СОДЕРЖАНИЕ НОМЕРА:
ЛЕТОПИСЬ ХАБАДА
Из преисподней Э.Элкин
СЛОВА, ИДУЩИЕ ИЗ СЕРДЦА (из писем Ребе)
В поисках Бобби Фишера
УЖ ПРАЗДНИК БЛИЗИТСЯ!..
К двойному Адару - да тройной Пурим!
ВЕТВИ ХАСИДСКОЙ МЕНОРЫ
Страшное место (окончание)
ИСТОКИ
История Тании (продолжение)
ПО ОБРАЗУ И ПОДОБИЮ
«Дедушка» Зуша Вольф
ЖИЗНЬ ВЕЛИКИХ
Пари (продолжение) В.Якобсон
СТИХИЙНОЕ БЫТИЕ
Вверх по улице Котель... Ш.Глейбман
В НАШЕ ИНТЕРЕСНОЕ ВРЕМЯ
Попытка к бегству М.Быстрицкий
ЖИЗНЬ С РЕБЕ
Один из тысячи Р.Кан
ДОРОГА В ЛЮБАВИЧИ
Благословение мудреца из Апты З.Голдин
ДЕТСКАЯ СТРАНИЧКА
Заколдованный разбойник А. Игин
ЛЮДИ НАШЕГО КРУГА
И примкнувший к ним… Я.Ханин
ФАРБРЕНГЕН
Прогноз чудес на завтра Э.Коган
------------------------------------------------------------------------------------------------
Эли Элкин
ТРЕТИЙ ЗВОНОК
На дворе - месяц Адар. Причем не просто Адар - а первый Адар, за которым последует второй. Такой уж выпал год - високосный.
В Адаре, говорят наши мудрецы, умножают веселье. А раз у нас два Адара, значит и веселье мы должны удвоить. Как же, спрашивается, нам это сделать? Чему радоваться?
На Сдерот продолжают сыпаться ракеты, в мирной Димоне произошел первый теракт, Ашкелон - под обстрелом, Иерусалим продолжают делить… Политики вершат свои дела, летают друг к другу в гости, уговаривают бандитов быть более терпимыми и подписывают, подписывают, подписывают, подписывают!..
Так откуда же взять силы для веселья???
Что ж, политики и прочие международные деятели действительно разошлись не на шутку. Подобно известному литературному герою, они почувствовали вдохновение - «упоительное состояние перед выше-средним шантажом» - и начали «резвиться». Остановить этих расшалившихся «детей» невероятно трудно. Особенно если учесть, что бомбы, самолеты и танки, с которыми они играют - всамделишные, а не игрушечные.
Но мы-то с вами - образованные люди!.. Мы-то с вами знаем!.. Они, возможно, про это забыли, но мы-то с вами - помним всегда!..
Один знаменитый иностранный драматург произнес когда-то золотые слова: «Весь мир - Пуримшпиль, а люди в нем - актеры…».
Гигантский Пуримшпиль давно охватил нашу планету. Актеры слишком увлеклись ролями, суфлеры, костюмеры, гримеры, осветители, музыкальное сопровождение и пр., и пр. - уволены по собственному желанию. Остался лишь кассир - подсчитывать выручку. Мы же - простые зрители - настолько сжились с этим действом, настолько уверовали в неизменность законов драматургии, что будто загипнотизированные смотрим в дуло ружья, давно снятого со стены и нацеленного в нас, и с нетерпением ждем - ну когда же оно выстрелит!..
И в процессе представленья,
Создается впечатленье,
Что куклы пляшут сами по себе…
Не видим мы, не понимаем, не чувствуем, что Главный Режиссер спектакля подвел нас к последнему действию. Он терпеливо ждет, когда мы завершим свои бренные дела в театральном буфете, обзаведемся программками, займем места под эхо третьего звонка, рассядемся, прекратим перешептываться и наступать друг другу на ноги. Вот тогда-то Он лично откроет занавес и покажет нам финал - блестящий, гениальный, сыгранный на одном дыхании. И это будет самый великий в мире Пуримшпиль!
