа ушел, школа взяла на работу дополнительно четырех человек. Это не считая начальника школы. А папа все эту работу делал один.
Так вот, когда мы пересчитали, сколько денег он недополучил за 20 лет работы, причем не по тем ставкам, которые полагались ему, а по ставкам для начинающих, оказалось, что мы могли бы купить не одну квартиру в своем доме, а весь пятиэтажный подъезд. Я уж не говорю о результате работы. Но не будем же мы сравнивать Рихтера и учителей районной музыкальной школы.
Ну, ладно, ладно, областной школы, согласна....
А потом началось изгнание.
ИЗГНАНИЕ
Как-то незаметно, но очень целенаправленно в школе все начало меняться. Сама атмосфера из дружеской и почтительной стала насыщаться раздражением, какое часто вызывают никчемные старики. Я не знаю, насколько хорошо папа справлялся со своими обязанностями в это время, но наверняка намного лучше, чем ему стали объяснять на каждом шагу.
Действовали совместно - кто-то из спортивного начальства и наверняка кто-то из папиных учеников. Кто-то предавал, остальные молчали. Я не знаю наверняка, поэтому не буду называть фамилии. Тем более что иных уж нет. А те далече. А кто еще жив и даже работает, тот и сам уже приближается к рубежу, когда его будут предавать ученики. Если, конечно, у них есть ученики. Как выяснилось, стать хорошим тренером намного труднее, чем стать хорошим спортсменом. Вечная темы «Учитель и ученики».
Ну, у папиных критиков было время убедиться в своей неправоте.
Так вот, стали папу из школы выпихивать. Сначала очень тихо и осторожно. Они ведь мерили свои действия на себя, на мелких интриганов. А папа как-то доверчиво и простодушно, как и жил, стал слушать своих возлюбленных учеников и советчиков. Они ему заботливо и нежно изо дня в день рассказывали, как ему трудно стало работать по возрасту и болезни и как ему станет хорошо, как только он откажется быть в школе начальником. Ну он им и подписал. Это был переломный момент. Маски слетели немедленно, со всех сразу.
Знаете, что немедленно сделали его доброжелатели?
Выгнали его из того закуточка, который он оборудовал под кабинетик. Я не помню, кто стал начальником, но этот великий спортивный деятель начал работу с того, что выгнал папу из школы и стал ваять для себя хоромы в виде кабинета для большого начальника. Ну, а как же! Ведь он стал начальником школы, которая вырастила олимпийского чемпиона..
Следующим шагом стало вмешательство в тренерскую работу. Эти игрушечные деятели стали играть кто в директора школы, кто в завуча, кто в учителя. Унижение следовало за унижением. Папа был совершенно растерян, наверно, даже деморализован.
Короче, когда он решил уволиться, вся стая вздохнула с большим облегчением. Ушел он тихо, не попрощавшись, сопровождаемый нескрываемым вздохом облегчения всей команды предателей.
Все годы, что я жила в Москве, а родители в Николаеве, стоял вопрос об их переезде в Москву. Мы не двигались в путь, потому что папа сказал, что если я его увезу, он умрет. Но когда в школе произошло то, что произошло, он сам попросил меня сделать что-то, потому что он больше не мог больше оставаться в своем любимом городе.
Прошло несколько лет, и как-то в Москве я его спросила, в каком городе из всех тех, где мы побывали, он хотел бы жить. Не задумываясь он ответил: «в Николаеве».
А в 1983 году они с мамой уезжали, никем не провожаемые, оставив в Николаеве все вещи. Просто уехали в никуда.
Встал вопрос, как организовать настоящий переезд. Всё в то время было трудно. Папа отказался ехать в Николаев категорически. Я поняла, что это такая боль, что сразу сменила тему. В конце концов поехала я, мама и Сусанна. Это было январь 1984 года. Надо было раздобыть контейнеры, упаковаться, отвезти мебель в комиссионку, раздать остальное, сдать квартиру государству, попрощаться с друзьями и успеть все это за две недели.
