Берлин-1945
Прочитал очередной срач про миллионы изнасилованных немок в Берлине 1945-го. Стало противно, пятистрочного коммента на выплескивание отвращения не хватило и опять я вместо сна пишу что-то некороткое...
Находятся люди, которые думают о своих собственных дедах, которые брали тот самый Берлин, как о дерьме. Этих можно простить - это их личные отношения к своим предкам. Но есть те, которые в это дерьмо зачисляют и других дедов, что тоже там воевали. Вот с этим я сильно не согласен!
Первое из нижецитированного про взятие Берлина и жизнь в нем после взятия писал человек, мне хорошо знакомый... Писал не сразу после войны, по свежим воспоминаниям, а потом, когда успокилась жизнь.
"Наконец, я получил назначение в политотдел 41 автополка. ... Передовые отряды Красной армии двигались вперёд так быстро, что тыловые части остались далеко позади. Но санбаты, полевые госпитали и боеприпасы требовались постоянно. Поэтому колонны автомашин совершали круглосуточные рейды на передовую. Машины проезжали там, где только-только закончились бои: дымились воронки, догорали пожарища. Бывали случаи, часто солдаты засыпали за рулем. Видишь, машину покачивает, значит, шофер засыпает. Останавливаешься, даешь солдату немного времени подремать, и снова в путь. Однажды 25 машин срочно перебрасывали полевой госпиталь с личным составом и оборудованием в район Познани. До цели 45 км. Утром подъезжаем в назначенный район, а наши части уже ушли далеко вперед. Получаем новый приказ: продвинуться еще на 20 километров...
...И вот перед нами Берлин. Днем и ночью мы подвозим боеприпасы, а базируемся в одном из пригородов. Там 5 мая 1945 года мы узнали о капитуляции Германии. Сколько было радости!
Солдаты проживали в уютных дачных домиках. Гражданского населения почти не было, лишь кое-где остались старики и старухи. Много немцев пряталось в подвалах. Берлин по сравнению с пригородом представлял жуткое зрелище: был разрушен практически до основания.
Каждый солдат был награжден медалями "За взятие Берлина" и "За победу над Германией". Многие получили повышение. А мне было присвоено звание капитана.
...
Война закончилась, но моя служба продолжалась. Комендантом Берлина стал командующий 5 ударной армией генерал Берзарин. Он занимался организацией восстановления мирной жизни, обеспечением населения продовольствием, организовывал новую немецкую власть.
Перед политработниками была поставлена задача: направить всю работу на воспитание у бойцов дружбы и сотрудничества с немецким населением, чтобы солдаты не видели в каждом немце врага; провести решительную борьбу с насилием, грабежами, мародерством, совершаемыми отдельными солдатами.
В частях устанавливалась железная дисциплина. Много сил было потрачено на это. Требовалось время, чтобы переделать сознание солдата и офицера. А как им было трудно! 4 года в нас воспитывалась ненависть к фашистам, к немцам. Сколько мы видели разрушенных сел и городов!
Но наш лозунг был таков: "Советский солдат должен служить примером".
В Берлине находилось 5 автополков. Теперь мы должны были заниматься вывозом трофейного оборудования в СССР. 70 заводов располагались по всей территории Германии. Мы колесили по стране, собирали станки, машины, привозили их в Берлин, откуда их по железной дороге везли в СССР. Конечно, не сразу в Берлине установился порядок. Иногда из окон или из-за угла постреливали уцелевшие фашисты. Много солдат погибло уже в мирное время.
Мирные жители постепенно привыкали к нам. Не боясь, выходили из подвалов, укрытий, многие приходили на наши кухни за пищей. И какое же было их удивление, когда мы однажды обнаружили в центре Берлина громадный продовольственный слад. Продукты были из разных стран, особенно много было украинского сала, оно лежало пластами 1x0,5м. Немцы были удивлены этим открытием, ведь в последние месяцы перед капитуляцией они голодали, а здесь изобилие продуктов питания. Командирование приказало часть продуктов передать мирным жителям, помогавшим нам.
