ГОСУДАРСТВЕННАЯ ПОЛИТИКА ХЛЕБОЗАГОТОВОК 1932-1933 ГГ. НА КУБАНИ И ЕЁ ДЕМОГРАФИЧЕСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

[svetkuban]

В.Н. Ракачев (г. Краснодар)

Государственная политика хлебозаготовок в 1932-1933 гг. имела жесткий характер, под страшным прессом репрессий к 15 января 1933 г. в крае было заготовлено 18,3 млн. ц хлеба. Для этого потребовалось сдать в счет хлебозаготовок 2/3 валового урожая зерновых, полученного колхозами, в том числе и весь семенной
фонд, но планы так и не были выполнены, осенний сев не завершен. Но и после этого кубанские станицы не оставили в покое. Уже 20 января 1933 г. крайком ВКП(б) своим постановлением обязал районы, не выполнившие плана хлебозаготовок, продолжить сбор зерна. Параллельно с этим началась кампания сбора семян для весеннего сева. Фактически хлебозаготовки в крае продолжались до весны 1933 г. К весенней
посевной Северный Кавказ получил из государственных резервов 15,3 млн. пудов зерна. В то время, когда у колхозов забиралось порой последнее, в черноморских портах загружались пшеницей суда, вывозившие ее за границу. В 1932 г. несмотря на тяжелое положение, начинавшийся массовый голод, из страны было
экспортировано 18 млн. ц хлеба. При валовом сборе в 698,7 млн. ц это относительно немного, но был вывезен хлебный паек как минимум 7 млн крестьян. Жители городов, начиная с 1928 г., имели гарантированное снабжение продуктами питания по карточкам, а миллионы крестьян голодали. Экспорт хлеба в 1932-1933 гг. принес государству всего 389 млн р., в то же время от продажи лесоматериалов страна получила почти 700 млн, нефтепродуктов - еще столько же. Продажа пушнины в 1933 г. позволила выручить средств больше, чем за вывезенный в том же году хлеб. Таким образом, экспорт зерна не дал крупных валютных поступлений для закупки за рубежом техники оборудования [1].

Данные, приведенные в табл. 1, показывают, что соотношение валового производства и хлебозаготовок неизменно менялось и оставшийся в деревне хлеб составлял в 1932 г. лишь 48,6% потребности сельского населения.

Таблица 1
Валовое производство, заготовки и внутридеревенский
остаток зерна в Северо-Кавказском крае,
_________________ 1928-1932 гг., млн ц._________________




Северо-Кавказский край, являясь одним из основных поставщиков хлеба, вошел в число регионов с наименьшим количеством хлеба, выданного колхозникам по трудодням. И 1931 г. в колхозах края на трудодень было выдано по 2,5 кг зерна, в 1932 г. - только 1,4 кг [2]. Следует отметить, что это
округленная цифра по краю и часть колхозов (особенно на Кубани) не получили зерна вообще. Это в конечном итоге привело к голоду, масштабы и последствия которого трудно поддаются осмыслению.

Из 75 районов Северо-Кавказского края голод охватил 44 района. В феврале 1933 г. бюро крайкома вынуждено официально признать ≪факты прямого голодания в отдельных станицах≫. Стремясь преуменьшить размах трагедии и всю вину за случившееся еще раз возложить на кулаков, бюро крайкома
отнесло 20 районов края к неблагополучным.

Один из главных виновников организованного голода Л.М. Каганович во время своей поездки на Северный Кавказ в ноябре 1932 г. - феврале 1933 г. в своем дневнике вину за голод также перекладывает на кулаков и классовую борьбу.

≪Отмечен ряд случаев, когда дети пухнут от голода, когда налицо острое недоедание, а начинают искать и находят трытыми по 75-100 пуд. хлеба (в ст. Петровской, в ст. Старо-Минской и др.). При допросе глава семьи молчит или говорит: "Нам не привыкать ”.

В ст. Старо-Минской к одной единоличнице поставили для наблюдения агента. Пока он жил 5 дней, семья ничего не ела и была накануне смерти, а когда агента вынуждены были снять, на другой день опять нашли в доме свежий печеный хлеб.

Режут усиленно скот. За последние дни в Староминской зарезали 150 голов скота. Усилился падеж лошадей. Причины - исключительно небрежный уход, так как грубые корма есть, но их не привозят, не делают сечки и т.п. На прошедшем пленуме крайкома некоторые секретари райкомов пытались отмолчаться, а потом выступали формально. Голодовку боялись называть открыто и говорили “эти случаи”...≫ [3].