Сейчас смешно говорить, что для того, чтобы получить контейнеры, мне пришлось идти на прием к председателю горисполкома.
Это оказался очень славный человек. Зашла я к нему как дочь Зозули, а вышла с очень приятным чувством, что городом управляет умный хороший человек.
Мы договорились, как и кому мы отдадим ключи от квартиры и насчет двух контейнеров, предоставление которых выглядело настоящим подарком со стороны властей. Мы, конечно, все оплатили сами, но получить контейнеры без чьей-то было для меня совершенно невозможно. Но было еще одно дело, за которым я все-таки была вынуждена обратиться в школу. Контейнеры стояли на путях, и нужна была машина, чтобы довезти наш скарб до железнодорожной станции. Ну, к кому я могла обратиться? К Вите, конечно, тем более что в то время он уже работал в школе каким-то начальником, не помню каким. Он немедленно пообещал. Да и что за проблема для школы, которая постоянно возит то корма, то препятствия, то другие грузы.
И вот мы упаковались, все собрали и стали ждать машину. А машина не идет. Я звоню в школу. Мне говорят, что Витя не может подойти к телефону. Он занят. Звоню через полчаса. Не подходит - конь вырвался. Витя ловит лошадь. И так два часа. У на назавтра билеты в Москву, у квартиры уже есть новые хозяева, а мы сидим на коробках.
Не верите? Спросите у Вити. Он так к телефону и не подошел, машину школа таки не прислала. Мы уже за пределами реальности позвонили соседям Москаленко, с которыми уже распрощались. У нас оставалось минут 15, и за это время они успели взять на улице первый попавшийся грузовик и приехали в кузове всей командой, чтобы успеть всё покидать в грузовик. Машина оказалась со стройки, шофер все стеснялся, что у него всё там было засыпано известкой, и когда мы все распаковывали в Москве, с вещей сыпался какой-то белый порошок. Но машина пришла вовремя, и мы все успели. Знаете, я потом с Витей говорила, как так получилось. И он сказал, что у них сломался грузовик, и они этого очень стеснялись. Но почему в разгар дня никто не сделал такой простой вещи, как наши друзья - просто не схватил на улице первый попавший грузовик. Да я и сама бы сделала так, если бы меня не обманывали два часа подряд.
Я до сих пор не понимаю, что это было.
Самое интересное случилось, когда груз прибыл в Москву. Вся моя маленькая кваритрка оказалась заполнена коробками и узлами, и я села все это разбирать. И представляете себе, те вещи, что в Николаеве, в своем доме, казались очень важными, нужными, полезными, при внимательном рассмотрении на новом месте оказались кучей изношенного, никому не нужного хлама. В конце концов мы все это упаковали в мешки и обменяли на пункте сбора вторсырья на «Графиню де Монсоро». Помните еще эту систему? Старый папин мундир мы сменяли на одежды французских офицеров.
Папина жизнь в Москве сложилась хорошо. Ровно через год им дали замечательную квартиру. Незадолго до смерти он неожиданно сказал маме: «Знаешь, Зиночка, мы с тобой очень счастливые. Мы прожили очень долгую жизнь, мы с тобой вместе больше 50 лет, у нас есть всё, что надо для жизни».
Ровно через месяц его сбила машина, когда он стоял на автобусной остановке. Я не хочу вспоминать этот день.
Мы не обсуждали с папой те обиды, которые папе нанесли его ученики и соратники.
Думаю. он простил всех. Он очень любил Николаев, он очень любил свою школу. Он вложил в нее столько доброты, страсти, ума, таланта, мастерства и мудрости, что кто бы ни старался сделать ее своей вотчиной, это все равно остается Зозулина школа, как объявляли водители автобуса, когда подъезжали к остановке.
Когда папа погиб, я позвонила в школу и случилось чудо. Директор ( Михайловский) перевел нам деньги, на которые мы смогли поставить хороший памятник. На красивом граните портрет с фотографии, где папа в бурке и со всеми своими наградами.