Мы, очарованные игрой, будем аплодировать. Мы обязательно будем аплодировать.
А актеры…
Исполнителей главных ролей (они, несчастные, действительно считают себя главными) мы овациями проводим на тренерскую работу. Пусть потешаться, старики.
Но на бис их вызывать мы не будем. И цветами точно не забросаем.
Не дождутся!..
-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Эли Коган
ПРОГНОЗ ЧУДЕС НА ЗАВТРА
Семь с половиной лет тому назад произошла любопытнейшая история. На мой взгляд, совершенно потрясающая, но вы судите сами.
Один мужик в канун летнего сезона задумался о летнем, соответственно, досуге своего малолетнего сына. Невесть откуда взявшиеся любавичские хасиды невероятным образом уговорили мужика отдать ребенка в еврейский летний лагерь. Там, дескать, и то и се, и экскурсии-поездки, развлеченья-карусели - в общем, сплошной кошерный fun. И, главное, физкультурой с ними занимается аж бывший чемпион Ханты-Мансийска по подледному лову. «А молиться, не дай Б-г, он там будет?!» - подозрительно спросил мужик. «Ну, может быть, иногда... чуть-чуть», - смущенно не соврали хасиды и искренностью своей подкупили и убедили мужика.
Долго ли коротко ли, пролетело пол-лета, и надо же было такому случиться: ребенок, играя в футбол, сломал себе ногу.
«Бандиты! Убийцы в черных лапсердаках! - бушевал мужик, - Обещали fun ребенку, а он теперь на иврите бегло читает! Молиться заставляли! Пять минут каждый день! Ногу сломали!»
В нашей великой стране любой несчастный случай является несчастным прежде всего для владельца территории, на которой он случился. Так что, можете не сомневаться, мужик немедленно подал в суд на еврейский лагерь. Но это так, к слову...
Без особого понижения температуры лето сменилось ранней осенью. Гипс на ноге ребенка понемногу покрывался смешными рисунками (так здесь принято, это в СССР гипс был священен) и веселыми, но приличными надписями друзей и родственников. Вскоре на нем совсем не осталось места, и пришла пора его снимать. Визит к врачу выпал на раннее утро солнечного вторника, и пока ребенка освобождали от гипса, отпросившийся с работы мужик сидел в холле и смотрел телевизор. Ему было, что посмотреть...
Когда отец с сыном садились в машину, ребенок думал о том, что он скоро снова будет бегать, а чуть поседевший мужик думал о том, что он будет жить... Вторник тот пришелся на одиннадцатое сентября, а работал мужик в одном из «близнецов» чуть выше семидесятого этажа...
Ну что тут еще говорить... Мужик потом всем об этом рассказывал как о явном чуде и, всякий раз проходя мимо синагоги, благодарил Б-га за чудесное спасение. Но продолжал судиться с еврейским лагерем...
Теперь давайте немного порассуждаем. О чуде. Ну отдал мужик ребенка в еврейский лагерь (действительно, непостижимым образом), ну сломал ребенок случайно ногу, ну случайно назначили визит в госпиталь на этот день, ну поехал мужик с ребенком сам, а не жена... Многовато этих «ну». Пожалуй, действительно - чудо. Но явное ли?
Чем-то это чудо похоже на историю Пурима. Тогда волею случая еврейка Эстер стала женой царя всемирной империи. Ее дядя Мордехай, духовный лидер еврейского народа, а по совместительству один из министров, случайно спас царю жизнь. Случайно, в самый разгар борьбы с космополитизмом, у царя выдалась бессонная ночь. Случайно в голову ему пришла мысль почитать царскую летопись. Случайно летопись раскрылась именно в том месте, где говорилось о том, как Мордехай спас царя. Случайно получилось так, что изнуренная трехдневным постом Эстер пришла к царю, пребывавшему в депрессии, который уже долгое время ее и видеть-то не хотел, и вдруг снискала к себе его расположение... Ну и так далее. Вереница совпадений и случайностей, а в результате еврейский народ спасся от полного уничтожения.