Документы о голоде - страшная правда о том времени. ≪Факты продзатруднений отмечены в районах: Курганском, Армавирском, Новоалександровском, Лабинском, Невинномысском, Ессентукском, Крымском, Анапском, Ейском, Старминском, Кущевском, Тихорецком, Медвеженском, Новопокровском, Каневском,
Краснодарском, Павловском, Кореновском, Майкопском, Вешенском, Калмыцком, Константиновском и Тимашевском≫.

По далеко неполным данным в этих районах учтено: опухших от голода - 1 742 чел.; заболевших от голода - 898; умерших от голода - 740; случаев людоедства и трупоедства - 10 чел. В голодающих населенных пунктах имеют место случаи употребления в пищу различных суррогатов: мясо павших животных (в том числе сапных лошадей), убитых кошек, собак, крыс и т.п.≫ [4].

В документах ОГПУ содержалась информация, что в отдельных населенных пунктах целого ряда районов Северо-Кавказского края отмечается обострение продзатруднений.

В отчетном политдонесении политотдела Новопластуновского МТС за период с начала работы, т.е. с 16 января по 16 ноября 1933 г., в частности, говорилось: ≪...план 1933 г. выполнен не был. Это был период саботажа, организованного кулачеством в первую очередь вокруг вопроса о хлебозаготовках. Массовое расхищение урожая, в частности кукурузы, укрытие его в ямы, ожесточенная агитация за несдачу хлеба государству, пропаганда воровства, ярко выраженная в кулацком лозунге “не ворующий, не ест” - вот
характерная обстановка хлебозаготовок прошлого года.

С первых же дней работы Политотдела пришлось окунуться с головой в работу по разгрому саботажа, руководить комсодами искать и раскрывать ямы.

Под непосредственным руководством Политотдела в станицах нашей МТС вскрыто 887 ям [5].

Несмотря на строгую цензуру и контроль со стороны государства и карательных органов, высказывания, приводимые в этом документе, достаточно откровенны: «...несмотря на общее одобрение закона о хлебозаготовках, массы колхозников не верили в то, что он будет действительно твердым законом: “Да это вы только сейчас так говорите, чтобы посеяли и убрали, а как убирать будем, опять по-старому будет - встречные да перевстречные и опять нам ничего не достанется ” [6].

Тексты этих документов просто и буднично отражаютстрашные последствия деятельности комиссии Л.М. Кагановича. «Правления колхозов ежедневно были осаждены колхозниками - просителями о выдаче “хоть чего-нибудь, что можно было есть”, - сообщает политдонесение. И правление колхозов скупо выдавало на 2-3 дня то, что имели: кислую капусту, березку и куколь, заменявшие хлеб. Значительная часть колхозников от длительного недоедания и питания суррогатом была пухлая. 1 300 чел. По району деятельности МТС в эти предвесенние месяцы и первые весенние (3-4) вымерли. Причем большей частью взрослые мужчины и старики. Женщины оказались выносливее».

«Голод обрекал на крайние действия. Сильно было развито воровство продуктов питания. Воровали в колхозах, воровали друг у друга, у соседей - капусту, картошку, коров, птицу и даже лошадей. Доходило до воровства у заместителей начальников политотделов» [7].

Ужас голодных лет раскрывают воспоминания переживших это время. «В первый колхозный год расчет годовой был прост. Выдали в конце года по 9 пудов = 144 кг зерна на едока. Этого было явно недостаточно. Считается нормальным 300 кг зерна в год на каждого члена семьи. На второй год (на трудодень) выдали и того меньше. А уж на третий колхозный наша семья, 9 человек получила всего 4 мешка ржи, это около 300 кг, т.е. что надо иметь на одного человека, - вспоминает И.И. Ермаков, проживавший в Белоглинском районе. - В 1932 г. наша семья получила за целый год работы в колхозе всего лишь 1 мешок (40 кг) кукурузы в кочанах. Народ остался без хлеба совершенно.

А сверху, из Москвы, шли приказы за приказами в район, в колхозы: “Хлеб, хлеб, хлеб, немедленно и весь”. Разумеется, с угрозами, за невыполнение суд, расстрел. И пошли по дворам комиссии содействия, т.е. комсоды, во главе с представителями райкома, крайкома, политотдела МТС. Они обшаривали каждый
закоулок, заглядывали в кувшины, рылись в туалетах, искали ямы, лазали за портретами и иконами. Грабили все подряд: фасоль, горох, коноплю, тыквенные, огуречные, дынные семечки. Все, что можно было подогнать под рубрику “зерно” [8].