Этим летом мы снова повидались с родителями. На могиле за это время выросло красивое деревце. Жаль, что в Москве не растут грецкие орехи. Я бы посадила за оградкой.
Но осталась школа, осталась система, которая все-таки живет в школе, осталась благодарная память.
Спасибо всем, кто помнит и любит.
Лиина Вороновицкая (Зозуля)
10/10/10
Чтобы поехать домой, надо было купить билеты. Что такое взять билеты на конец августа, напоминать не надо. У меня ничего не получилось. Пока я искала пути и варианты, папа неожиданно выяснил, что в олимпийской деревне есть специальная касса для участников олимпиады. С детской радостью он вернулся домой, имея в кармане три билета - для себя, мамы и Сусанны.
В назначенный час мы стояли у подъезда со всеми своими чемоданами и ждали такси. Машина пришла на полчаса позже, чем мы заказывали. За рулем сидел сытый гладкий хам. Он просто не нашел нужным приехать вовремя. Мы звонили в парк каждые три минуты, так как с какого-то момента стало ясно, что мы не можем успеть на поезд ни при каких обстоятельствах. Искать новую машину с такой командой и грузом тоже было нереально. Да мы и поверить не могли, что можно так нагло пренебречь пассажирами.
Короче, когда он приехал, мы загрузились и поехали. На вокзал мы прибыли как раз в то время, когда поезд должен был отойти.
Кто бывал на Курском вокзале, помнит, что такси разгружаются почти на середине площади. Надо дойти до вокзала, спуститься в подземный переход, найти там свою платформу ( тогда была пятая, путь № 10 или 11). Даже без двух инвалидов и горы чемоданов это дорога на 15-20 минут. Но мы все-таки решили идти. Нами двигало отчаяние и безумная надежда на то, что поезд по каким-нибудь причинам задержится с отправлением. И мы понеслись. Вид у всех был сумасшедший. По очереди кто-то растрепанный и мокрый вырывался вперед, имея в руках по два чемодана. Потом лидер задыхался, отставал и уступал дорогу другому взмыленному безумцу. Как мы прорвались на платформу, не помню вообще. Но хорошо помню, что прогромыхав чемоданами по всем ступеням и
выскочив из подземного перехода, мы безумным взором обнаружили поезд стоящим на своем пути. Мы решили не испытывать судьбу и забросить груз и отъезжающих в последний вагон. Но поезд стоял очень смирно, не гудел, не закрыл еще дверей и не поднял лестниц. Мы рванули к следующему вагону. Поезд стоял. Мы к следующему. Собственно, мы старались уменьшить родителям работу, чтобы им не пришлось после отправления перетаскивать груз через весь поезд. Короче, короткими перебежками мы добежали до своего вагона. Мы его увидели издали, потому что возле него стоял какой-то народ. Радости нашей и изумлению не было предела. Мы не могли поверить в собственное счастье. Когда люди, стоящие на платформе, увидели наш забег, они подхватили наши трепаные пожитки и помогли загрузиться. Мы представляли из себя живописную группу. Папа был белым, как стена, мама даже не задыхалась уже, а свистела. Мы со Светой выглядели, как после парной, растрепанная Сусанна, пятясь задом, упорно тянула барахло, брошенное где-то на пути к вагону.
Любезные молодые люди быстро помогли нам поместить всех на место, и как по мановению волшебной палочки, поезд плавно стал набирать ход.
Родители полчаса возвращались к жизни, а потом с изумлением обнаружили, что любезные молодые люди размещены в соседнем купе и представляют из себя натуральную охрану. ПОЕЗД СТОЯЛ И ЖДАЛ ПАПУ!!!!!!
В это невозможно было поверить, но это была чистая правда. Охранники по очереди сидели напротив купе на откидном стульчике и даже ночью не покидали свой пост. Мама сразу стала пытаться накормить служивых, но они отказывались и ели что-то свое, вроде сухого пайка.
Легко догадаться, что усталые до предела родители не чаяли добраться до дома и наконец отдохнуть.