Но вернемся к службе. Все шоферы ездили вооруженные автоматами, так как в лесах скрывалось много немецких солдат. Иногда нам приходилось вступать в бой. Были среди наших солдат и убитые.
Когда началась демобилизация, нам объявили, что мы задерживаемся до осени. Все надежда наши рухнули. Но это приказ. Его надо выполнять. А служить стало во много раз тяжелее. Вновь встал вопрос дисциплины. Были случаи пьянства, мародерства, насилия. Несколько человек пришлось передать в Военный трибунал, и они были осуждены (NB "расстреляны перед строем" - АСъ).
Много советских людей мы вывезли из фашистских лагерей, особенно находящихся в американской и английской оккупационных зонах. Среди них много было молодежи, женщин. Эти люди работали на немецких заводах, в сельском хозяйстве. Каждому из них было разрешено взять на родину до 50 кг вещей. Но многие везли с собой в несколько раз больше, и на это не обращалось внимания. Один раз у женщины при посадке раскрылся чемодан. Что там только не было: золотые часы, браслеты, скатерти и даже немецкие деньги - марки. Но многие возвращались налегке.
Сложно быть победителем. Много соблазнов. Взять хотя бы меня. В Дрездене я наткнулся на склад обуви и одежды. Увидел хромовые сапоги (мои кирзовые были уже плохие) померил - впору. Переобуваюсь. Старые оставляю в складе. Вдруг подскакивает легковушка, в ней майор Абрамов. Увидел хромовые сапоги, сказал что-то обидное в мой адрес. Я не выдержал, выругался и снял их. Нашел свои худенькие и пошел служить дальше. Потом я узнал, что по приказу Абрамова шесть машин было отправлено в Москву. В них везли рояль, меховые женские пальто, фарфор и другие ценные вещи.
В июне 1945 года наш полк готовили к переброске на Дальний Восток для участия в войне с Японией, но потом приказ отменили. Мы продолжали вывозить трофейное оборудование, собирали автомобили, брошенные на территории Германии и Польши. Что могли, чинили, неисправную технику везли на буксире.
А в конце лета нас бросили на селъхозработы. Вернули в Россию!"
++++++++++++++++
А это воспоминания другого человека, из этого же 41-го автополка - В. Бронштейна (лично я этого человека не знал, текст цитируется по http://www.sakharov-center.ru). С А.Свечиным, автором предыдущего текста, он тоже едва ли часто сталкивался, так как служили они в разных батальонах (а после войны не сталкивался точно).
"После десятидневной командировки мы вернулись в 29-й запасной автополк, а еще через три дня меня и еще семь водителей, знакомых с иномарками, отправили в 41-й Краснознаменный автомобильный полк 5-й ударной армии. Там я стал командиром отделения во 2-м батальоне этого полка, укомплектованного "студебеккерами", хорошо мне знакомыми и с которыми я чувствовал себя уверенно.
Батальон, которым командовал майор Чирков, был прикомандирован к только что организованному передовому отряду армии для оперативных действий впереди основных наших сил.
...
Возвращаясь в своих воспоминаниях к периоду Висло-Одерской операции, не могу умолчать о том, о чем не принято было говорить. Перед наступлением в войсках активизировалась так называемая партийно-политическая работа, проводились собрания, выпускались газеты и листовки, в которых рассказывалось о зверствах немецко-фашистских захватчиков на территории СССР и призывалось отомстить врагу. На дорогах, уже в восточной Германии, после прохода передовых частей устанавливались щиты с надписью: "Вот оно, логово зверя! Добьем его!" В беседах с солдатами, проводимых политработниками, говорилось, что немецкому населению нельзя доверять, что это скрытый враг. В феврале, население, проживающие в 25-и километровой прифронтовой зоне, стало поголовно высылаться в более глубокий тыл наших войск, давая на сборы 30 минут. В городах и селениях оставались дома со всем их имуществом, которое разграблялось, а оставшаяся в селениях еще и различная живность, использовалась воинскими частями для питания своих солдат. Лишенные своих домов, по дорогам бродили большие группы женщин, пряча более молодых среди своей толпы. Правда, это не всегда помогало и насилие над женщинами стало распространенным явлением. Особенно этим грешили тыловые части, у которых для этого было больше возможностей. Наконец, командование фронтом спохватилось и где-то в конце марта или начале апреля издало приказ, в котором за насилие над местным населением виновные подлежат суду военного трибунала с наказанием вплоть до расстрела. И это помогло, случаи насилия стали редкими, а в Берлинской операции они практически не наблюдались.
