Никки Каллен "Арена". Ода сравнительному обороту
Есть книги, которые становятся частью биографии, как первый поцелуй, если книга хороша, или как предательство друга, если плоха. А есть книги, как привезенные с моря сувениры, на которые можешь изредка глянуть, но обычно проходишь мимо, не замечая, и потеряв, даже не вспомнишь о них. Такие книги читаешь, как раскладываешь пасьянс-косынку, «от нечего делать». Они могут лежать недочитанными месяцами, годами, покрывшись пылью, как на столике у Обломова. О них забываешь через два дня после прочтения, как забываешь лица пассажиров, выйдя из трамвая.
«Арена» для меня стала типичной книгой второго рода. Сборник рассказов-вариаций, переплетающихся, как нити в браслете-фенечке, на уровне сюжета, персонажей, места действия. Типичный герой всех рассказов «Арены», независимо от возраста, социального положения и даже, наверное, пола - этакий «романтический мальчик». Как истинный романтический мальчик он прекрасен, как Аполлон, возвышен, как Парнас, эрудирован, как Большая Советская Энциклопедия, одинок, как лермонтовский парус и, самое главное, таинствен, как недостроенная школа, когда тебе 8 лет. Он, как у Гофмана, мучается от непонимания живущих рядом бюргеров-филистеров. И дальше типичные романтические сказочность, двое- или многомирие, система двойничества.
Впервые я подумала, что в книге может быть много слов, как «многа букаф» для интернет-пользователя, больше, чем нужно, чтоб выразить смысл, больше, чем нужно, чтоб оказать эмоциональное воздействие. Авторскую установку как будто озвучивает один из героев: «Я буду рассказывать ужасно долго, с цветами и запахами». Кажется, автор действительно хотел, чтоб читатель увидел те цвета, ощутил те запахи, как в «Антоновских яблоках». Но «Арену» писал не Бунин, и в результате мы получаем ряд слов, за которыми, как за зеркалом, ничего не стоит, нагромождение, как в комнате Плюшкина, вещей, их обозначений. Вещь как фетиш, как предмет культа - главная составляющая книги. Я говорила, что книга о «романтических мальчиках», так вот, это не так: книга о вещах. При этом вещью, как после укуса вампира, становится и то, что в нашем понимании далеко от вещественности. В ряд действительно вещных туфелек, свитеров, платьишек, деталей интерьера, игрушек и безделушек, перечисления которых занимают страницы, как французский текст в «Войне и мире», вписываются книги, фильмы, песни. Они не взаимодействуют с авторским текстом, как обычно интертекст, а скорее стоят на полке, как ваза. Набор вещей-прецедентов, надо сказать, довольно ограничен, вскоре они начинают повторяться в различных комбинациях, как задания в книге кроссвордов.
А еще в книге очень много сравнительных оборотов (иногда банальных, иногда очень неоднозначных) с союзом «как», как... в этой рецензии. Даже чуть больше. Правда, к середине книги (как раз тогда, когда я собралась их считать) автор, кажется, одумался и заменил «как» на «словно», словно... Ну вы поняли правила игры?