Но не тут-то было. Представление продолжилось, когда поезд подошел к перрону Николаевского вокзала. Грянул туш, и мои замученные родители увидели на вокзале ликующую толпу. Диктор, захлебываясь от счастья, оповестил вокзал и окрестности, что на первый путь прибыл поезд, в котором вернулся в родной город тренер олимпийского чемпиона, заслуженный тренер Советского Союза и так далее, и так далее.
Сюрприз следовал за сюрпризом. На платформе стоял облспорткомитет в полном составе и уже в изрядном подпитии от счастья.
Начались поцелуи, объятия, дарение цветов, радостные восклицания. Подали машины, и все отправились к накрытым столам - праздновать. Мама пыталась что-то лепетать про усталого ребенка, но это не возымело действия. Праздник продолжался довольно долго, пока мои путешественники не смогли упросить хозяев отправить их домой и продолжить застолье без них. В конце концов так и сделали.
Праздники и поздравления длились довольно долго. Папу с Витей возили в Киев на поздравление. Было довольно забавно, что папе перед визитом на прием в Верховный Совет Украины к председателю президиума ВСУ госпоже Шевченко посоветовали получше одеться. Они бы еще подсказали, где это можно сделать. Это было время тотального дефицита, а мы никогда не имели входа в спецраспределители.
Председатель Верховного Совета Украины была в восторге от триумфа украинских спортсменов, при изготовлении группового фото потребовала, чтобы ей дали место «бiля Зозулi» и все требовала, чтобы папа подтвердил, что «козацькому роду нема переводу», на что папа с радостью соглашался.
Тогда же папа второй раз получил грамоту Президиума Верховного Совета Украины. Формально такие награжденные имели большие льготы в случае необходимости, но когда через три года я попробовала получить в этой организации хоть какую-то помощь для отца, мне в секретариате любезно и холодно отказали, потому что народу на Украине много, а госпожа Шевченко у нас была одна. Какие гордые были люди, какие самодовольные!
Но прошло совсем немного лет, и я не смогла отыскать в Интернете эту самую госпожу Шевченко ни на какой запрос. А мой отец по-прежнему интересен и молодым, и старым.
Кстати, эта самая Шевченко фигурирует у меня в памяти еще в одном эпизоде. Когда страна развалилась, чиновники вдруг стали такими «самостiйниками», что украинские националисты-диссиденты отдыхали.
Так вот, эта самая госпожа неожиданно перешла на украинский язык и выступила по телевизору с программным заявлением, «что Украiна - для украiнцiв, а усi iншi - будьте як дома».
У меня есть в Николаеве любимая подруга, по национальности караимка. Так она у меня спросила в связи с этим выступлением Председателя Президиума Верховного
Совета , как я думаю, она все-таки на своей родине доме, «але як дома».
Ну, да Бог с ней, с этой дамой. Не к тому будь помянута. Наверно, я одна во всей стране её и помню.
Вернемся к кормушкам. Про то, что папу приписали к продовольственной лавке, я уже писала.
Затем, с моей подачи, мы получил еще одну преференцию. Дело в том, что мы все - страстные книгочеи. А тогда выходила замечательная серия - библиотека «Огонька». Вполне приличное издание самых популярных авторов. Я покупала некоторые собрания сочинений этой серии в соотношении цен 1:10. Возможность покупать эти книги по номиналу вскружила мне голову. Я попросила папу подойти к чиновнику обкома партии, который распределял заветные квитанции. Он немедленно отказал. Папа обиделся, и при случае спросил разрешения на эти книги у более высокопоставленного бонзы. Тот в дележе доходов от торговли изданиями не участвовал, и немедленно велел выдать необходимые бумаги.
Спустя пару месяцев папа встретился с первым партийцем и с изумлением обнаружил, что тот с папой перестал здороваться. Папа поделился открытием со мной. Мне пришлось объяснить, что папа вынул из его кармана почти тысячу только за один год. Если раньше я платила за эти книги 1:10, а теперь беру по номиналу, то у чиновника - недополучение дохода, который он считал таким же естественным, как зарплата. Папа весь вечер качал головой и пожимал плечами.