Здесь мне хочется рассказать о большой любви, которая возникла на фронте вопреки здравому смыслу и всем препятствиям, возникающим на ее пути. В то время наш полк располагался в довольно крупном селении Дюссельдорф, находившемся в десяти километрах от Одера. И конечно ни одного местного жителя там не было. Стоял апрель, и распускались листья на деревьях. Мы готовились к наступлению на Берлин. В нашей роте служил старшина Сажин (его имени не помню), родом из Тувы, а в штабе полка была связистка Люба. И он страстно влюбился в нее. Ответной взаимности он добивался долго, в жесткой конкуренции с офицерами полка, и, наконец, она ему ответила тоже любовью. Все было бы хорошо, но пришел приказ отправить всех женщин в тыловые части, подальше от передовой и предстоящего наступления. Узнав об этом приказе, Сажин с Любой и автоматом заперся в одном из домов, требуя оставить ее здесь и никуда не отправлять. Более двух суток велись переговоры, и о чем договорились мне неизвестно, но он, наконец, позволил ее забрать. Сопровождать Любу в другую часть поручили мне, а по возвращении я рассказал ему, куда я ее отвез и как туда добраться. Прошло не более трех суток, и Сажин пропал. Немедленно организовали поисковую группу и выехали в ту часть, где находилась Люба, но там выяснилось, что она также сбежала и где сейчас находится неизвестно. Почти две недели велись поиски дезертиров по воинским частям, на всякий случай направили запросы по их месту жительства. Но все оказалось безрезультатным, а 16 апреля наши войска пошли в наступление, и было уже не до них.
Я хорошо помню, как это произошло. В пять часов утра по московскому времени начался артиллерийский обстрел и бомбежка позиций немецких войск нашей авиацией. Было очень темно, по местному времени лишь три часа утра, то есть стояла глубокая ночь. Артобстрел продолжался недолго около тридцати минут, потом вспыхнули прожектора и 5-я ударная армия во взаимодействии с другими пошла с кюстринского плацдарма в наступление. Обеспечивал действия армии наш 41-й автополк. Первую линию обороны прорвали за несколько часов, а на второй у Зеловских высот "завязли"...
Особенно нам, автомобилистам, досаждали немцы, вооруженные фаустпатроном, взрыв которого пробивал броню танка и разносил вдребезги автомашину. Спрятавшись в подворотне или прямо из окна, они стреляли по проходящей части, нанося большой урон технике. Поэтому перед штурмом по опорным пунктам врага наносились удары артиллерией и даже бомбили их с воздуха, а затем пускали пехоту. Но так было не всегда. Мне запомнился не очень большой четырехэтажный дом, в подвальном помещении которого находился винный склад. Стрелять из пушек по нему не стали и несмотря на интенсивный огонь оборонявшихся, захватив с ходу первый этаж, задержались там. Узнав об этом, солдаты, оставшиеся на улице, ведя огонь из автомата по окнам дома, отправили своих представителей с котелками и другой подручной посудой в подвал. Я тоже, схватив пустую канистру из-под бензина, бросился туда же. На лестнице в подвал была толчея. Солдаты, кто с чем, и даже с касками в руках наполняли свою посуду различным вином, не разбираясь в его марке, пили и бросались на второй этаж, где возобновился бой. В самом бетонированном подвале вина было по щиколотку. Оно текло из огромных бочек, прострелянных автоматной очередью. Валялись груды битых бутылок. Наполнив канистру и захватив несколько бутылок марочного вина, мне удалось благополучно добраться до автомашины, где водитель с нетерпением ожидал результата этого похода. Вечером мы, со всеми вместе, устроили небольшой праздник, и нас не смущал небольшой запах и привкус бензина в вине.