Обычно то, что мы называем явным чудом, чудесно для нас исключительно своей новизной и отличием от привычного хода жизни.
Представьте себе, что, скажем, рассечение Красного моря происходило бы ежедневно. Оно не воспринималось бы как чудо. Сторонники какой-нибудь научной «теории коммунальной кинетики молекул красноморской воды» прекрасно объяснили бы нам подоплеку этого явления. На худой конец назвали бы это феноменом. Ну раз феномен - тогда все понятно.
Во время сорокалетних скитаний по пустыне евреи постоянно бунтовали против Всевышнего, при том, что ежедневно видели чудеса и каждое утро собирали манну небесную. Попривыкли. Так себе и представляю, как какие-нибудь древние синоптики выдают народу прогноз манных осадков на завтра.
Пуримское же чудо особенно тем, что пришло в этот мир не вопреки законам природы, не разрушая естественный строй и порядок вещей. Не случайно поэтому после прихода Мошиаха все праздники будут упразднены (пардон за игру слов), кроме Пурима (и Хануки). Поскольку с наступлением той эры Бесконечный Свет Всевышнего будет явно раскрываться в земном мире, не разрушая его физических рамок...
А мужик, хочется верить, перестанет судиться с еврейским лагерем.
"Пятое Измерение"
----------------------------------------------------------------------------------------------
ПОПЫТКА К БЕГСТВУ
(человек, рассказавший эту историю, пожелал не раскрывать свое имя)
Мне было девятнадцать, и я ничем не отличался от других своих иерусалимских сверстников из ултьраортодоксальных (как газетчики обожают это слово!) религиозных семей: пейсы, пробивающаяся бородка, черный долгополый сюртук, - классический еврейский юноша.
Я был студентом йешивы «Эц-Хаим», добился в своей учебе немалых успехов и даже не представлял себе, что в самом недалеком будущем меня ожидают грандиозные перемены.
Не хочу хвастаться, но недостатка в предложениях от потенциальных сватов не было. И хотя были кандидатуры, живущие поближе, свой выбор мои родители остановили почему-то на семье из Нью-Йорка. Вскоре я отбыл в США, чтобы встретиться со своей будущей невестой. Мы понравились друг другу. Состоялась помолвка, после которой определили день свадьбы. Дело оставалось за малым - выбрать место жительства. И здесь начались трения. Мои родители хотели, чтобы мы жили в Иерусалиме, ее родители настаивали на Нью-Йорке. В конце концов, окончательное решение жилищного вопроса передали в наши руки. Увы, оба мы - и я, и моя невеста - оказались плохими политиками. Уступать друг другу мы не пожелали, и довольно быстро вспыхнула первая ссора. Она же и стала последней. При попытке выяснить кто прав, а кто виноват наши родители довершили начатое. Почти сразу же после Пурима помолвка была расторгнута.
Растерянный и оглушенный, я никак не мог придти в себя. Родители потребовали моего немедленного возвращения в Израиль, но я не смог так быстро себя переломать. Отчаяние захлестывало меня по самое горло, стоило мне лишь представить сочувственные взгляды друзей и родных. Нет, о возвращении - во всяком случае, в ближайшее время - не могло быть и речи. И я остался в Америке.
Мой давний приятель, бывший иерусалимец, который прожил в Нью-Йорке довольно долго, поддержал меня в эти нелегкие минуты и вызвался помочь. Прежде всего, он предложил мне работу в Кливленде. Я согласился.
Жизнь потекла своим чередом. Я постепенно выбирался из своего душевного кризиса. Работа мне нравилась, да и американские перспективы выглядели намного заманчивее израильских.