Теперь о награждении. Папе выписали за его тренерские подвиги 5000 рублей. Деньги по тем порам неплохие, но не огромные. С них немедленно взяли налог. К выплате оказалось 3600. Судите сами, много это или мало. На эти деньги можно было купить «запорожца». Получать их мы поехали вместе. На обратном пути я прижималась к папиному карману, как привязанная. Это было очень смешно. По привычке голодранцев сэкономили на такси, вот и жались и озирались по сторонам, отовсюду ожидая нападения карманников.
Деньги мы снесли в сберкассу, где они и сгинули в 1991 году. Нет, получить их можно, но купить на них сейчас можно только пишущую машинку.
Я не знаю, почему с Советской властью так получалось, но ситуации она вокруг себя плодила такие, что всё шло прямо в анекдот, даже редакции не требовалось.
Так вот, выдав папе 3600 красивых рубликов, ему предложили купить на выбор любую машину. В том числе и Волгу. Купить ее по номиналу в то время было дело совершенно невозможное, а с рук она стоила раза в два больше. Если меня не подводит память, номинал в то время составляя что-то около 12 тысяч, а с рук - тысяч 25. А у нас и на номинал денег не было.
Из этого предложения папа стал устраивать маленькое представление. Естественно, нам звонило много всякого народу с поздравлениями, и все интересовались, что папе за это дали. Вот в этот момент он и говорил будничным голосом: «Да вот, Волгу предложили купить». Собеседник останавливал дыхание.
Папа держал необходимую паузу и светским голосом продолжал: «Но я решил не брать».
Не знаю, что было смешнее- папино невинное хвастовство или ошеломление собеседников
Тут будет уместно добавить несколько слов о папиной зарплате. Когда он ушел в отставку в 1956 году, его пенсия была 220 рублей, потом ее урезали до 200 рублей.
При этом больше всего Советская власть боялась того, что мы, граждане великой страны, разбогатеем и обретем некоторую независимость характера, поэтому наши заработки самым строгим образом ограничивались сверху.. военные пенсионеры, в частности, могли получать не больше какого там уровня. Вот и оказывалось, что работать он мог, но получать больше 120 рублей ему не разрешалось.
Папа, конечно, всю жизнь строил коммунизм, но такое положение его все-таки обижало. Особенно ему хотелось получать 10 рублей за звание Заслуженного тренера СССР. Вот хотелось и всё. Когда он получил этот значок, мы его стали звать дома «народный артист». И это было правильно. А червонца ему сначала не давали. Потом бухгалтерия что-то зевнула, и весь год он получал свои очень заслуженные 10 рублей в месяц. А потом случилась финансовая инспекция, и его разоблачили, как главного расхитителя социалистической собственности.
Но самое поразительное было в том, как встретила новость главный бухгалтер их школы. Это было невзрачное существо, взятое на работу исключительно по личному ходатайству и не обнаружившее в ходе работы никаких заметных профессиональных качеств. Так вот это создание папиных рук позволило себе устроить ему самую безобразную выволочку. Оно, это создание, не сочувствовало честному человеку, позволившему себе получать свой червонец. Оно разоблачало, грозило, старалось унизить «расхитителя».
Когда я узнала о состоявшейся совершенно безобразной сцене, я предложила папе выгнать ее немедленно и до сих пор жалею, что не настояла на своем. Ну ладно, надо перевести дух, давно дело было, пора бы уже и простить..
Своих обидчиков давно всех простила. Папиных не получается.
Теперь второе отступление про деньги. Когда папа ушел, школа взяла на работу дополнительно четырех человек. Это не считая начальника школы. А папа все эту работу делал один.
Так вот, когда мы пересчитали, сколько денег он недополучил за 20 лет работы, причем не по тем ставкам, которые полагались ему, а по ставкам для начинающих, оказалось, что мы могли бы купить не одну квартиру в своем доме, а весь пятиэтажный подъезд. Я уж не говорю о результате работы. Но не будем же мы сравнивать Рихтера и учителей районной музыкальной школы.