Результатом чрезвычайных мер, использованных при хлебозаготовках, стал разразившийся зимой с 1932 г. на 1933 г. страшный голод. Люди падали на дорогах, умирали на ходу от дистрофии. Похороны были обычным явлением каждого дня.

«В отдельных станицах умирали целыми семьями, - пишет очевидец. - Ели собак, собирали дохлых ворон вдоль дорог, лазали по мерзлым полям в поисках колосков или кочанов кукурузы. Ели дохлых курей. Были случаи и людоедства...

Люди, в основной массе, выжили в нашем селе только за счет картофеля с огородов. При всех повальных обысках картофель не реквизировался, а также капуста, огурцы, помидоры, лук, чеснок, морковь.

С наступлением весны появилась надежда. Для посевной в 1933 г. государство выделило семена. На полях появились маломощные колесные трактора. Но их было мало. Лошади, перезимовавшие на одной полове, были слабы. Привлекали к работе индивидуальных коров колхозников. Обучили их ходить в ярме, на них пахали и сеяли. Корова тоже получала трудовую книжку, ей начисляли трудодни, и на них выдавали муку так же, как и людям» [9].

С.В. Никифоров, отправленный в 1933 г. в ст-цу Староплатнировскую для организации на Кубани пропагандистской работы, вспоминает такой случай. «На следующий день я получил большую булку хлеба на дорогу. Пришел в контору к счетоводу колхоза и стал укладываться. Счетовод жадно смотрел на хлеб. Он был уже пухлый. Он вышел в коридор, а я подумал и решил отдать ему хлеб. У него и дети были пухлые. Я позвал его в комнату и говорю, что уезжаю в район, потом в Ростов, так что я буду скоро дома, поэтому столько хлеба мне не нужно. Я отрезал кусочек, а остальное отдал ему. Он вдруг весь задрожал и упал на колени, стал целовать мои сапоги и говорить: “Простите меня, простите меня, пожалуйста, я хотел вас зарезать, зарубить топором и забрать хлеб, простите меня” [10].

Голод и смерть многих заставляли усомниться в правильности самой коллективизации либо в методах ее
осуществления. Эту мысль в своих воспоминаниях высказывает И.Л. Полежаев, работавший в феврале 1933 г. директором Уманского (Ленинградского) педтехникума. «26.02.1933 г. В станице голод. Мне поручили провести собрание колхозников в к-зе им. Зубрицкого. Явилось человек 15 худых, изможденных женщин. Лица, словно с икон. Согласны со всем и все делать. Но и “трэба хочь крохы хлиба, йисты ничого”.  Думаю, а как же дети? Да, коллективизация дается дорогой ценой. Новый путь жизни
должен вытеснить все старые привычки, формы хозяйства, весь уклад жизни, выработанный веками. А как сделать это в течение года или нескольких лет, когда все прикипело к человеку в течение
многих веков и находится у него в крови?» [11].

«7 марта 1933 г. У нас ЧП. Когда шили на подсобное хозяйство, растянулись цепочкой по улице, на двоих учащихся, несших хлеб (2-3 булки), напали какие-то люди, выскочившие из камыша. Ученики отстали от нас на 200-300 м, находились за поворотом в низине, и их крик мы не слышали. Напавшие выхватили хлеб у них и скрылись в камыше. Когда мы прибежали на место происшествия, ничего уже не смогли сделать, и было поздно. Перед нами стояли две плачущие девушки. Все говорят, что это какие-то голодные люди, станичники, подметившие, как мы ходили на подсобное хозяйство со своим хлебом.

Да, голод, действительно, не тетка. Мы остались без ужина, а кто-то, может, спас себя и детей от голодной смерти. Не жалко, а грустно, тяжело стало. В голову невольно вкрадывается мысль: “А почему все это так? А не слишком ли это дорогая цена за сплошную коллективизацию? ” [12].

Демографическая статистика 1930-х гг. хотя и является не вполне объективной, позволяет судить о характере демографических процессов в период голода 1932-1933 г. В 1933 г., в стране не было естественного прироста, население сократилось на 1 315,2 тыс. чел. Доля города составила 28,5% , села 71,5% [13].