Устоять перед соблазнами - особенно, когда они в изобилии - испытание не из легких. Признаюсь честно, я это испытание не выдержал. Пропорционально тому, как рос мой счет в банке, постепенно укорачивались время для учебы, потом - время для молитвы, потом - пейсы, сюртук и борода. Прошел всего лишь год, и я стал совсем другим человеком. Терзали ли меня угрызения совести? Не думаю. Слишком я был занят, чтобы мучиться воспоминаниями о прошлом. Лишь по родителям я продолжал скучать. Но показаться им в таком виде - у меня просто не хватило бы духа. Время от времени я звонил им, отделываясь в разговоре общими словами о том, что, дескать, учусь, работаю, скоро приеду. О деталях умалчивал.
Все же я не совсем порвал с еврейской жизнью. Мне нравились праздники. Тем более, что в Америке поощряют традиции. Поэтому, когда подошло время Пурима, я решил провести этот день со своими дальними родственниками, которые жили в Кроун-Хайтсе, небольшом районе Бруклина. В те годы Кроун-Хайтс был не только любавичским районом.
Родственники с трудом узнали в гладко выбритом, благополучно выглядящем американском бизнесмене того самого иерусалимского юношу, которого они видели год назад. Надо отдать им должное, они приняли меня таким, какой я есть, и пригласили присоединиться к их пуримскому застолью. Поужинав, я решил подышать свежим воздухом, благо погода располагала для прогулок. На одной из улиц меня вдруг обогнали несколько бородатых молодых людей в черных костюмах и шляпах. Они почти бежали. «Что случилось?» - спросил я. Один из них, обернувшись, бросил на бегу: «Фарбренген». Слово это, безусловно, было мне знакомо. Сам не знаю почему, я спросил: «Где?» Мне показали на небольшое трехэтажное здание из красного кирпича, затем кто-то произнес «Ребе», и вся компания убыстрила темп.
О Любавичском Ребе я, разумеется, слышал, но никогда его не видел. Спешить мне было некуда, и я подумал, почему бы не сходить на этот самый фарбренген. Любопытно все же было бы взглянуть на человека, о котором я знал лишь понаслышке.
К зданию продолжали стекаться люди. В большинстве своем - хасиды ХАБАДа. Но попадались время от времени и такие, как я. Войдя и поднявшись по ступенькам наверх, я оказался в заполненном до отказа зале. Мне удалось протолкаться вперед. Я прошел бы и дальше, но толпа все прибывала и прибывала, и довольно скоро я был не в силах двинуть ни рукой, ни ногой. За столом сидел Ребе. Ошибиться в этом было трудно. Возле Ребе - слева, справа и позади - сидели несколько пожилых хасидов.
Ребе, по-видимому, заканчивал свое выступление. Я не успел сосредоточиться на услышанном. Произнеся последние слова, Ребе запел. Пение подхватили хасиды. Как сейчас помню эту мелодию - сильную, чистую и трогательную.
Внезапно наступила тишина.
Зазвучал голос Ребе.
Он говорил о высоких вещах - о Мире Грядущем, об Освобождении, связывая все это с праздником Пурим. Не помню в деталях его речь, помню лишь, что она впечатлила меня. Особенно врезались в память слова о том, что в Пурим душа еврея раскрывается намного больше, чем даже в Йом-Кипур.
Я напряг свое внимание, чтобы не пропустить ни единого слова (слава Б-гу, идиш еще был у меня на слуху) и вдруг услышал что-то, что заставило меня вздрогнуть. «…Злое начало, - говорил Ребе, - искусный мастер своего дела. Сначала оно убеждает еврейского юношу оставить учебу в йешиве и заняться «настоящим» делом. Тору необходимо сочетать с ремеслом, заявляет оно. Аргумент звучит вполне весомо, и молодой человек соглашается. Останавливается ли на этом злое начало?.. Нет!.. Оно продолжает нашептывать юноше, что Америка - страна иная, с иной культурой, с иной иерархией ценностей. Устаревшие взгляды, говорит оно, здесь не в чести. Нужно жить в унисон с обществом, идти вперед, не стоять на месте!.. И молодой человек постепенно отказывается от своих «старомодных» привычек и убеждений… Но ведь злое начало насытить невозможно!.. «Время - деньги!.. - горячо убеждает оно молодого человека. - Молитва может подождать, и твой тфиллин никуда не денется. А вот выгодная сделка - сегодня есть, а завтра ее не будет!..»