Ну, ладно, ладно, областной школы, согласна....
А потом началось изгнание.
ИЗГНАНИЕ
Как-то незаметно, но очень целенаправленно в школе все начало меняться. Сама атмосфера из дружеской и почтительной стала насыщаться раздражением, какое часто вызывают никчемные старики. Я не знаю, насколько хорошо папа справлялся со своими обязанностями в это время, но наверняка намного лучше, чем ему стали объяснять на каждом шагу.
Действовали совместно - кто-то из спортивного начальства и наверняка кто-то из папиных учеников. Кто-то предавал, остальные молчали. Я не знаю наверняка, поэтому не буду называть фамилии. Тем более что иных уж нет. А те далече. А кто еще жив и даже работает, тот и сам уже приближается к рубежу, когда его будут предавать ученики. Если, конечно, у них есть ученики. Как выяснилось, стать хорошим тренером намного труднее, чем стать хорошим спортсменом. Вечная темы «Учитель и ученики».
Ну, у папиных критиков было время убедиться в своей неправоте.
Так вот, стали папу из школы выпихивать. Сначала очень тихо и осторожно. Они ведь мерили свои действия на себя, на мелких интриганов. А папа как-то доверчиво и простодушно, как и жил, стал слушать своих возлюбленных учеников и советчиков. Они ему заботливо и нежно изо дня в день рассказывали, как ему трудно стало работать по возрасту и болезни и как ему станет хорошо, как только он откажется быть в школе начальником. Ну он им и подписал. Это был переломный момент. Маски слетели немедленно, со всех сразу.
Знаете, что немедленно сделали его доброжелатели?
Выгнали его из того закуточка, который он оборудовал под кабинетик. Я не помню, кто стал начальником, но этот великий спортивный деятель начал работу с того, что выгнал папу из школы и стал ваять для себя хоромы в виде кабинета для большого начальника. Ну, а как же! Ведь он стал начальником школы, которая вырастила олимпийского чемпиона..
Следующим шагом стало вмешательство в тренерскую работу. Эти игрушечные деятели стали играть кто в директора школы, кто в завуча, кто в учителя. Унижение следовало за унижением. Папа был совершенно растерян, наверно, даже деморализован.
Короче, когда он решил уволиться, вся стая вздохнула с большим облегчением. Ушел он тихо, не попрощавшись, сопровождаемый нескрываемым вздохом облегчения всей команды предателей.
Все годы, что я жила в Москве, а родители в Николаеве, стоял вопрос об их переезде в Москву. Мы не двигались в путь, потому что папа сказал, что если я его увезу, он умрет. Но когда в школе произошло то, что произошло, он сам попросил меня сделать что-то, потому что он больше не мог больше оставаться в своем любимом городе.
Прошло несколько лет, и как-то в Москве я его спросила, в каком городе из всех тех, где мы побывали, он хотел бы жить. Не задумываясь он ответил: «в Николаеве».
А в 1983 году они с мамой уезжали, никем не провожаемые, оставив в Николаеве все вещи. Просто уехали в никуда.
Встал вопрос, как организовать настоящий переезд. Всё в то время было трудно. Папа отказался ехать в Николаев категорически. Я поняла, что это такая боль, что сразу сменила тему. В конце концов поехала я, мама и Сусанна. Это было январь 1984 года. Надо было раздобыть контейнеры, упаковаться, отвезти мебель в комиссионку, раздать остальное, сдать квартиру государству, попрощаться с друзьями и успеть все это за две недели.
Сейчас смешно говорить, что для того, чтобы получить контейнеры, мне пришлось идти на прием к председателю горисполкома.
Это оказался очень славный человек. Зашла я к нему как дочь Зозули, а вышла с очень приятным чувством, что городом управляет умный хороший человек.