Однако в европейской части РСФСР убыль городского населения была выше, чем сельского. Основная причина - снижение рождаемости в городах в результате отрицательных последствий экономической политики, главным из которых был голод. Масштабы убыли городского населения на Северном
Кавказе в этом году составили 2,5%. Только две территории по этому показателю превосходили Северный Кавказ - Нижняя и Средняя Волга, где численность городского населения сократилась
соответственно на 4 и 2,9% [14].

Хотя общая убыль сельского населения в европейской части РСФСР была ниже, чем городского, она распределялась крайне неравномерно. Основная доля падает на Нижнюю Волгу и Северный Кавказ, где большая убыль населения стала прямым следствием голода в этих регионах. Именно эти территории внесли основной вклад в общую убыль населения по европейской части РСФСР. На долю Северного Кавказа приходится при этом более 50%. (табл. 2).

Таблица 2
Численность населения Северного Кавказа и РСФСР
в 1933 г. по расчетам УНХУ и ЦУНХУ (тыс. чел.)




* Разница в данных приводимых в отчетах УНХУ и ЦУНХУ обусловлена тем, что отчеты местных УНХУ охватывали не все население и в ЦУНХУ высчитывались так называемые доисчисленные данные, т.е.
распространяемые на всю территорию показатели в соответствии с недостающими процентами охвата.

Источник: Осокина Е. Л. Жертвы голода 1933 г.: сколько их? (Анализ демографической статистики ЦГАНХ СССР) // История СССР.1991. №5. С. 17-26.

Пик убыли населения пришелся на середину 1933 г. в Северокавказском регионе в 1933 г. родилось 138 861 чел., умерло 416 664 чел. Т.е. смертность втрое превышала рождаемость, причем 75,5% умерших составляли сельские жители [15].

Весной 1933 г. о голоде стало известно и за границей. В нашей же стране это было долгие годы закрытой темой. И.И. Алексеенко предполагает, что в станицах «особо неблагоприятных районов» число умерших от голода колебалось от 40 до 60%, а в отдельных местах и более [16].

На основе косвенных данных английский историк Р. Конквест, предположил, что в 1932-1933 г. от голода в СССР погибли 7 млн чел., в том числе до 1 млн чел. на Северном Кавказе (из них около 80% смертей приходится на северо-западные районы Кубани) [17]. По подсчетам ЦУНХУ общее число смертей, попадавших в общегражданскую регистрацию, составило в 1933 г. около 5,7 млн чел. Но и эти данные неполные. Взяв в расчет недоучет убыли населения, можно утверждать, что эта цифра составляла 6,7 млн чел., а число жертв голода среди этих умерших составило примерно половину, т.е. более 3 млн чел. [18].

Основываясь на методике расчета В.Б. Жиромской и используя официальные результаты переписи 1939 г. по Краснодарскому краю и Адыгейской автономной области, мы попытались определить численность населения края без автономной области и возможные размеры приписки (табл. 3).

Таблица 3
Численность населения Краснодарского края и Адыгейской
автономной области на начало 1939 г. (оба пола)




Общий процент приписки по Краснодарскому краю приближается к показателям тех регионов, где убыль населения была более значительной. В то же время в Адыгейской автономной области он существенно ниже. В крае высокий процент приписки объясняется тем, что население здесь очень сильно пострадало в
период голода и раскулачивания.

Кроме того, приписка к численности мужского населения отличалась от приписки к женскому населению и была выше. Вотносительно стабильных районах приписка к мужскому населению составила 2,8%, тогда как к женскому она не превышала 1%. Однако, в некоторых регионах величина приписки достигала 4%.

В крае процент приписки к мужскому населению был высоким и составлял 3,8%, в Адыгее этот показатель был ниже. Процент приписки к женскому населению был незначительным (табл. 4).

Таблица 4
Численность населения Краснодарского края и Адыгейской
автономной области с распределением по полу на 1939 г.




Все это однозначно указывает на то, что в результате раскулачивания, репрессий, выселений в первую очередь сокращалось мужское население.

Полученные путем перерасчетов цифры наглядно демонстрируют убыль населения в крае к 1939 г. Это
подтверждают и материалы переписи 1937 г. Так, если в 1926 г. население региона насчитывало 3 146 013 чел., то в 1937 г. - 2 881 262 чел. Убыль составила 264 751 чел., или 8,4% к 1926 г.

