Марина и Сергей Дьяченко "Vita Nostra"
Почти три года не брала в руки шашек не писала рецензий. И вот я снова здесь. В данном случае мой текст - это не рекомендация книги и даже не ее трактовка. Это повод поговорить, родить в споре истину, получить подтверждение или опровержение каких-то своих мыслей и идей.
Вот так всегда бывает, выбираешь почитать в отпуск какую-нибудь ненапряжную «жвачку», а потом ходишь несколько недель и пытаешься понять, что же это было. Попробую сделать это на нескольких уровнях.
С сюжетным уровнем все достаточно просто и мамамыларамно. Популярность «Гарри Поттера» породила лавину книг об разнообразных магических учебных заведениях. И если «Гарри Поттер» не так плоск, как может показаться, большая часть подобных текстов, боюсь, ограничивается сюжетным уровнем. До определенного момента что-то подобное мерещится и в “Vita nostra”. Дьяченки здесь немного играют с читателем, обманывают его ожидания, резко разворачивая «Гарри Поттера» куда-то в сторону Дерриды. Хотя методами обучения университет в Торпе напоминает не постгаррипоттеровские романы, а, например, беляевского «Ариэля»: с психологической ломкой и чем-то напоминающем НЛП.
В духе той же постгаррипоттеровской традиции главная героиня оказывается немного Мэри Сью. И лучшая на курсе, и все у нее получается (не сразу, но если б сразу, то вообще сюжета никакого не было бы), и учится по индивидуальной программе, и казенная квартира, и индивидуальные условия.
Но, как бы то ни было, книга затягивает. Хочется быстрее дочитать, узнать, что будет дальше, чем дело закончится. Как будто смотришь немного абсурдный, не самый приятный сон, чтоб проснуться придется досмотреть до конца. Иногда заставляет читателя чувствовать неловкость. «Отвращение», - пишут авторы других рецензий, которые, видимо не читали какого-нибудь Сорокина. Нет, до отвращения дело не доходит, но неловкость и какой-то дискомфорт книга вызывает.
Второй уровень - образно-символический. Вот тут у меня много вопросов. Не каждый символ мне удается расшифровать, и не каждый образ вписать в систему. За обучение приходится платить невысказанными словами-монетами, а на шее главной героини грузом непреодолимого страха висит редкий на тот момент сотовый телефон. Это все красиво и объяснено в тексте. Но остается много вопросов. Какую роль играют крылья и полеты? Какую роль играет чудовище? Как соотносится идея человека-слова с присваиванием мест и людей?
Самый интересный уровень - идейный. Я не большой знаток творчества Дьяченко, но по тем двум романам, что я прочитала, кажется, что оно скорее про идею, чем про форму: текст кажется достаточно сухим и схематичным. Вообще интересно наблюдать, как постмодернистские идеи «спускаются» в массовое искусство, входят в повседневное сознание. Все эти «Жизнь есть сон», «Мир как текст» и прочие концепции с выходом на субъективное конструирование реальности из философии и литературы, которая называет себя элитарной (хотя на самом деле, кажется, все началось где-то в средневековье, где никакого разделения и не было), приходят в беллетристику, где абстрагированные философские идеи соединяется с тем увлекательно-эмоциональным, близким всем и каждому компонентом, ради которого мы в основном и читаем литературу.
«В начале было Слово». Первое слово - глагол, verbum. Не случайно, название части речи совпадает с обозначением слова, как такового. Если мне не изменяет память, то по первородности сопоставимый лишь с существительным: все остальные части речи, поздние, вторичные.
«Не бойся!» - Глагол в повелительном наклонении. С частицей, кстати. Отрицающий, перечеркивающий, но не самостоятельно, а при помощи, в окружении других: слов или людей в данном случае не так важно. «Не бойтесь!» - один из призывов Нового Завета, провозглашающего новую эпоху, в которой страх Ветхого сменяется любовью. Не случайно в конце книги возникает цитата Евангелия от Иоанна. С «Не бойтесь», кстати, начал свою первую проповедь Иоанн Павел II (простите, никак не могу избавиться от этой ассоциации, уж очень она «вкультурна»), провозгласив тем самым опять же смену эпох, смену парадигм, если говорить тем самым метатекстовым языком.
А еще книга немножко про взросление (опять же смена парадигм). Про то, как тяжело уйти от родителей, признать, что у них есть своя жизнь и дать понять, что у вас своя. Про потери: знакомого, привычного быта, некоторых близких, себя прежнего. В одной из рецензий книгу сравнили с «Домом, в котором» на эмоционально-увлекательном уровне. Но дело даже не в эмоциях: оба текста про взросление как выход за пределы. Это всегда страшно. Это всегда в той или иной степени выход из зоны комфорта.