Бои в Берлине, начиная с прорыва кольца его внутренней обороны и кончая капитуляцией, продолжались более десяти дней, и нас удивляло безнадежное упорство немецких солдат и офицеров, проявленное при его обороне. Они сражались до конца, сдавались только по приказу, как бы сами они не относились к Гитлеру, и в этом очень походили на наших солдат.
Дивизии 5-й ударной армии закончили войну на Александр-плацу и взятием ратуши, а также имперской канцелярии, где в бункере находился Гитлер. Командующий 'этой армией генерал-полковник Н.Э. Берзарин был назначен первым комендантом Берлина.
День Победы я встретил в небольшом дачном поселке Питерсхагене, находящимся в 25-ти километров от Берлина, где после вывода из Берлина расположился наш полк. Здесь в моем отделении произошло ЧП, повлекшее за собой трагические последствия. Страдая расстройством желудка, я не смог возглавить очередной выезд на работу по разнарядке автомобильного управления фронта. Следовало отвезти какое-то оборудование на одну из товарных станций в пригородах Берлина. В связи с моей болезнью, колонну возглавил автомеханик отделения сержант Саша Любимов. Прибыв к месту разгрузки на станцию, водители обнаружили на путях цистерну, наполненную спиртом. Вскрыли ее и конечно выпили. Спирт оказался метиловым. Троих водителей не смогли спасти и они погибли. Еще четверых с различной тяжестью отравления отправили в госпиталь. Только сам сержант и еще двое водителей спирт не пили и остались здоровыми. Любимова отдали под суд военного трибунала, отвезли в Берлин, и больше о нем ничего не было известно. В полку меня называли счастливчиком, родившимся "в рубашке", вовремя заболевшим поносом.
Проблемы размещения у нас не было. Все жители из Карлсхорста были выселены, въезжать туда даже нашим военнослужащим разрешалось только по командировочным предписаниям или пропускам. Большинство домов здесь стояли не заселенные, но заполненные мебелью, постельными принадлежностями, посудой и другими не особенно ценными вещами. Поэтому вселялись мы по одному, два человека в комнату, три, четыре человека в квартиру, занимая, как правило, один этаж в подъезде многоэтажного дома.
++++++++++++
А вот еще один работяга войны - шофер из этого же 41-го автополка В.Онищенко ( http://www.ekhou.org.ua/ekho8.html )
За активное участие в Висло-Одерской операции наш 41-й автомобильный полк был награжден Орденом Красного Знамени. Помню процедуру вручения награды. Построили полк. Один из командиров приказал мне стать во вторую шеренгу - ему не понравилась моя видавшая виды шинель. Почему-то командовал не командир полка Майборода, а его заместитель. По-видимому, Майборода был не строевой командир (вообще-то он композитор - АСъ). Награждал командующий 5-й ударной армией генерал-лейтенант Н.Э.Берзарин. Генерала я увидел впервые. Он был в бурке, и выделялся среди рядом с ним находившихся командиров.
При отправке в действующую армию нас обмундировали. Обмундирование скоро загрязнилось. Для его стирки я наливал в ведро бензин и в нем производил стирку, оставаясь в нижнем белье. Один раз после такой стирки надо было срочно выезжать. Я одел еще не высохшее обмундирование, и оно высохло на мне. Бензин был этилированный, ядовитый. На это никто не обращал внимания. При переливе бензина из бочки в канистру пользовались шлангом, при этом засасывали бензин ртом. Часто он попадал в рот. Никто не предупреждал, что этилированный бензин вреден.
На фронте были дни относительного затишья, в том числе и у нас. Наша часть была расположена в немецкой деревне Дидерсдорф, в километрах 20-30 от Одера. Это была прифронтовая полоса, поэтому гражданского населения в ней не было. Убегая на запад, или эвакуируясь на восток, немцы оставили весь свой домашний скарб. Покопавшись в нем, я из двух швейных машинок собрал одну и занялся швейным делом.