Я слушал, раскрыв рот. Ребе продолжал в деталях описывать мой постепенный спуск, а затем закончил словами о том, что даже Йом-Кипур уже не способен освободить еврея, запутавшегося в паутине лживых «доводов».
«Но наступает Пурим, - возвысил Ребе свой голос, - и этот еврей пробуждается. Он заявляет своему злому началу прямо в лицо, что не намерен ему больше кланяться!.. Его душа раскрывается, и он находит в себе силы выбраться из ямы!..»
Я почувствовал, как пылает мое лицо. «Совпадение!.. - промелькнула мысль. - Откуда Ребе известно, что я нахожусь здесь? Да и он же меня не знает!.. »
Ребе тем временем продолжал: «…И тем более, что этот молодой человек прибыл сюда из Эрец-Исроэль, из священного города Иерусалима. Возможно, он даже находится здесь и думает, что никто его не видит, никто его не знает…»
Я почувствовал, что вот-вот потеряю сознание. Намек был более чем очевиден. Утешало лишь то, что люди, обступившие меня плотным кольцом, наверняка не знают, кого Ребе имеет ввиду. Мало ли в мире искателей приключений, подобных мне?..
Ребе запел. Запели хасиды. На сердце у меня немного отлегло. То там, то здесь раздавались возгласы «Лехаим!». Я стал напряженно озираться, ощутив потребность в душевном подкреплении. Немного водки мне сейчас не помешало бы. Потрясение мое было чересчур велико.
Вдруг кольцо вокруг меня ослабло. Я растерянно оглянулся. Все смотрели на меня. Я посмотрел вперед и встретился глазами с пристальным взглядом Ребе. Я попятился, но бежать было некуда. Движением руки Ребе указал на меня: «Пусть он скажет «лехаим»…» Кто-то вставил между моих одеревеневших пальцев маленький стаканчик с водкой. «Нет, - покачал головой Ребе. - Дайте ему большой стакан». Стакан тотчас заменили. Я отпил. Ребе жестом показал, что я должен допить до конца. Я выпил, но вкуса не почувствовал. «Еще один», - сказал Ребе. Мне снова налили полный стакан. Я опустошил его чуть ли не залпом. Мир вокруг меня закружился, лица, стены, лампы на потолке все слилось в единое целое. Я сделал несколько неуверенных шагов, и словно провалился в глубокий колодец…
Очнулся я на скамейке, в том же помещении. Возле меня - тоже на скамейках - беспробудно спали несколько хабадников. Я сел, обхватил гудящую голову руками и с внезапной ясностью вспомнил все - от начало до конца.
Я никому никогда не рассказывал о том, что произошло со мной в тот день. Это так и осталось нашей с Ребе тайной.
Вскоре я вернулся домой, в Иерусалим. Не сразу, конечно. Потребовалось время для того, чтобы привести в порядок свой внешний вид. Но я вернулся. Вернулся не один - с женой и ребенком. Слов не хватит, чтобы описать мою встречу с родителями, родственниками, друзьями. Одним словом, я вернулся.
Время от времени - по делам - я прилетал в Нью-Йорк. Каждый раз я хотел записаться на прием к Ребе, чтобы поблагодарить его. Но так и не смог собраться с духом. Страшно было оказаться один на один с человеком, который видит тебя насквозь.
Та наша встреча в Пурим так и осталась первой - и последней. Но эти два полных «лехаим» от Ребе я ношу с собой в своем сердце по сей день. И свято храню их тайну.
Записал - М. Быстрицкий