Мы договорились, как и кому мы отдадим ключи от квартиры и насчет двух контейнеров, предоставление которых выглядело настоящим подарком со стороны властей. Мы, конечно, все оплатили сами, но получить контейнеры без чьей-то было для меня совершенно невозможно. Но было еще одно дело, за которым я все-таки была вынуждена обратиться в школу. Контейнеры стояли на путях, и нужна была машина, чтобы довезти наш скарб до железнодорожной станции. Ну, к кому я могла обратиться? К Вите, конечно, тем более что в то время он уже работал в школе каким-то начальником, не помню каким. Он немедленно пообещал. Да и что за проблема для школы, которая постоянно возит то корма, то препятствия, то другие грузы.
И вот мы упаковались, все собрали и стали ждать машину. А машина не идет. Я звоню в школу. Мне говорят, что Витя не может подойти к телефону. Он занят. Звоню через полчаса. Не подходит - конь вырвался. Витя ловит лошадь. И так два часа. У на назавтра билеты в Москву, у квартиры уже есть новые хозяева, а мы сидим на коробках.
Не верите? Спросите у Вити. Он так к телефону и не подошел, машину школа таки не прислала. Мы уже за пределами реальности позвонили соседям Москаленко, с которыми уже распрощались. У нас оставалось минут 15, и за это время они успели взять на улице первый попавшийся грузовик и приехали в кузове всей командой, чтобы успеть всё покидать в грузовик. Машина оказалась со стройки, шофер все стеснялся, что у него всё там было засыпано известкой, и когда мы все распаковывали в Москве, с вещей сыпался какой-то белый порошок. Но машина пришла вовремя, и мы все успели. Знаете, я потом с Витей говорила, как так получилось. И он сказал, что у них сломался грузовик, и они этого очень стеснялись. Но почему в разгар дня никто не сделал такой простой вещи, как наши друзья - просто не схватил на улице первый попавший грузовик. Да я и сама бы сделала так, если бы меня не обманывали два часа подряд.
Я до сих пор не понимаю, что это было.
Самое интересное случилось, когда груз прибыл в Москву. Вся моя маленькая кваритрка оказалась заполнена коробками и узлами, и я села все это разбирать. И представляете себе, те вещи, что в Николаеве, в своем доме, казались очень важными, нужными, полезными, при внимательном рассмотрении на новом месте оказались кучей изношенного, никому не нужного хлама. В конце концов мы все это упаковали в мешки и обменяли на пункте сбора вторсырья на «Графиню де Монсоро». Помните еще эту систему? Старый папин мундир мы сменяли на одежды французских офицеров.
Папина жизнь в Москве сложилась хорошо. Ровно через год им дали замечательную квартиру. Незадолго до смерти он неожиданно сказал маме: «Знаешь, Зиночка, мы с тобой очень счастливые. Мы прожили очень долгую жизнь, мы с тобой вместе больше 50 лет, у нас есть всё, что надо для жизни».
Ровно через месяц его сбила машина, когда он стоял на автобусной остановке. Я не хочу вспоминать этот день.
Мы не обсуждали с папой те обиды, которые папе нанесли его ученики и соратники.
Думаю. он простил всех. Он очень любил Николаев, он очень любил свою школу. Он вложил в нее столько доброты, страсти, ума, таланта, мастерства и мудрости, что кто бы ни старался сделать ее своей вотчиной, это все равно остается Зозулина школа, как объявляли водители автобуса, когда подъезжали к остановке.
Когда папа погиб, я позвонила в школу и случилось чудо. Директор ( Михайловский) перевел нам деньги, на которые мы смогли поставить хороший памятник. На красивом граните портрет с фотографии, где папа в бурке и со всеми своими наградами.
Этим летом мы снова повидались с родителями. На могиле за это время выросло красивое деревце. Жаль, что в Москве не растут грецкие орехи. Я бы посадила за оградкой.
Но осталась школа, осталась система, которая все-таки живет в школе, осталась благодарная память.
Спасибо всем, кто помнит и любит.
Лиина Вороновицкая (Зозуля)
10/10/10