Вот так всегда бывает, выбираешь почитать в отпуск какую-нибудь ненапряжную «жвачку», а потом ходишь несколько недель и пытаешься понять, что же это было. Попробую сделать это на нескольких уровнях.
С сюжетным уровнем все достаточно просто и мамамыларамно. Популярность «Гарри Поттера» породила лавину книг об разнообразных магических учебных заведениях. И если «Гарри Поттер» не так плоск, как может показаться, большая часть подобных текстов, боюсь, ограничивается сюжетным уровнем. До определенного момента что-то подобное мерещится и в “Vita nostra”. Дьяченки здесь немного играют с читателем, обманывают его ожидания, резко разворачивая «Гарри Поттера» куда-то в сторону Дерриды. Хотя методами обучения университет в Торпе напоминает не постгаррипоттеровские романы, а, например, беляевского «Ариэля»: с психологической ломкой и чем-то напоминающем НЛП.
В духе той же постгаррипоттеровской традиции главная героиня оказывается немного Мэри Сью. И лучшая на курсе, и все у нее получается (не сразу, но если б сразу, то вообще сюжета никакого не было бы), и учится по индивидуальной программе, и казенная квартира, и индивидуальные условия.
Но, как бы то ни было, книга затягивает. Хочется быстрее дочитать, узнать, что будет дальше, чем дело закончится. Как будто смотришь немного абсурдный, не самый приятный сон, чтоб проснуться придется досмотреть до конца. Иногда заставляет читателя чувствовать неловкость. «Отвращение», - пишут авторы других рецензий, которые, видимо не читали какого-нибудь Сорокина. Нет, до отвращения дело не доходит, но неловкость и какой-то дискомфорт книга вызывает.
Второй уровень - образно-символический. Вот тут у меня много вопросов. Не каждый символ мне удается расшифровать, и не каждый образ вписать в систему. За обучение приходится платить невысказанными словами-монетами, а на шее главной героини грузом непреодолимого страха висит редкий на тот момент сотовый телефон. Это все красиво и объяснено в тексте. Но остается много вопросов. Какую роль играют крылья и полеты? Какую роль играет чудовище? Как соотносится идея человека-слова с присваиванием мест и людей?
Самый интересный уровень - идейный. Я не большой знаток творчества Дьяченко, но по тем двум романам, что я прочитала, кажется, что оно скорее про идею, чем про форму: текст кажется достаточно сухим и схематичным. Вообще интересно наблюдать, как постмодернистские идеи «спускаются» в массовое искусство, входят в повседневное сознание. Все эти «Жизнь есть сон», «Мир как текст» и прочие концепции с выходом на субъективное конструирование реальности из философии и литературы, которая называет себя элитарной (хотя на самом деле, кажется, все началось где-то в средневековье, где никакого разделения и не было), приходят в беллетристику, где абстрагированные философские идеи соединяется с тем увлекательно-эмоциональным, близким всем и каждому компонентом, ради которого мы в основном и читаем литературу.
«В начале было Слово». Первое слово - глагол, verbum. Не случайно, название части речи совпадает с обозначением слова, как такового. Если мне не изменяет память, то по первородности сопоставимый лишь с существительным: все остальные части речи, поздние, вторичные.
«Не бойся!» - Глагол в повелительном наклонении. С частицей, кстати. Отрицающий, перечеркивающий, но не самостоятельно, а при помощи, в окружении других: слов или людей в данном случае не так важно. «Не бойтесь!» - один из призывов Нового Завета, провозглашающего новую эпоху, в которой страх Ветхого сменяется любовью. Не случайно в конце книги возникает цитата Евангелия от Иоанна. С «Не бойтесь», кстати, начал свою первую проповедь Иоанн Павел II (простите, никак не могу избавиться от этой ассоциации, уж очень она «вкультурна»), провозгласив тем самым опять же смену эпох, смену парадигм, если говорить тем самым метатекстовым языком.
А еще книга немножко про взросление (опять же смена парадигм). Про то, как тяжело уйти от родителей, признать, что у них есть своя жизнь и дать понять, что у вас своя. Про потери: знакомого, привычного быта, некоторых близких, себя прежнего. В одной из рецензий книгу сравнили с «Домом, в котором» на эмоционально-увлекательном уровне. Но дело даже не в эмоциях: оба текста про взросление как выход за пределы. Это всегда страшно. Это всегда в той или иной степени выход из зоны комфорта.