У нас дома была швейная машинка «Зингер», поэтому мне не составляло большого труда отладить эти швейные машинки. На одном из оставленных немцами складе я взял четыре албанских шинели из английского сукна. Снял свои рваные и замасленные брюки и использовал их вместо выкроек. Шинели были без разрезов в задней части, поэтому четыре заготовки получились нормальными. Эти заготовки сшил. Все получилось хорошо, кроме передней части, но с этим пришлось смириться. В этих брюках я дошел до Берлина. В гимнастерке было холодно, а в шинели не всегда удобно, поэтому я подобрал себе на том же складе, где брал албанские шинели, чешскую куртку. С этой курткой я не расставался до наступления теплой погоды. Никаких замечаний со стороны командиров по поводу нарушения формы одежды не было.
В брошенных немцами домах было иного одежды и разных полезных вещей. Но нам на боевые машины ничего не разрешалось брать. Один раз замполит проводил с нами политинформацию. Поводом политинформации было то, что с нашего батальона погиб один водитель, а в вещмешке у него хранились немецкие вещи. Речь шла о том, что жизнь дороже всяких немецких тряпок. Из немецких трофеев во время войны я использовал только простыни. Я их расстилал, заезжал на них и производил смазку автомобиля - все-таки лучше, чем на грязной земле.
Во время наступления дороги были забиты автомобилями, танками, артиллерией на конной тяге и бесчисленными гражданскими лицами, освобожденными с лагерей: поляками, югославами, представителями народов западной Европы, немецкими беженцами. Многие на своих ручных тележках вывешивали флаг своей страны. Покрытая снегом дорога была укатанной, скользкой. Когда я стал обгонять пушку, впереди меня оказалась тележка, которую толкали две немки. Я начал тормозить, но машина посунулась, одна немка упала под машину. В кабине со мной сидел офицер-пехотинец (они часто пользовались попутными машинами). Он мне говорит: «Дави ее, гадину!». Когда машина остановилась, я вылез из кабины, немка уже вылезала из-под машины. Машина при столкновении двигалась медленно, поэтому ее только свалило, она встала и побежала к своей тележке. В любом случае я бы не подчинился чужому офицеру: не стал бы умышленно калечить безвинных людей.
++++++++++++++++++++++++++++++
А вот тут фотографии в поверженном Берлине - офицеры 41-го автополка и американцы, с которыми вместе они перевозили наших бывших военнопленных. История второго рождения на свет этих фотографий не менее интересна, но сейчас - не об этом, хотя там есть и мой дед - в группе на фоне рейхсканцелярии.
http://www.kultura-portal.ru/tree_new/cultpaper/article.jsp?number=116&rubric_id=1001805&crubric_id=1001806&pub_id=354306
Почему такие большие цитаты и фотографии (я могу достать из загашников еще независимых друг от друга воспоминаний разных людей из той же шоферской части - для иллюстрации всей многогранности картины)? Чтобы понять, что жизнь в Берлине-45 не заканчивалась там, где мимо проходила молодая немка. Тем более, если после закручивания гаек - за это РАССТРЕЛИВАЛИ. Расстреливали реально, а не на словах. И за пьянство и мародерство - ТОЖЕ. Да, не всех и не везде. Но, как говорил мне мой дед - много не нужно, чтобы поняли. Достаточно увидеть один раз, как расстреливают перед строем, чтобы охоту и похоть отбило надолго... Жестоко? Солдат-победителей! Еще как! Но это во имя ТЕХ САМЫХ НЕМОК!
Мой и не только мой вывод - случаи насилия были, но "многочисленными" их можно было назвать только ДО Висло-Одерской операции. Что соответствует принятию приказов по наведению порядка. А эти приказы обычно соответствуют времени появления явления (я видел это и по "черным жупанам", и по "заградотрядам" и т.д.) Отсюда все выводы "ученых дам" - идут по назначению. Изучать надо не домыслы, а обычные воинские документы, где все изложено.