Quo vadis

Jul 01, 2014 22:19



Книга определенно стала одним из этапов моей читательской биографии, хотя бы потому, что читала я ее - о ужас, стыд и позор - 3 месяца. Поначалу было очень тяжело: я терялась в длинных польских предложениях, огромном количестве историзмов и латинских выражений. Вспоминала вычитанное где-то мнение, что Сенкевич - автор до невозможности занудный, и готова была с ним согласиться. А потом пошли очень сильные эпизоды, заставляющие дышать чуть реже, склоняться над книгой чуть ниже и проглатывать одно за другим эти длинные польско-латинские предложения.

Роман для меня в первую очередь о смене эпох и мировоззрений. О том кратком периоде, в который эта смена происходит. Причем о мировоззрении, в частности о христианстве, здесь хочется говорить не как о собственно религии, а скорее как о системе морально-нравственных координат. Не о том, что Христос сменяет давно превратившихся в риторические фигуры греко-римских богов, а о том, что месть сменяется прощением, жажда получать - желанием отдавать, абсолютный эгоцентризм - умением видеть и понимать другого. Единственно возможные с точки зрения современного читателя поступки христиан вызывают удивление и полное непонимание со стороны героев. На протяжении нескольких сотен страниц звучат их недоуменные вопросы, потом постепенно затихают - мировосприятие меняется.

Эта смена мировосприятия у каждого происходит по-своему, каждый приходит к ней своим собственным путем. Виниций через любовь. Хилон (Что нам до чистых и светлых и, чего скрывать, немного ванильных отношений двух влюбленных, что до изысканного эстета Петрония? Вот он, истинный герой, испорченного Достоевским читателя, человек прошедший самый сложный путь и герой нескольких самых сильных сцен романа!) через раскаяние. Долго думала, что же спровоцировало подобные изменения в Петронии. Не нашла ответа, но изменения, может, только отчасти, но произошли. Ведь не принимая христианства, в своих действиях Петроний во многом начинает руководствоваться той самой новой моралью.

Еще один персонаж книги, римский народ, к этому новому мировоззрению приходит, вернее еще только делает шаг навстречу, проверенным античным способом - через сострадание.

Действительно, народ можно назвать, пусть и неглавным, но полноценным и важным героем романа. В основном действии участвует он нечасто, но на протяжении всего романа не оставляет ощущение его незримого присутствия: о нем говорят, думают, его интересы стараются постоянно иметь в виду. Первый раз как некий обобщенный персонаж появляется в хаосе римского пожара. Но гораздо полнее и интереснее образ народа, публики (и в русском, и в латинском значениях) раскрывают сцены в амфитеатре.

Когда-то читала, что Сенкевич оказал значительное влияние на Булгакова. Подозревала, что найду переклички (вроде до невозможности знакомых интонаций предпоследнего абзаца), но никак не ожидала увидеть в античном цирке Варьете. Вспомнились воландовские «люди как люди», жадные до материальных благ и примитивных развлечений, тех пресловутых «хлеба и зрелищ», но с неизменным «и милосердие стучится в их сердца». Именно это спонтанное проявление милосердия и сострадания становится важным этапом смены мировоззрения, одним из тех переломных моментов, после которых победа нового уже неизбежна.

Отдельно хотелось бы сказать про образ Нерона. Мне кажется, он должен быть интересен современному постмодерну с его размыванием границ жизни и текста и переоценкой системы ценностей. Сжечь город ради того, чтобы сложить об этом песнь - сюжет, вполне соответствующий его тенденциям. Вот только проблема в том, что Нерон плохой поэт, эпигон без способности к созиданию. Даже в последние часы он цитирует чужие тексты, потому что ничего собственного создать не может.

литературобредческое

Previous post Next post
Up