Организаторы переписи при анализе динамики населения отдельных областей и республик разделили все области на пять групп. Край попадает в 5-ю группу, к которой отнесены в основном сельскохозяйственные районы «с неблагоприятными показателями естественного движения населения и относительно большим по сравнению с другими областями процентом выселенных за пределы области кулацких элементов» [19]. В эту группу попали сельскохозяйственные области Украины (кроме Донбасса), Казахстан, Курская, Саратовская, Куйбышевская области, АССР немцев Поволжья, Азово-Черноморский край, русские районы
Северного Кавказа, отчасти Воронежская и Сталинградская области.

«Обращает на себя внимание то обстоятельство, - пишет в докладной записке И.А. Краваль, - что в эту группу входят области, сопротивление кулачества проведению коллективизации в
которых было наиболее ожесточенным и острым и это сказалось на численности населения» [20].

Действительно, именно эти районы оказались в большей степени затронуты голодом, репрессиями. Помимо прямой убыли населения, данные события отразились на показателях рождаемости, которые и так в конце 1920-х - начале 1930-х гг. стали снижаться. Если во второй половине 1920-х гг. рождаемость характеризовалась высокими показателями, особенно в 1925-1926 гг., когда общий коэффициент рождаемости ни разу не опускался ниже 44,7%, то к 1928 г. уже повысился коэффициент смертности, а к 1930 г. снизилась рождаемость. Но повышение рождаемости и некоторое улучшение демографической ситуации не могли полностью компенсировать людские потери 1914-1922 гг., а главное, не могли
преодолеть нарушений в развитии демографических процессов.

Эти нарушения имели долгосрочные негативные последствия, поскольку оставили глубокие демографические ямы в возрастной структуре прежде всего мужского населения. К началу
1930-х гг. они продолжали определять демографическую ситуацию в стране.

Примечания
1. Кропачев С.А. Большой террор на Кубани. Драматические страницы истории края 30-40-х годов. Краснодар, 1993. С. 14.

2. Белозеров В.С. Этническая карта Северного Кавказа. М., 2005. С. 67.

3. Из краткой записи «дневника» о поездке Л.М. Кагановича на Северный Кавказ (ноябрь 1932 г. - февраль 1933 г.) // РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 215. Л. 74 // http://www.pseudology.org/.

4. Информация Секретно-политического отдела ОГПУ о голоде в районах Северо-Кавказского края от 7 марта 1933 г. // ЦА ФСБ РФ. Ф. 4. Оп. 11. Д. 42. Л. 62-64 // http://www.pseudology.org/.

5. Отчетное политдонесение Политотдела Ново-Пластуновского МТС за период с начала работы т.е. с 16 января по 16 ноября 1933 г. // ЦДНИКК. Ф. 80691. Оп. 1. Д. 4. Л. 223-225.

6. Там же.

7. Там же. Л. 237.

8. Отклики и воспоминания на статью И.И. Алексеенко // ЦДНИКК. Ф. 1774-Р. Оп. 2. Д. 1225. Л. 34-39.

9. Там же.

10. Воспоминания Сергея Васильевича Никифорова // Родная Кубань (литературно-исторический журнал). 2(Ю2. № 3. С. 101.

11. Дневники Ивана Лазаревича Полежаева (30-е годы, ст-ца Уманская) // Родная Кубань (литературно-исторический журнал). 2002. № 3. С. 53.

12. Там же. С. 57.

13. Осокина Е. А. Жертвы голода 1933 г.: сколько их? (Анализ  демографической статистики ЦГАНХ СССР) // История СССР. 1991. № 5. С. 17-26.

14. Там же. С. 20.

15. Там же. С. 21.

16. Алексеенко И.И. Репрессии на Кубани и Северном Кавказе в 30-е гг. XX века. Краснодар, 1993. С. 49.

17. Конквест Р. Жатва скорби: Советская коллективизация и террор голодом. Лондон, 1988. С. 89.

18. Осокина Е.А. Жертвы голода 1933 г.: сколько их? (Анализ демографической статистики ЦГАНХ СССР) // История СССР. 1991. № 5. С. 21,23.
19. Жиромская В.Б., Киселев И.Н., Поляков Ю.А. Полвека под грифом «секретно»: Всесоюзная перепись населения 1937 года. М., 1996. С. 37.

20. Там же. С. 37; Социологические исследования. 1990. № 6. С. 8-13.